— Так вы считаете, что вторая супруга мэтра Парнака…
— …не много стоит, если хотите знать мое мнение!
А мадемуазель Мулезан сочла нужным ввернуть очередной «коварный» вопрос:
— С чего бы это вдруг мадам в столь легком одеянии оказалась среди ночи в саду?
— Да еще за домиком мсье Дезире, где ее никто не мог ни увидеть, ни потревожить, — уточнил казуист Вермель.
— Не иначе на свидание с одним из своих любовников выскочила, уж можете не сомневаться! — хихикнула старая дева.
Франсуа резко вскочил, в очередной раз уронив многострадальное досье «Мура-Пижон», и запальчивым фальцетом завел:
— Мадемуазель Мулезан и вы, Вермель, вы просто низкие, подлые люди!
— Что? — вскричали оба старейшины в один голос.
— Как вы смеете говорить такие вещи о супруге своего хозяина?
— Мы знаем, что говорим, — прошипел Вермель.
— Вы ненавидите ее за то, что она молода, а вы — старые развалины! Вы хотите опорочить женщину из-за того, что она красива, а вы — уроды!
— Господи, и что нам только не приходится выслушивать последнее время! — простонала мадемуазель Мулезан.
— Ах, вот оно что, вам уже мало дочери? — нанес неотразимый удар Вермель.
Ремуйе едва успел схватить Франсуа, бросившегося на обидчика.
— А ну, успокойтесь! Как только вам не стыдно! Придется все рассказать мсье Альберу. Сядьте на место, Франсуа, и займитесь наконец делом! А вас, одры, чтоб я больше не слышал. Если еще хоть что-то пикните, погоню к мэтру Альберу пинками в зад! Вот там все и расскажите!
Выволочка возымела мгновенное действие, и до самого вечера в конторе стояла свинцовая тишина, лишь изредка нарушаемая всхлипываниями мадемуазель Мулезан и тихим ворчанием в животе Вермеля. Поверх досье Антуан с любопытством поглядывал на Лепито. Неужели он и вправду втрескался в мадам Парнак? А как же быть с Мишель? Старший клерк был кем угодно, но только не дураком, и в голове у него роилось множество вопросов.
К вечеру мадам Парнак просила передать мужу и падчерице, что чувствует себя лучше и хотела бы повидать их. Нотариус, до сих пор влюбленный в жену как мальчишка, бросился к изголовью ее постели. Мишель отправилась навещать мачеху с гораздо меньшей поспешностью. Увидев отца, опустившегося на колени возле тумбочки и державшего мачеху за руку, девушка явно расстроилась. Нотариус млел от удовольствия, а жена свободной рукой теребила ему волосы и сюсюкала.
— Неужто мы так боялись потерять свою маленькую Соню? — ворковала она. — Значит, мы все-таки любим нашу маленькую Соню?
— Глупышка! Как будто ты этого не знаешь.
— А что, если б меня убили?
— Запрещаю тебе даже говорить об этом! О ужас! Что бы со мной было без моей дорогой крошки?
Мишель и смешно и неприятно было видеть это унизительное слюнтяйство со стороны отца, и она не без иронии заметила:
— Надеюсь, я вам не помешала?
Оба с удивлением посмотрели на нее, и мэтр Парнак простодушно уверил дочь, что ее приход никого не потревожил.
— В таком случае, — резко возразила девушка, — меня смущают подобные неумеренные излияния чувств.
— Уж не ревнуете ли вы, Мишель? — рассмеялась Соня.
— Да нет, скорее, мне просто… гадко.
Нотариус вскочил.
— Мишель!
— Мне гораздо больше нравится, когда ты стоишь, папа, а не полозишь, как только что.
— Я не позволю тебе…
— Пощадите! — закатила глаза мадам. — Ваши крики для меня — пытка!
И она театральным жестом подняла руки к голове. Альбер тут же бросился с извинениями.
— Любовь моя, прости… прости меня, ради бога… — И, повернувшись к дочери, строго выговорил: — Видишь, что мы натворили! И все из-за тебя! Как только тебе не стыдно?
— Ах, папа! Бедный мой папа… Ну ладно, с супружескими нежностями покончено. Соня, может, вы все-таки объясните, что с вами произошло?
— Да-да, верно, расскажи нам, как это случилось, мой ангел? — подхватил Альбер.
— Я не знаю.
— Не знаешь?
