Судно, выйдя из гавани, направилось в открытое море. Берега Франции постепенно исчезали из вида: город Гавр прежде всего, но также синие крыши Онфлёра, а еще дальше – бежевая кайма пляжей Ульгата, Довиля и Кабура. Ветер стал совсем прохладным, и Морозини уже собирался вернуться в каюту, когда внимание его привлекли шум мотора и крики пассажиров на другом конце палубы: маленький биплан «Blue-bird Blackburn»[18] кружился над пароходом, опускаясь так низко, что было видно, как пилот в открытой кабине машет платочком. На эти сигналы горячо реагировала группа людей, окружавших юную девушку, которая, в свою очередь, бешено размахивала голубым шарфом и посылала воздушные поцелуи пилоту, получая ответные с процентами. Видимо, это был жених прелестной девочки, решивший проститься с ней таким красивым способом. Пассажиры с энтузиазмом встретили смельчака, и Альдо тоже был очарован: ему понравился этот немного безумный поступок. На палубе звучали приветственные крики и смех, но все рано или поздно кончается: сделав последний круг, самолетик повернул к берегу. И внезапно на глазах у всех произошла драма: у биплана заглох мотор, и он вошел в пике. Палуба охнула в едином порыве, а девушка в ужасе закричала. Все с бессильным отчаянием смотрели на волны: до места трагедии было уже далеко – туда нельзя было добраться ни вплавь, ни даже на спасательной шлюпке! Некоторые женщины лишились чувств, а невеста, словно оцепенев, намертво вцепилась в перила и не сводила глаз с моря.
Вдруг наступила полная тишина, потому что шум двигателей умолк. Затем они заработали вновь: капитан принял решение вернуться назад в надежде спасти пилота. Пройдя две-три мили на полной скорости, корабль сбавил ход и медленно приблизился к месту, где самолет нырнул в волны, не оставив по себе никаких следов. Пассажиры парохода затаили дыхание, и на какое-то мгновение всем показалось, что надежды больше нет. Однако «Иль-де-Франс» упорно продолжал поиски. Уже наступали сумерки, когда с передней палубы раздался возглас:
– Вот он! Я его вижу...
Со своего места Альдо не видел ничего, кроме спасательной шлюпки, которую проворно спускали на воду. Мгновение спустя послышались крики:
– Его спасли! Он жив!
– Хвала Господу! – выдохнула дама в сером, оказавшаяся рядом с Альдо. – Бедняжка Дороти не пережила бы этой катастрофы.
– Вы с ней знакомы?
– Мы с ней даже родня. Ее зовут Дороти Пейн, она принадлежит к одной из наших лучших нью-йоркских фамилий, но летчик, ее жених, это француз по имени Пьер Лэр, сын богатейшего торговца хлопком[19]...
Баронесса говорила об этом самым естественным тоном, как будто знала своего соседа с давних пор, но при этом не смотрела на него, и Альдо с удивлением отметил про себя, что нигде не видно Жиля.
– Что вы сделали с моим другом Вобреном? – спросил он.
– О! Он побежал на мостик к капитану, но, полагаю, опытный моряк в его советах вряд ли нуждался. Это настоящий джентльмен! Повернуть такой большой корабль ради столь незначительного типа!
– Должно быть, он думает, что любая человеческая жизнь имеет ценность и нужно делать все возможное, чтобы спасти ее. Но вы правы, путешествовать на пароходе, которым командует такой человек, это большое счастье. А теперь мне, наверное, следует представиться...
Она засмеялась, и, несмотря на волнующий низкий голос, смех у нее оказался заразительно веселым:
– Не стоит труда. Я уже спросила нашего друга. А вот моего имени вы не знаете!
– Я сожалею об этом с того момента, как увидел вас.
– Ах, как галантно это было сказано! Что ж, меня зовут Полина Белмонт, полгода назад я стала вдовой барона Франца фон Этценберга и теперь возвращаюсь домой, в Нью-Йорк.
Бешеные аплодисменты заглушили ее слова: молодого летчика, мокрого до нитки и завернутого в одеяло, подняли на борт. Двое матросов тут же понесли его в лазарет, где его должен был осмотреть врач. Сил у него хватило лишь на то, чтобы помахать своей невесте, которая снова плакала – на сей раз от счастья.
