На следующее утро Эмми отправилась к Диане. Сначала она позвонила Дугу, чтобы узнать, нужно ли ей специальное разрешение, но Дуга не оказалась дома. Тогда она позвонила прямо начальнику тюрьмы Оберн, и тот сказал, что она, безусловно, может приезжать.
Снег еще шел, но с перерывами. Эмми решила ехать поездом. Она не сказала ни Джастину, ни Медоре, куда направляется, и вообще не стала предупреждать их, что уезжает. Отчим и тетка вели отчаянную, но безмолвную борьбу за любимое кресло Джастина. После завтрака Джастин сразу направился к креслу; но Медора, проявив поразительную при ее комплекции сноровку, бросилась ему наперерез. Однако эту гонку Джастин все-таки выиграл... Маленькая мисс Симпсон, сиделка, отправилась куда-то по поручению своей хозяйки. Эмми молча надела пальто, вышла из квартиры через десятый этаж, спустилась в вестибюль и взяла такси до Гранд-Централа.
Поезд вез ее вдоль той же дороги, по которой они с Джастином ехали осенью, но теперь все вокруг было бело, и деревья, которые тогда радовали глаз желтой и красной листвой, уныло качали на ветру голыми, черными ветвями.
Снова, как и в прошлый раз, сердце у Эмми бешено колотилось, пока она ждала сестру. Наконец вышла Диана – такая цветущая и полная жизни, словно она проводила свои дни не в тюрьме, а на фешенебельном курорте.
– Я так и думала, что ты появишься, – не поздоровавшись, бросила она. – Ну, что скажешь?
– Я написала тебе чистую правду. Между мной и Дугом ничего нет.
– Но ведь когда-то было, – неумолимо сказала Диана. – Ты не станешь отрицать, что была влюблена в него и хотела за него замуж.
– Это было четыре или пять лет назад.
– Ой, Эмми, в этих делах меня не обманешь. Он и словом не обмолвился о разводе, но... Я сразу поняла, что он пытается тебя окрутить. Скажешь, нет?
Эмми не могла сказать «нет», как не могла отрицать и того, что в тот вечер, в синих горах над Ниццей, она чуть было не поддалась загадочному соблазну. Но вспомнив тетушку Медору, она произнесла:
– В родственников не влюбляются.
– Почему бы и нет? – пожала плечами Диана. – Он все тот же, каким был прежде.
– Нет... – Эмми подумала и честно ответила: – Правда, нет. Теперь – совсем иное дело.
– Так почему же он хочет развестись?
– Ты сама сказала, что он не говорил о разводе.
– А тут и говорить не надо было – я все поняла без слов. Но развода он не получит. Я буду бороться, сколько хватит сил. – В один миг жизнерадостная маска слетела с лица Дианы; голубые глаза потемнели, и в них заблестели слезы. – Он – мой муж, и я люблю его. Я знаю, со стороны кажется, что я не слишком-то заботлива, но его выводит из себя, когда над ним хлопочут и трясутся. И я знаю, что он любит меня, и что ему сейчас очень одиноко, и потому-то, Эмми, он и бросился к тебе; я это очень понимаю. Но он дождется меня. – Она сконфуженно утерла слезы и вдруг усмехнулась – искренне и лукаво: – В один прекрасный день я выйду отсюда. И это произойдет скорей, чем всем кажется. Из-за Агнес!
– Полиция еще не сказала своего мнения по этому поводу.
– Но это не могла быть авария! Агнес всегда очень осторожно переходила улицу! Я хочу тебе кое-что сказать. Во время суда это казалось несущественным; но примерно за неделю до того, как убили Гила, я сказала Агнес, что у меня проблемы со слугами. Дуг как раз собирался увольнять их через день-два, вот я ее и спросила, не сможет ли она найти мне кого-то, кто помогал бы по дому.
– Она говорила в тот день Джастину, что собирается зайти в бюро по найму.
– Вот видишь! – Диана подалась вперед. – Видимо, в тот день она приходила ко мне, но по какой-то причине не позвонила в дверь. Или, может быть, я не услышала звонка. А Агнес в это время могла увидеть, как убийца выходит из дома, или, наоборот, заходит... Вот что я думаю.
– Она увидела Джастина.
– Джастина?! – У Дианы округлились глаза. – Но его там не было!
– Он приходил к тебе... желал высказать свои претензии. Но он так долго звонил в дверь, что потерял терпение и ушел. А через квартал или два увидел Агнес – она стояла на углу. Он говорит, что помахал ей рукой.
