— Что вам угодно, месье?

— Я бы хотел поговорить с месье Варанже. Меня послал месье Турнон.

Лицо молодой женщины сразу нахмурилось.

— Что-нибудь случилось на заводе?

— Да нет же, нет, не беспокойтесь! Я пришел вовсе не затем, чтобы испортить вам настроение. Просто мне нужны кое-какие сведения, а месье Турнон сказал, что лучше всего обратиться за ними к месье Варанже.

Успокоенная хозяйка дома проводила меня в типично провинциальную гостиную, сохранившую дух прежних времен. Громоздкая мебель из темного дерева, конечно, не поражала красотой, зато передавалась из поколения в поколение и свидетельствовала о не слишком взыскательных вкусах предков. В этом чувствовалось что-то глубоко трогательное. Обстановка вполне подходила хозяйке дома: такая же надежная и крепкая. Мадам Варанже вполголоса приказала детям уйти, и вскоре в гостиной появился тихий, меланхоличный толстяк. Я поднялся ему навстречу.

— Месье Варанже?

— Он самый. Прошу прощения, что заставил вас ждать, но вы ведь знаете, что дома не очень-то следишь за внешностью, — вот и пришлось надеть пиджак, галстук и ботинки.

Я уверил инженера, что напрасно он устроил себе столько лишних хлопот, но Варанже, очевидно, не понял моих возражений. Люди его круга испокон веков привыкли принимать гостей исключительно в гостиной и в самом безукоризненном облачении. После того как я представился и отклонил предложение хозяина выпить рюмочку домашнего ликера, мы сразу перешли к делу и я изложил Варанже причины, побудившие меня побеспокоить его дома. Химик внимательно слушал, время от времени поглаживая подбородок, — видимо, это означало, что рассказ его всерьез заинтересовал. Судя по всему, Варанже не любил пустой болтовни и принадлежал к тем людям, для которых каждое слово должно иметь значение. Если какая-либо деталь ускользала от его понимания, химик просил повторить. Когда я умолк, он окинул меня сдержанным взглядом.

— Короче, вам бы хотелось узнать, что я думаю о своем коллеге Марке Гажане?

— Совершенно, верно.

— Это очень серьезный вопрос.

После этого началась бесконечная и совершенно бесплодная дискуссия о возможных последствиях подобного разговора и о том, насколько он, Антуан Варанже, имеет право высказать свое субъективное мнение. Мне пришлось затратить немало усилий, дабы успокоить его щепетильность, и я уже начинал всерьез нервничать, но тут химик наконец сдался.

— Ладно… вы меня убедили, и я больше не стану уклоняться от ответа.

— Наконец-то! И что же вы думаете о Гажане?

— Ничего.

В первую минуту я настолько опешил, что не мог издать ни звука. А потом меня охватило дикое бешенство, и я уже собирался высказать Варанже все, что думаю о его дурацкой шутке, как вдруг, поглядев на химика, сообразил, что он совершенно искренен.

— Послушайте, дорогой мой, ваш директор уверял меня, что вы очень дружили с Гажаном. Или это не так?

— Дело в том, что мы оба занимались химией у одного преподавателя, а потому и рассуждали примерно одинаково. Толковый малый этот Гажан, очень толковый… Во всяком случае, в области химии.

— И он никогда не говорил вам о своей личной жизни?

— Никогда! А впрочем, с чего бы ему вдруг вздумалось рассуждать на эту тему?

— И долго вы проработали вместе?

— Много лет.

— Мне трудно поверить, что за все это время вам не удалось составить никакого представления о его характере!

— Марк вообще молчун… крайне редко давал волю чувствам… и, по-моему, вечно сомневался в себе. По правде говоря, такой человек способен обескуражить кого угодно, по крайней мере если позволишь себе поддаться его пессимизму…

— А как насчет амбиций? Гажан тщеславен?

— Меня бы это удивило!

— Но, в конце-то концов, был же у него какой-то идеал?

— Продолжать лабораторные исследования. Все остальное не имело значения.

— И однако, у него были жена, семейный очаг?

Варанже явно смутился.

— Мне бы не хотелось злословить, но… что касается жены… Ходили слухи, будто ее гораздо больше интересует не муж, а кое-кто другой…

— Кто?