— Нет. Я шла по газону и вдруг как будто камень, что-то тяжелое свалилось с крыши и прямо мне на голову. Удар! — и больше ничего не помню…
— Это ужасно, дорогая моя! Попадись мне только этот мерзавец…
— Успокойся, мой Мишук, я ведь еще жива…
Находившийся, видимо, на супружеской диете нотариус воспринял это как сигнал и бросился было обнимать жену, но, услышав голос дочери, вынужденно остановился.
— Что за странная манера: гулять по саду в ночной рубашке в одиннадцать часов ночи! — с издевкой заметила Мишель.
Соня слегка отстранила мужа и пристально посмотрела на недоброжелательницу.
— Что же здесь странного, милочка? Представьте себе, меня мучила страшная мигрень, никакие таблетки не помогали. Вот я и подумала, может, на воздухе станет легче. Это ведь так естественно.
— Ну конечно, моя маленькая, конечно! Ты только не волнуйся. Никто с тобой и не думает спорить… — заблеял обеспокоенный супруг.
— Однако мне показалось, что Мишель…
— Дорогая, прошу тебя, не обращай внимания! Мишель сегодня что-то не в духе, уж не знаю почему… Похоже, нынешние девушки все такие — нахальные и невыносимые.
— Может, и нахальные, зато верные! — резво вставила Мишель.
Отец какое-то время молча смотрел на нее.
— Верные? Кажется, ты решила изъясняться загадками? Верные кому?
— Допустим… своим обязательствам…
— Интересно, ну что ты-то можешь в этом понимать? Помолчи-ка лучше, в конце концов ты меня рассердишь! Соня, любовь моя, прости, но я должен уходить — меня ждут клиенты.
— Да, мой толстячок, иди…
— Я приду как только освобожусь, но, если ты заснешь, не стану тебя будить.
— Как ты деликатен, мой дорогой…
Поцеловав еще раз больную в лоб, Альбер попросил дочь немного побыть с мачехой в его отсутствие. Оставшись одни, женщины с нескрываемой ненавистью взглянули друг на друга. Первой не выдержала мадам Парнак.
— Вы терпеть меня не можете, правда?
— Не то слово!
— Вот как? И за что же?
— Святая невинность! Разве не по вашей милости отец оказался в столь жалкой роли?
— Какой еще роли?
— Обыкновенной — рогоносца.
— Какие гадкие слова, — насмешливо бросила Соня, — напрасно вы слушаете сплетни.
— Тут и без посторонних ясно что к чему.
— Ну-ну!
Мишель подошла к постели.
— Вот тебе и ну! Зарубите себе на носу, мадам. На ваших любовников мне плевать. Раз отцу нравится, когда его топчут ногами, то это его личное дело! Но Франсуа вам лучше бы не трогать!
— Франсуа?
— Да-да, того самого Франсуа, с которым вы встречались ночью!
— Хотите сказать, что это он меня ударил?
— Вы же отлично знаете, что не он!
— Тогда… это вы?
— Будь это я, вы бы так легко не отделались.
Соня расхохоталась.
— Приятно видеть, моя крошка, как ревность делает из вас настоящую женщину… безоружную, правда.
— Ничего, у меня есть то, чего больше нет у вас: молодость!
Соня пожала плечами.
— Это быстро проходит.
— Да, в этом нетрудно убедиться, глядя на вас!
Мадам Парнак улыбнулась.
— Неплохо… Но успокойтесь, крошка, я вовсе не желаю зла вашему Франсуа…
— Вот это и настораживает!
— Можете думать все что угодно, Мишель, но я еще не в том возрасте, чтобы связываться с сосунками.
— Поэтому-то он все время и крутится вокруг вас.
— По-вашему, я уж и понравиться не могу?
— Конечно-конечно, Франсуа настолько вам безразличен, что вы, замужняя женщина, назначаете ему ночью свидание!
— Причем здесь свидание? Он сказал, что должен сообщить мне что-то очень важное!
— Какой все-таки дурак!
— Это верно, вы составите неплохую пару… если, конечно, не станет возражать третий, ваш отец.
— Как-нибудь разберемся, только не мутите воду!
— Мне-то зачем?.. Но вы забыли одну вещь, Мишель, — Франсуа не любит вас.
— Главное, чтоб вы не лезли, а это уже мое дело! — закончила Мишель и вышла из комнаты мачехи. В холле она наткнулась на Франсуа Лепито.