В канун Нового Года они отправились потанцевать. Эмми надела единственное взятое с собой нарядное платье из белого шифона, с еле заметным светло-зеленым оттенком, – и с вызовом, словно тетушка Медора в этот миг наблюдала за ней, приколола к плечу брошку – четырехлистный клевер. Дуг сразу заметил это, и глаза его засияли. Он сказал, что платье Эмми похоже на белую сирень – это был единственный комплимент, который он себе позволил.

Когда Дуг пригласил Эмми на танец, ее укололо какое-то нехорошее предчувствие; она сказала себе, что это глупо, и встала. Дуг танцевал прекрасно, да и сама музыка вселяла радость. Ни разу он не привлек Эмми к себе слишком крепко, не разу не прижался щекой к ее волосам, ни разу не сжал ее руку. Настал Новый Год, часы начали бить двенадцать, свет на несколько мгновений погас, и все, кто был в зале, расцеловались; но Дуг лишь легонько коснулся губами ее щеки.

Ночь на второе января принесла первую тревожную весть из дому: позвонил Сэнди.

– Надеюсь, что не разбудил тебя. У вас, наверно, уже за полночь?

– Неважно. – Эмми заставила себя открыть глаза, включила ночник и сонно сказала: – С Новым Годом.

– И тебя с Новым Годом. Но я звоню не за этим.

Сердце у Эмми бешено заколотилось; она рывком села на постели:

– Диана?!

– Нет-нет, с ней все в порядке. Я ездил к ней на следующий день после Рождества. Она молодец, хорошо держится. Тут другое... Агнес пропала.

– Ох, – Эмми с облегчением откинулась на подушки. – Агнес вечно пропадает. Она сказала, что едет к племяннице, и...

– Нет. – Голос Сэнди звучал громко и ясно. – Она туда не доехала. Тревогу подняла как раз-таки ее племянница. Она вспомнила, что мистер Бигэм – ваш семейный адвокат, и позвонила ему, чтобы через него связаться с тобой. А он поручил это мне, потому что сам лежит со сломанной ногой. Этот старый болван решил поучить свою внучку кататься на коньках на Рокфеллер-Плаза. Дело в том, что Агнес должна была приехать к племяннице, но не приехала, и, насколько известно мне, нигде за все эти не объявлялась.

– Но... Сэнди, у могли найтись какие-нибудь другие дела!

– Нет, – твердо сказал Сэнди. – Племянница сказала, что Агнес везла рождественские подарки детям. Этим делом она никак не могла пренебречь.

Эмми несколько мгновений подумала:

– Это верно. А в больницах ты узнавал? Вдруг она попала в аварию?

– Узнавал. Нигде ее нет. Я и в твоей квартире был, разговаривал с уборщицей, которую наняла Агнес; она тоже сказала, что та уехала к племяннице. В последний раз она видела Агнес на следующий день после твоего отъезда. У тебя есть хоть какие-то догадки о том, где она может быть?

Эмми вдруг пробрал озноб, словно зловещая черная туча, преследовавшая их семью в Нью-Йорке, догнала ее и здесь.

– Нет. Агнес не из тех, у кого есть друзья.

– Тогда мне придется заявить в Бюро по розыску пропавших без вести.

– Ты что?! Да Агнес с ума сойдет!

– У тебя есть другие предложения?

У Эмми упало сердце:

– Не знаю, что делать. Но я чувствую, поверь, что она вот-вот объявится и все объяснит.

– Ее племянница почему-то так не думает. Ладно, я заявлю в Бюро. У тебя есть ее фотография?

– С собой – нет. Но постой. Скажи уборщице – а еще лучше управляющему домом, он тебя знает, – чтобы пустили тебя в квартиру. Дома есть альбом с семейными фотографиями, только я не помню, где он лежит. Скорей всего, в маленькой библиотеке рядом с гостиной, в одном из шкафов. Ну, помнишь, та маленькая комнатка, темная, в которую мы редко заходим.

– Хорошо. Ну, а у тебя как дела? – спросил он запоздало.

– Все прекрасно.

– Дуг, надо полагать, с вами?

– Да, он приехал накануне Рождества.

– Ну, отдыхайте. Если появятся какие-нибудь новости об Агнес, я сразу дам тебе знать.

