– Спасибо, – сказала она.

Альдо все же спал этой ночью, и спал настолько крепко, что не услышал удара колокола, призывающего на ленч. Впрочем, остальные обитатели дома оказались такими же сонями, и стол был накрыт лишь для пятичасового чая. Хотя английский образ жизни сохранился в бывших колониях на северо-востоке Соединенных Штатов, в этот день освященный веками обычай дал осечку. Ни Полина, ни Синтия к столу не вышли. Лишь Джон-Огастес и Адальбер, которые уже успели поплавать, воздали честь ритуальному чаепитию. Альдо также решил искупаться, чтобы привести в порядок свои мысли, но, поскольку он не любил чай, то оседлал велосипед и покатил в таверну «Белая Лошадь», где выпил несколько чашек кофе и выкурил столько же сигарет. Однако с Тедом ему удалось обменяться одним приветствием, так как посетителей было неимоверно много и персонал выбивался из сил. Он наслаждался относительным спокойствием, в очередной раз оценив мудрость старой поговорки, что по-настоящему одиноким можно быть только в толпе.

Ночное приключение внесло разлад в его душу. По-прежнему ощущая свою вину, он никак не мог принудить себя к искреннему раскаянию. Хотя его любили многие женщины, а сам он по меньшей мере два раза испытывал настоящую страсть, с Полиной ему удалось достичь полного и ослепительного слияния. Между тем его дружеские чувства к баронессе не имели ничего общего с любовью, которая навсегда и безраздельно была отдана Лизе: именно ее он любил и плотью, и сердцем, но тело Полины таило опьяняющее очарование, и этого следовало опасаться. Какое-то колдовство, которое нельзя было объяснить ни бархатной кожей, ни великолепием зрелой красоты, ни знанием любовной науки. Она принадлежала к числу тех редких женщин, ради которых мужчина мог бы пожертвовать всем – даже жизнью! – не испытывая к ним при этом никаких нежных чувств. Он сам до сегодняшнего вечера относился к ней с братским уважением и признательностью. Вывод: надо срочно возвращаться в Европу, иными словами, покончить с делом Риччи! Слава богу, свадьба состоится через три дня! У него хватит самообладания, чтобы удержать себя в рамках...

Вновь увидев ее за ужином, он неожиданно ощутил чувство, более всего походившее на сигнал тревоги. Она появилась в простом вечернем наряде из белого крепа, чей асимметричный крой оставлял ноги открытыми спереди, прикрывая их сзади небольшим шлейфом. Точно так же корсаж, собранный в складочки на груди, удерживался сверкающим ожерельем, зато глубокий вырез на спине доходил до поясницы. У Альдо создалось неприятное впечатление, что под креповым платьем не было надето ничего и если бы украшение из стразов соскользнуло с шеи, Полина предстала бы голой, как Ева в первый день творения. Джон-Огастес, увидев сестру, разинул рот от изумления:

– К кому это вы собираетесь на танцы в таком виде? Вы же устроите революцию!

– Я ни к кому не собираюсь, но сегодня вечером жарко, и мне захотелось показаться в этом платье, которое я ни разу не надевала, просто ради собственного удовольствия! Ну и еще, чтобы проверить, какой эффект оно производит.

– Вы великолепны! – искренне воскликнул Адальбер.

– Возможно! – пробурчал Белмонт, – но если вы не хотите, чтобы на вас накинулась свора наших блюстительниц нравов, советую вам приберечь это платье для вечеринок у камина, сочетая его, быть может, с небольшой шерстяной шалью? У нас, Белмонтов, слабые бронхи.

– Кто вам поверит, если вы целый день плещетесь в холодной воде? Ладно, вы в этом ничего не понимаете. Это платье сшито по последнему писку моды. Спросите у Синтии!

– Мы ее не увидим до послезавтра: она отсыпается!

– ...или у наших друзей! Ну, джентльмены, у кого из вас хватит мужества – потому что мужество вам действительно необходимо! – стать моим спутником на одном из приемов в Яхт-клубе?

– У меня! – вскричал Адальбер. – И я сделаю это с Величайшим удовольствием!

– А вы, Альдо? Вы пойдете со мной на танцы?