Тем временем вернулся Вобрен. Он был слегка уязвлен, увидев, что баронесса и Морозини беседуют как старые знакомые, но постарался ничем этого не показать. Его настолько переполнял энтузиазм, что места для более мелких чувств не осталось:
– Что за человек наш капитан! Какое хладнокровие, какая элегантность! Он меня вежливо выпроводил, но я на него не сержусь. Он составляет чудную пару со своим кораблем[20]. Быть может, нам пора подготовиться к ужину? – добавил он, предложив руку баронессе, которая покачала головой:
– Идите без меня! Я схожу узнать, как себя чувствует Дороти, и побуду с ней. Впрочем, никто и не переодевается для первого после отплытия ужина!
– А я так надеялся пригласить вас! – воскликнул Вобрен с гримасой разочарования. – Мы оба, разумеется! – добавил он так поспешно, что вызвал у Морозини улыбку.
– У вас будет масса времени, чтобы сделать это! И, полагаю, вам есть что рассказать друг другу, раз вы так давно не виделись.
– Это неплохая мысль, – тут же согласился Жиль. – Кажется, на борту две звезды и еще несколько известных лиц, которые в первый вечер не покажутся. Можно будет спокойно поговорить....
– Вот оно что! – прошептал Альдо, провожая взглядом Полину фон Этценберг, которая направлялась к лестнице. – Как приятно иметь такое средство для исцеления! Полагаю, ты опять влюбился? Должен признать, что твой выбор заслуживает всяческого одобрения.
– Разве она не великолепна? – вздохнул антиквар с таким чувством, что Альдо понял: ужин пройдет под аккомпанемент восхвалений прелестей красавицы-американки.
– Изумительна! И давно ты с ней знаком?
– Неделю. Я встретил ее в «Бёф-сюр-лё-Туа», куда привел одного клиента из Швейцарии. Она была там с друзьями, а мой клиент, оказывается, хорошо ее знал. Он представил нас друг другу.
– Овдовела полгода назад и появилась в «Бёф-сюр-лё-Туа»? Тебе не кажется, что с мужем распростились весьма поспешно?
– Он пил, как лошадь, и в пьяном виде поднимал на нее руку. Учитывая, что он всегда был под парами вина или шнапса, она, как ты понимаешь, не слишком о нем жалеет. Вместе с тем одевается она только в серое или в белое. Но что это с тобою сталось, отчего ты так придирчив? Надеюсь, у тебя все в порядке? Я имею в виду Лизу!
– В полном порядке. Она готовится подарить мне третьего ребенка, а сейчас должна быть в Австрии вместе с близнецами. Однако не могу отрицать, что стал несколько подозрительным. Не без причины...
– Ты мне расскажешь об этом за ужином! Пойдем вымоем руки, выпьем по стаканчику и вперед...
К парадным помещениям парохода в стиле чистейшего ар деко вела монументальная мраморная лестница с полированными медными перилами и зеркалами на стенах, соединявшая простоту линий с самой утонченной роскошью. Интерьеры создавались величайшими мастерами своего дела: Рюльману принадлежал общий салон, называемый также Чайным, со стенными панелями из светлой древесины ясеня, прошитыми полосками посеребренной бронзы; Ричарду Бауэнсу – громадный холл; Сю и Мару – Большой салон с его канапе, накрытыми обюссинскими коврами, на которых были изображены самые прекрасные дворцы парижского региона – Версаль, Шантийи, Ментенон, Нуайон; Анри Пакону – Большая кофейная терраса и Курительная комната трех уровней. Повсюду были великолепные украшения из кованого железа Раймона Сюба, громадную столовую Пату с потолком в три уступа освещали сто десять светильников Лелика из янтарно-жёлтого стекла, в середине ее возвышался удивительный фонтан Навара – пирамида из золотых и серебряных цилиндров. Именно около этого фонтана расположились Морозини и Вобрен, посетив предварительно бар со стенами красного дерева, уже заполненный американцами, которые жаждали воспользоваться благами страны, избавленной от ужасов сухого закона.