Раздались короткие гудки. Эмми медленно повесила трубку. Голос Сэнди словно вернул ее в Нью-Йорк и наполнил ощущением прошлогодней трагедии... Она стала думать про Агнес. Господи, как не хочется, чтобы ее фотография попала в полицию, чтобы ее разыскивали как пропавшую без вести...

Действительно, не привезти детям племянницы подарки к Рождеству – это совсем не похоже на Агнес. Вот что на нее похоже – так это вернуться домой в любой момент, как ни в чем не бывало, с неприступным и невозмутимым видом...

Эмми понимала, что, пока она здесь, она ничего не может сделать. Но уснуть она уже не смогла. Устав ворочаться в постели, она встала, распахнула высокие окна и принялась наблюдать, как из-за моря поднимается багрово-огненный шар солнца...

Она не рассказала о звонке Сэнди ни Джастину, ни Дугу. Незачем их волновать. К середине дня ей даже удалось убедить себя, что скрытная Агнес просто-напросто отправилась не к племяннице, а к кому-то другому, и со дня на день вернется домой. Черная туча, повисшая над ней в тот миг, когда она услышала голос Сэнди, не улетела и не рассеялась; но Эмми все равно решила ничего не говорить мужчинам.

После Нового Года Дуг остался с ними еще на целых две недели. Лазурно-золотые деньки продолжались; на горизонте в синеватой дымке уходили в небо альпийские вершины; волны Средиземного моря с гулкими вздохами омывали берег, как сотни лет назад, когда его бороздили римские галеры. Эмми, Джастин и Дуг не теряли времени даром и каждый день придумывали себе все новые занятия и развлечения: иначе нельзя, если хочешь отвлечься, забыть, спастись...

Однажды вечером, когда Джастин играл в бридж, а Эмми и Дуг прогуливались по набережной, он небрежно приобнял ее за талию. Он – муж моей сестры, подумала Эмми, и она приговорена к пожизненному заключению...

К пожизненному... Эти слова эхом отразились в шорохе волн. Эмми мягко убрала руку Дуга и сказала, что уже поздно; пора возвращаться в гостиницу и забирать Джастина.

На следующий день Эмми и Дуг наняли машину и отправились на прогулку по горной дороге вдоль Пти-Корниша. В другой машине ехали Джастин и головокружительная молодая вдовушка, с которой он познакомился в Монте-Карло.

Дорога оказалась долгой. Когда в долину начали спускаться синие тени, они остановились попить чаю в крохотной гостинице, прижавшейся к подножию крутого горного склона. Чай был невкусным, и Дуг заказал вина, которое, напротив, оказалось отменным. Они неторопливо смаковали его, беседуя; но внезапно Эмми твердо сказала, что пора возвращаться в Ниццу.

Дуг расплатился, и они вернулись к машине, припаркованной в крохотном, вымощенном булыжником дворике. По тропе они выехали обратно на дорогу – и за крутым поворотом взглядам их открылся великолепный вид: безбрежное море, черные силуэты кипарисов, темно-синие вершины гор... Дуг остановил машину, выключил мотор и зажег фары.

– Это на случай, если какая-то машина вдруг выскочит из-за поворота, – сказал он; затем повернулся и в сгущающейся мгле, в обволакивающей тени кипарисов нежно заключил Эмми в объятия. Она чувствовала тепло его рук и мягкой фланелевой куртки, шелковистость его шарфа, ощущала щекой его гладкую, но твердую щеку. Она снова почувствовала себя девочкой-подростком, влюбленной в Дуга, словно и не было всех этих лет и всего, что за них произошло. Зачарованная, она очутилась внезапно в зачарованном месте под темно-фиолетовым небом, где чернели стройные кипарисы, а с моря дул легкий, ласковый бриз. Дуг повернул к себе ее лицо и поцеловал в губы, затем еще раз.

– Ты скажешь, что так нельзя, – хрипло произнес он. – Но только так и можно. Можно и нужно. Я не могу помочь Диане. Я не...

Чары рассеялись. Диана отпрянула, но Дуг крепче привлек ее к себе и ликующе выкрикнул:

– Ты любишь меня, я знаю! Я не стал бы ничего делать, не будь я уверен в этом!

– Нет, нет, ты ошибаешься. Отпусти меня, Дуг. Давай вернемся в Ниццу.

Он отпустил ее и некоторое время сидел молча, опираясь на руль; глаза его были темнее ночного моря.

– Хорошо, – сказал он наконец. – Я не хочу, чтобы ты была несчастна. Но выход должен быть, и я его найду.