В ее смеющемся взгляде был вызов. Он слишком хорошо понимал, чем закончится подобная вылазка, и слегка кашлянул, чтобы внезапно охрипший голос не выдал его чувств. Но постепенно зеленеющие глаза ясно показывали Полине, что он не слишком одобряет ее дерзость:

– Адальбер холостяк, в отличие от меня, и быть спутником сирены, или, точнее, Венеры собственной персоной, настоящий триумф для него, который отцу семейства уже не позволителен.

Полина нервно рассмеялась:

– Венера? Это что, комплимент? В какой из пьес вашего Расина говорится о Венере, не отпускающей свою жертву?

– В «Федре», баронесса! В пьесе о несчастной женщине, которую любовь погубила и на которую вы совершенно не похожи!

– Вот! – с удовлетворением заключил Джон-Огастес. – А теперь, надеюсь, мы приступим к ужину? Что себе думает Беддоуз, где его колокол?

Означенный Беддоуз именно в это мгновение вошел в комнату с серебряным подносом, на котором лежало письмо, и с поклоном обратился к Морозини:

– Для Вашего превосходительства.

– Ответа дожидаются?

– Нет, насколько я знаю. Слуга уже ушел! Альдо вопросительно посмотрел на хозяев дома:

– Вы позволите?

– Конечно же, дорогой друг! – сказал Белмонт. – Тут витает легкий аромат тайны, и я просто сгораю от любопытства!

Текст был любезным, но кратким. Алоизий Ч. Риччи приглашал князя Морозини нанести ему визит около трех часов дня, за ним будет прислана машина.

Полина отреагировала незамедлительно:

– Надеюсь, вы не поедете туда?

Она почти выкрикнула эти слова, но, заметив общее изумление, тут же добавила:

– Нельзя принимать приглашение, составленное в столь развязных выражениях. И ему, видите ли, не нужен ответ. Словно это какое-то официальное извещение!

– В этом пункте я с вами соглашусь, – поддержал сестру Белмонт. – Это звучит бесцеремонно!

Альдо добродушно возразил:

– От подобного человека не следует ожидать, чтобы он держал кодекс правил поведения под подушкой. Я все же приму его приглашение: мне очень давно хочется взглянуть на его Палаццо!

– Я поеду с тобой, – решил Адальбер. – Этот тип должен знать, что мы неразлучны...

– Он вполне способен выставить вас за дверь, – сказала Полина.

– В таком случае я останусь возле дома. И буду ждать! – мужественно провозгласил Адальбер. – Не беспокойтесь, баронесса! Честно говоря, я не вполне понимаю, что может случиться с Морозини, если он придет по приглашению несколько грубоватому, согласен, но при этом открытому. Вряд ли за ним скрывается западня!

Все перешли к столу, где был спешно накрыт холодный ужин. Это было сделано по распоряжению Джона-Огастеса, который понимал, насколько устали слуги, и желал дать им возможность лечь спать пораньше. Синтии по-прежнему не было видно и слышно: чрезвычайно озабоченная цветом своего лица, она прописала себе целительный двухсуточный сон.

Полина поднялась к себе сразу после ужина, оставив мужчин за кофе, который они выпили на террасе, любуясь совершенно изумительным закатом и наслаждаясь вкусом хороших сигар. В этот момент опять появился Беддоуз и сообщил Морозини, что какая-то женщина просит разрешения поговорить с ним наедине. Одновременно он вручил Альдо сложенную вдвое, но при этом запечатанную записочку, в которой было сказано:

«Посылаю к вам Броуни, мою горничную. Выслушайте ее, это чрезвычайно важно! Хилари».

Записку Альдо положил в тот же карман, где лежало послание Риччи, и пошел вслед за дворецким в вестибюль. Там его действительно поджидала женщина в черной одежде и черной шляпке, подобающих камеристке из хорошего дома. Однако своими слишком широкими для женщины плечами она походила на спортсменку и, видимо, отличалась большой силой. Из-под полей шляпы виднелось не лишенное красоты лицо с правильными чертами, которое не портили даже гладко зачесанные и собранные сзади в шиньон волосы.

– Вы можете выбрать место, где нас никто не услышит? – спросила она. – Моя хозяйка придает этому большое значение!

Морозини жестом указал на римский бюст, расположенный ближе всего к двери и дальше всего от лестницы: