— Я… я клянусь вам, что не убивал Вольса!

Гомес поглядел на патрона с удивлением и даже некоторой брезгливостью, и это помешало ему в нужный момент прыгнуть на Люхи. Это сделал за него Миралес, верный Миралес! Но инспектор, вовремя отскочив, ударил боксера по лицу револьвером. Тот механически поднес руку к щеке, и пальцы покраснели от крови. Миралес покачнулся — удар Люхи раскроил ему скулу до кости. А инспектор снова вскинул руку.

— За моего отца и за Пако, Виллар…

— Нет, нет, нет! Подождите! Подождите!

— Мигель!

Этот, новый голос помешал Люхи спустить курок. Понимая, что, если не выстрелит сейчас же, уже не сделает этого никогда, он все-таки не мог ослушаться своего шефа, комиссара Мартина, это было сильнее его. Инспектор опустил руку и в отчаянье обернулся. На пороге высилась мощная фигура дона Альфонсо.

— Иди сюда, Мигель.

Люхи приблизился.

— Дай мне свой револьвер!

Инспектор выполнил приказ, и дон Альфонсо положил оружие в карман.

— А теперь подожди меня на улице.

Люхи молча вышел. Виллар, все еще не веря своему счастью, учащенно дышал. Гомес с любопытством взирал на толстяка, так лихо овладевшего положением. Еще один прелюбопытный тип! Комиссар вошел в кабинет.

— Представление окончено. Убирайтесь отсюда вы все, кроме Виллара!

Пуиг попытался было возражать, ссылаясь на то, что он здесь у себя. Дон Альфонсо даже не удостоил его взглядом.

— Я велел всем убираться!

Хоакин ушел вместе с прочими. Нина, которой повелительный тон комиссара, очевидно, действовал на нервы, повернулась к дону Игнасио.

— Я останусь с тобой!

— Я очень терпелив, сеньорита, — не повышая тона и не двигаясь с места, проговорил Мартин, — но все же не стоит перегибать палку!

Нина ожидала возражений Виллара, но тот молчал, и ей, в свою очередь, пришлось удалиться, трепеща от унижения. Как только молодая женщина вышла, комиссар тщательно закрыл дверь, подвинул себе стул и уселся напротив Виллара.

— Почему?

— Почему — что?

— В чем причина всего этого переполоха?

Теперь, когда его жизни больше ничто не угрожало, Виллар, позабыв о минутной слабости, вновь обрел прежнюю самоуверенность.

— Ваш инспектор сбрендил! Не появись вы так вовремя, он бы меня прикончил.

— Почему?

— Да потому что он меня ненавидит!

— Почему?

— Ваши «почему» начинают действовать мне на нервы, комиссар! Кажется, я вам уже сообщал, что сегодня днем ваш инспектор явился ко мне в кабинет и устроил совершенно нелепую сцену. Вечером он решил продолжить… Будь вы человеком долга, уже давно положили бы конец его бесчинствам.

— Мне нравится, что о долге рассуждаете именно вы, дон Игнасио! Приятно слышать это слово из ваших уст…

— Я не потерплю…

— Еще как потерпите, дон Игнасио! Лучше расскажите-ка мне о посылке с головой Пако Вольса, которую вы сегодня отправили Мигелю Люхи!

— Понятия не имею, что это еще за новая история…

— Вот как? А по-моему, на сей раз вы зашли слишком далеко, дон Игнасио… Прямо-таки хватили через край… А между прочим, при вашем ремесле никак нельзя поддаваться вспышкам раздражения. В таких случаях голова работает плохо и невольно ляпаешь глупости… Именно это с вами и произошло. Вы сделали ошибку, которая вас и погубит. Так что в очень скором времени я надеюсь познакомить вас с гароттой[11]… Это доставит мне огромное удовольствие, дон Игнасио…

Пытаясь придать себе уверенности, Виллар закурил, и комиссар заметил, как дрожат у него руки.

— Ваша хитрость шита белыми нитками, комиссар… Все это вы говорите мне с одной-единственной целью — чтобы я не подал жалобу на инспектора Мигеля Люхи, совершившего вооруженный налет и в присутствии пятерых свидетелей угрожавшего мне смертью!

— Ох уж эти ваши свидетели, дон Игнасио… Сборище подонков!