— Ну… это не так просто… Вы же знаете, как это бывает… Всякие россказни, намеки и более-менее злопыхательские шепотки… Короче, болтали об одном типе, содержателе то ли дансинга, то ли казино или чего-то в этом духе… о некоем Фреде Сужале…

— Значит, по-вашему, если Гажан столько времени проводил в лаборатории, то, очевидно, дома чувствовал себя не особенно уютно?

— Возможно… Утверждать я бы не решился, но это все же какое-то объяснение, верно?

— Благодарю вас.

Я предоставил химика его простым радостям жизни, надежной супруге, размеренному домашнему быту и гомонящим детишкам, а сам отправился на площадь Родесс к инженеру-электрику Жоржу Ордэну. Около десяти вечера я уже звонил в его квартиру. Здесь все выглядело совсем по-другому. Дверь открыла улыбчивая девчушка.

— Могу я видеть месье Ордэна?

Девочка окинула меня смущенным взглядом.

— Понимаете, папа сейчас занят… очень занят…

— Правда?

— Он играет со своим поездом.

— С поездом? Вероятно, электрическим?

— Конечно.

— А вы думаете, ваш папа очень рассердится, если я увижу, как он играет?

— Не знаю…

— Может, вы спросите у него разрешения?

Девчушка посмотрела на меня с нескрываемым восторгом. Должно быть, она сочла меня ужасно умным.

— Входите, месье.

Воспользовавшись приглашением, я перебрался в прихожую. По коридору прошла молодая женщина в купальном халате.

— Кто это, Дани?

— Месье хочет поиграть с папой в железную дорогу!

Я хотел объяснить истинную причину своего вторжения, но не успел — мадам Ордэн снова заговорила с дочерью:

— Отведи его к отцу, Дани, но посоветуй не поднимать слишком много шума, иначе у меня разболится голова!

Супруга инженера тут же скрылась из глаз, а девочка взяла меня за руку, так что мне не пришлось долго размышлять над странным отношением хозяйки дома к незнакомцам, входящим в ее квартиру. Дани распахнула передо мной дверь, и я оказался в небольшой комнате, значительную часть которой занимал огромный стол. Почти всю его поверхность покрывало хитроумное сплетение рельсов. Крошечные поезда, ускользая из всевозможных ловушек по воле множества стрелок, то пересекались, то ехали навстречу друг другу и, к великой радости хозяина дома и двух мальчуганов, каждую секунду избегали аварии. Судя по всему, оба мальчика чувствовали несомненное призвание к трудной работе железнодорожника.

— Папа! — окликнула отца девочка.

— Чего ты хочешь? — не оборачиваясь, осведомился инженер.

— Я привела к тебе гостя!

— И где же ты его выловила, моя птичка?

Сообразив, что мне пора взять дело в свои руки, и как можно быстрее, я поспешил опередить Дани с ответом:

— Просто-напросто на лестничной клетке, месье Ордэн. А за наживку сошел самый обычный звонок у вашей двери.

Только теперь месье Ордэн соблаговолил наконец обратить на меня внимание.

— Но… я вас не знаю!

— Наше знакомство зависит только от вас.

— Но почему я должен с вами знакомиться?

— Например, чтобы доставить удовольствие месье Турнону.

— Он-то тут при чем?

— Именно он направил меня к вам.

Инженер немного подумал.

— Вряд ли здесь самое подходящее место для разговора, а? — наконец решился он.

— Да, пожалуй.

Он с явным огорчением вздохнул.

— Ну что ж… прошу вас, идите за мной.

В кабинете инженера царил невообразимый хаос, и продвигаться приходилось с величайшей осторожностью, переступая через стопки книг. После множества сложных манипуляций мы кое-как убрали с кресел листы бумаги и смогли-таки сесть. Но беспорядок, по-видимому, нисколько не смущал Ордэна.

— Я вас слушаю, месье…

— Лиссей, Тони Лиссей.

И я в очередной раз объяснил причины своего визита.

— По словам месье Турнона, — закончил я, — вы были одним из немногих близких друзей Марка Гажана, поэтому-то я и счел необходимым…