— Отстали? Это от кого же, скажи на милость? Уж не от вас ли, андалусийцев?

— Совершенно верно! Вот мы никогда не оставляем оскорбление безнаказанным!

— А для чего тогда, по-твоему, полиция?

— Наказывать обидчиков вместо тех, у кого не хватает пороху делать это самостоятельно!

— Неудивительно, что ты так говоришь… Если родился и вырос среди дикарей…

— Ну да, а вы, северяне, только и мечтаете получить одну из этих дикарок в жены!

Супруги обожали подобные перепалки, и Мерседес нарочно избрала обходной путь. Прежде чем перейти в наступление, следовало вернуть Альфонсо доброе расположение духа и дать ему расслабиться.

— Скажи, мой Альфонсо, — вдруг совсем другим тоном спросила она. — А ты подумал о бедняжке Конче? Как она, должно быть, страдает… ведь теперь все их будущее испорчено…

— Сама виновата! Поискала бы супруга поуравновешеннее!

— Но ты-то женился на мне! Думаешь, коллеги тебя не жалеют за то, что связался с такой сумасшедшей?

Растроганный комиссар встал и расцеловал жену в пухлые щеки.

— Ну, я — другое дело. И потом, я же тебя люблю!

— Так ты, что ж, воображаешь, будто она его не любит, а?

— Знаю, Мерседес, знаю… Но, послушай, Мигель меня пугает…

— Пугает?

— Парень не в себе… Это сплошной комок ненависти… В любой момент он способен превратиться в убийцу, и я отстранил его от работы прежде всего из этих соображений… Вот только не уверен, что даже это остановит Мигеля.

— Не лучше ли тогда держать его при себе? Тогда он хоть будет под наблюдением.

Дон Альфонсо с улыбкой посмотрел на жену.

— Ловко ты это провернула, Мерседес… Так ты хочешь, чтобы я ему позвонил?

— Как будто ты сам этого не хочешь, Альфонсо!

— И что же, мне просить прощения?

— Не болтай глупостей! Просто вызови для окончательного объяснения.

— Видимо, мне на роду написано никогда ни в чем тебе не отказывать!

Глубоко вздохнув, он пошел к телефону, но в глубине души был очень доволен. Трубку сняла донья Конча. Мерседес пыталась по лицу мужа угадать, что ему отвечают, и по хмурому виду Мартина сразу поняла, что ее надежды на то, что все уладится, не оправдались. Сухо попрощавшись с доньей Кончей, Мартин бросил трубку и повернулся к жене.

— Ну, что я тебе говорил? Мигель совсем спятил! Знаешь, где он сейчас? У больницы Сан-Пабло! Караулит Хоакина Пуига. Мигель, видите ли, не теряет бдительности и подозревает, что тот попытается удрать сегодня ночью!

— Чего ради он там ждет?

— Чтобы снова отколотить Пуига, черт возьми, и снова вынудить к признаниям! Люхи вполне способен его доконать.

— А что говорит Конча?

— Она одевается. Хочет попробовать урезонить мужа или по крайней мере повиснуть у него на шее и помешать совершить непоправимую глупость.

Комиссар Мартин снова снял трубку и, позвонив в управление, приказал двум дежурным инспекторам незаметно подойти к больнице Сан-Пабло, найти инспектора Люхи и, не показываясь, не сводить с него глаз, пока тот не вернется домой, а потом явиться с докладом, да не в управление, а на квартиру. Наконец, к величайшей досаде дежурной медсестры, Мартин тоже решил выяснить, когда Хоакин Пуиг покинет пределы больницы. Медсестра решила, что судьбой этого господина интересуется чересчур много народу.

В конце концов Хоакин Пуиг погрузился в какое-то странное забытье. Страх улегся, но предварительно успел измотать его, как долгая пробежка. В палате, где Хоакину предстояло провести последние несколько часов, царил полумрак. В неверном свете ночника забывшиеся тревожным сном больные при каждом движении отбрасывали на стены самые фантастические тени. Безмолвие и духота нагоняли сон. Внезапно какой-то чуть слышный стон вернул Пуига к действительности. Сначала он даже не сообразил, где находится, потом сразу вспомнил об Игнасио Вилларе, и его вновь охватило отчаяние. В голове промелькнула мысль об американских гангстерах времен Аль Капоне, когда врагов убивали даже в клинике. Испуганно поглядев на дверь, Хоакин чуть не вскрикнул. Но вошла старшая медсестра, совершавшая ночной обход.

Больные и побаивались, и любили эту крепкую женщину. Сестра подошла к каждой постели, поговорила с теми, кому никак не удавалось уснуть, одним поправляла подушки, других успокаивала и наконец подошла к Хоакину. Заметив испуганный взгляд и вспотевшие виски, сестра спросила, не нужно ли ему что-нибудь. Но Пуигу никто не смог бы дать то, в чем он больше всего нуждался. И Хоакин лишь покачал головой. Добрая женщина решила порадовать больного:

— Да ну же, вам осталось всего несколько часов, а утром вернетесь домой… И как не стыдно драться в вашем-то возрасте, тем более, у вас, видно, очень много друзей! Во всяком случае, судя по телефонным звонкам… Просто удивительно, сколько людей хотят знать, в котором часу вас выпишут! У меня такое впечатление, что у входа вас встретит целая процессия!

Пуиг не видел, как она ушла, и не слышал ободряющего смеха. Так его поджидают, и завтра, переступив порог, Пуиг попадет в лапы наиболее расторопного из этой своры! В подобной ситуации Хоакин готов был предпочесть полицию. Он отлично знал, что не выдержит допросов, особенно если за дело примется Люхи, но все же лучше тюрьма, чем нож Гомеса! А кроме того, почему бы не попытаться шантажировать дона Игнасио? Достаточно передать на волю, что, если тот не придет на помощь, он, Пуиг, все выложит. Правда, выйдя на свободу, Хоакин снова угодит в объятия Виллара и тот заставит его дорого заплатить за эту торговлю. Пуиг так вспотел, что простыни прилипали к коже. Он ни разу не сидел в тюрьме, зато навещал там менее удачливых приятелей. От этих посещений в памяти осталось впечатление ужасающих грязи, тесноты и уродства. И какого черта он нанял этого Пако Вольса? С него-то и начались все неприятности! Но кто ж мог догадаться? Годы и годы тюрьмы… до самой смерти! От одной мысли об этом у Пуига застучали зубы. Да никогда он не вынесет такого существования! Все равно что превратиться в зверя в зоопарке… Нет, пока его не схватили, надо повидаться с доном Игнасио. Он удерет еще до рассвета, а те, кто явится подстерегать у дверей больницы, пускай охраняют пустую клетку! Виллар всегда относился к нему по-дружески. Он, Хоакин, все объяснит. Виллар обязательно поверит и даст денег, чтобы сбежать от полиции. Если удрать пораньше, можно еще поймать такси и добраться до «Тибидабо», а там подождать дона Игнасио. И потом, Нина, конечно, поможет уговорить патрона. Он, Пуиг, всегда хорошо обходился с Ниной и считал ее хорошей девушкой. Но тут на память пришло очень неприятное воспоминание, и Хоакин обложил себя последними словами. Какого черта он выболтал Виллару, что певицу, кажется, очень интересует этот Пако Вольс? Правда, дон Игнасио сам его спросил, и все-таки лучше бы придержать тогда язык.

Потихоньку, стараясь не шуметь, он стал собирать вещи. Где-то в дальнем помещении часы пробили одиннадцать. До часу ночи лучше даже не пытаться удрать. И Хоакин, стараясь дышать спокойно, стал выжидать, когда же наступит время пустить в ход последнюю карту.

Мигелем владела одна навязчивая мысль — изловить Пуига и заставить его повторить прежние показания при доне Альфонсо, а потому он не заметил, как две фигуры скользнули в дверной проем напротив больницы. Инспекторы Муньиль и Валербе не понимали, с чего вдруг им дали такое задание, но оба достаточно давно работали в полиции и привыкли сначала выполнять приказ, а уж потом задавать вопросы. Заметив своего коллегу Люхи, к которому оба инспектора не питали ни дружбы, ни вражды, они думали только о том, как бы не упустить его из виду. Валербе оставил товарища сторожить, а сам вернулся в управление, пообещав через четыре часа сменить Муньиля на посту, если, конечно, тот по-прежнему не двинется с места. В противном случае Муньиль заскочит в управление и предупредит коллегу, что никуда ехать не надо.