— Это не имеет значения. И сколько бы вы ни оскорбляли моих друзей, комиссар, имейте в виду: это не помешает мне обратиться в суд!

Альфонсо Мартин с трудом встал.

— Жалуйтесь, дон Игнасио, мне это безразлично. Если понадобится принять административные меры против моего подчиненного, я их приму. Но помните: воюя с Мигелем Люхи, вы объявляете войну всей барселонской полиции. Вы будете иметь дело со мной, дон Игнасио, и очень быстро убедитесь, что, пусть я не такой романтик, как Люхи, но зато гораздо опаснее его. Желаю вам спокойной ночи, сеньор Виллар!

Швейцар делал вид, будто не замечает стоящего на тротуаре Мигеля Люхи. Как и весь остальной персонал, он знал, что полицейский пришел убить Игнасио Виллара, и сразу принял сторону хозяина. Когда комиссар вышел из кабаре, Люхи не двинулся с места. Мартин приблизился, и они молча пошли рядом. Только у набережной комиссар наконец нарушил молчание.

— Надеюсь, ты понимаешь, что, не предупреди меня твоя жена, сидеть бы тебе сейчас в наручниках!

— Да.

— Ты меня разочаровал, Мигель… Я думал, у тебя гораздо больше выдержки.

— Они убили Пако, шеф.

— Ну и что? Полицейских убивают каждый день, и твоя обязанность — ловить преступников, а не самому становиться убийцей.

— Видели б вы только эту голову в коробке…

— Для доньи Кончи это, я думаю, было особенно ужасно… И за одно это я разделаюсь с Вилларом. Положись на меня, Мигель… Если только в человеческих возможностях сломать дона Игнасио, повторяю тебе, я это сделаю. А ты, разумеется, ни на минуту не задерживаясь, отправишься в Сопейру. Следующий поезд уходит через несколько часов, вам с женой как раз хватит времени собрать чемоданы.

До самого дома Люхи они больше не сказали друг другу ни слова.

— Счастливого отпуска, Мигель! И не волнуйся — я буду держать тебя в курсе, — пообещал на прощание комиссар.

— Спасибо, шеф.

— Послушай, Мигель… Мне бы очень хотелось, чтобы ты как следует понял: я в первую очередь полицейский и никогда не позволю личным чувствам взять верх над моими обязанностями. Я должен справиться с убийцей не потому, что он мой личный враг, а потому, что он враг общества, тот, кто мешает порядочным людям спокойно жить. Тогда я бросаюсь в бой и, как тебе известно, лишь в редчайших случаях не добиваюсь того, чтобы парня познакомили с гароттой или, по крайней мере, надолго отправили за решетку. Если я питаю к нему особую ненависть — тем лучше, если люблю — тем хуже. Я выполняю свой долг, Мигель, во что бы то ни стало и чего бы это ни стоило мне самому. Если бы ты прикончил Виллара, несмотря на всю мою привязанность, я поступил бы с тобой так же, как с любым другим убийцей. Все это я говорю тебе исключительно для того, чтобы ты хорошенько понял, чего только что избежал, Мигель.

— Благодаря вам, дон Альфонсо.

— Нет, лишь той, что ждет тебя там, наверху. Ей одной ты обязан тем, что не сидишь сейчас в тюрьме.

Поднимаясь по лестнице к себе в квартиру, Мигель с тревогой думал о той минуте, когда они с Кончей посмотрят друг другу в глаза. Хотя в глубине души Люхи признавал правоту дона Альфонсо, как настоящий испанец, он считал, что никакие, пусть самые разумные основания не оправдывают отказа от мести за Пако, а потому обвинял себя в трусости. Комиссар Мартин напрасно вмешался не в свое дело. Когда затрагивали его честь, Мигель переставал быть не только гражданином и полицейским, но и вообще цивилизованным человеком, с него мигом слетала вся мягкость и прирученность, свойственные людям нового времени, и оставался лишь жаждущий мщения дикарь. Инспектор понимал, почему Конча предупредила дона Альфонсо. Действуя таким образом, она тоже выполняла свой долг, как справедливо подчеркнул Мартин, долг преданной супруги, но будучи уроженкой Арагона, она, возможно, предпочла бы иметь мужа-арестанта, которому грозит смертная казнь, нежели человека, из уважения к субординации пренебрегшего честью.