– Джастин... – задумчиво протянула Диана. – Вот уж никого не было причин убивать Гила.
– Джастин говорит, что он просто постоял на крыльце и ушел.
– А полиции он сообщил об этом?
– Нет.
Диана несколько секунд подумала – и высказала вслух ту же дикую догадку, которая в свое время потрясла Эмми:
– Конечно, когда убили Агнес, Джастин был с тобой во Франции. Но он играл в карты, на бегах, водил знакомство со всякими сомнительными людьми... Он мог нанять убийцу! Хотя, честно говоря, я сама в это не верю. Больно уж не похоже на Джастина. Ты, конечно, можешь заявить об этом полиции, Эмми, но что толку? – Она закусила губу. – Нет, это невозможно. Я не люблю Джастина, но... нет, не может быть. Но я чувствую, что Агнес знала что-то важное об убийстве Гила. Ты понимаешь, как это важно? Если выяснится мотив убийства, то всем станет ясно, что я невиновна.
– Диана, а ты ждала Гила в тот день?
Диана осторожно огляделась по сторонам и, убедившись, что охрана их не слышит, прошептала:
– Да. То есть, я не знала, что он придет именно в этот день и в этот час, но вообще-то я его ждала.
Сердце Эмми похолодело, губы задеревенели; но она заставила себя спросить:
– Значит, это все-таки написала ему ту записку?
– Конечно, я, – сухо ответила Диана.
– Но в зале суда ты это отрицала.
– Естественно. – Она пожала плечами. – Неужели ты думаешь, что я созналась бы в таком добровольно? Это же все равно что самому затягивать у себя петлю на шее. Но я не думала, что меня осудят. Мне это и в голову не могло прийти. Я же не убивала Гила. – Она резко вскинула взгляд на Эмми. – А ты, значит, поверила?
– Я знала только, что эту записку написала ты.
– Откуда ты узнала? Как?
– Там было написано: «Я не могу допустить, чтобы ты женился на этой корове Коррине.» А ты именно так и назвала ее в тот вечер...
– В тот вечер, когда меня арестовали. После премьеры. Но у меня хватило ума отрицать все на суде.
– Диана, но ведь Гил был тебе безразличен! Ты любишь только Дуга! Зачем, почему ты написала эту записку?!
Диана снова пожала плечами:
– Разве люди всегда отдают себе отчет в своих поступках? Он позвонил мне и сказал – как снег на голову, – что обручился с ней. По-моему, зря он это сделал – она ведь и вправду корова. Я сказала ему, чтобы пришел ко мне, что я его жду... Да, я написала эту записку. Но это был... ну, порыв. – Диана покраснела, как ребенок, застигнутый врасплох за воровством конфет. – Наверное, он задел мое самолюбие. Он ведь был таким постоянным, таким преданным другом. И я думала, что он в меня влюблен. Видимо, я все-таки тщеславна... Это была глупость с моей стороны – ужасная глупость. Мне ведь было совершенно наплевать на его помолвку.
– Но эта записка сыграла роковую роль в приговоре!
– Ну, и как бы я объяснила судьям эту глупость? Они ведь и так смотрели на меня как на испорченную, капризную девчонку, которая купается в роскоши и привыкла получать все, что ей ни заблагорассудится!
– Да, пожалуй, они бы тебе не поверили, – потухшим голосом сказала Эмми. Но сама-то она поверила Диане, и чувствовала огромное облегчение от этого. – Ты его не убивала.
– Неужели ты хоть на миг усомнилась в этом? А, понимаю. Эта злосчастная записка даже тебя убедила. А я-то думала, ты больше доверяешь родной сестре.
– Записка меня убедила, – медленно проговорила Эмми, – хотя я никак не могла понять, почему ты ее написала.
Им снова стало легко и просто друг с другом. Диана улыбнулась:
– Ну, теперь-то ты мне веришь?
– Да. Да! Я и верила, пока не зачитали записку. Но теперь... теперь я все поняла. Кажется.
– Сэнди тоже верит мне, – сказала Диана.
– Я знаю. Он мне сказал.
– Я даже не знаю, почему. Он приезжал ко мне. Конечно, ему жутко неприятно, что он провалил свое первое серьезное дело. Теперь-то я понимаю, что зря я так упрямо настаивала на суде и на апелляции. Сэнди уговаривал меня подождать, но я... ох, мне так хотелось, чтобы этот кошмар поскорей кончился. Ведь я не убивала Гила, и, конечно, мне не верилось, что меня осудят. Ты нравишься Сэнди... И я не сомневаюсь, что он мне верит.