Огромные бабочки с мерцающими крыльями стремительно носились между цветами, а крошечные птички длинными изогнутыми клювиками пили мед и росинки из цветочных чашечек. Птички были размером не больше шмеля. (Они называются колибри. Это самые маленькие птички на свете, словно сделанные из чистого золота и драгоценных камней.) А в самой дали, у горизонта уходили вершинами высоко в облака могучие горы. Горы были покрыты красно-белым орнаментом. Издали он напоминал гигантские узоры в школьной тетрадке дитя-великана.

Джим смотрел и смотрел, от удивления позабыв закрыть рот.

– Да-а, – вдруг услышал он голос Лукаса, – вид у тебя довольно нелепый, старина.

Кстати, с добрым утром, Джим!

И он от души зевнул.

– Ой, Лукас! – запинаясь, заговорил Джим, не отрывая взгляда от окна. – Там, снаружи… какое там все прозрачное и… и…

– Как это «прозрачное»? – спросил Лукас, зевнув еще раз. – Вода, насколько мне известно, всегда прозрачная. А то, что ее все время много, потихоньку начинает надоедать. Хотел бы я знать, когда мы, наконец, куда-нибудь приплывем?

– Да при чем здесь вода! – от волнения Джим почти кричал. – Я же про деревья!

– Деревья? – переспросил Лукас и с хрустом потянулся.

– Ты, наверное, все еще спишь, Джим. В море деревья не растут, а уж прозрачные – и подавно!

– Да не в море! – завопил Джим, теряя всякое терпение. – Там снаружи земля и деревья, и цветы, и мосты, и горы…

Он ухватил Лукаса за руку и в волнении попытался подтянуть его к окошку.

– Ну, ну, ну, – заворчал Лукас, вставая. Однако, завидя в окне сказочную местность, надолго умолк. Наконец, у него получилось сказать: – Черт возьми!

И снова замер, захваченный увиденным.

– Что же это за страна такая? – наконец прервал молчание Джим.

– Эти диковинные деревья… – пробормотал Лукас задумчиво, – эти серебряные колокольчики, эти качающиеся узкие мостики из фарфора… – И вдруг он закричил:

– Не будь я Лукас-машинист, если это не страна Миндалия! Иди сюда, Джим!

Помогай! Нужно вытащить Эмму на берег.

Друзья выбрались наружу и стали толкать Эмму на сушу.

Справившись с делом, они сперва уселись на берегу и не спеша позавтракали. Когда последние морские огурцы из их запасов были доедены, Лукас закурил носогрейку.

– А куда мы теперь поедем? – поинтересовался Джим.

– Лучше всего будет, – рассудил Лукас, – если мы для начала отправимся в Пинь.

Насколько я знаю, так называется столица Миндалии. Посмотрим, может, нам удастся поговорить с его царским величеством.

– А чего ты от него хочешь? – удивился Джим.

– Я хочу спросить, не понадобятся ли ему один локомотив и два машиниста. Может, как раз сейчас они ему позарез нужны. Тогда мы сможем здесь остаться, понимаешь?

Страна-то, кажется, ничего себе.

Итак, они взялись за работу и сделали Эмму опять сухопутной. Сперва убрали мачту и парус, потом вытащили из всех щелей смолу и паклю и открыли дверь. В довершение этого друзья наполнили Эммин котел водой, а тендер – сушняком, который в изобилии валялся на берегу.

Потом они развели огонь под эмминым котлом. На поверку оказалось, что прозрачые дрова горят так же здорово, как уголь. Когда вода в котле хорошенько закипела, они тронулись в путь. Славная старушка Эмма чувствовала себя гораздо лучше, чем в океане, потому что вода все-таки не совсем ее стихия.

Через некоторое время друзья добрались до широкой дороги, по которой ехать было быстро и удобно. Само собой разумеется, проезжать по маленькому фарфоровому мостику друзья не рискнули, ведь каждому известно, что фарфор

– штука хрупкая и не очень привычная к тому, чтобы по нему разъезжали локомотивы.

Им повезло: дорога не виляла вправо-влево, а вела прямо в Пинь – столицу страны Миндалии. Сначала они все время ехали в сторону горизонта, над которым возвышались красно-бело-полосатые горы. Но приблизительно через пять с половиной часов пути Джим забрался на крышу локомотива, чтобы осмотреться, и увидел вдалеке нечто, похожее на бесчисленное скопление больших палаток. Палатки эти сверкали на солнце, как металл. Джим сообщил Лукасу про палатки, на что тот ответил:

– Это золотые крыши Пиня. Стало быть, мы на верном пути.

И уже через полчаса они добрались до города.

В Пине было страсть как много людей, и все – сплошные миндальцы. Джим, еще ни разу не видевший столько народу зараз, чувствовал себя неуютно. У всех миндальцев были миндалевидные глаза, косички и большие круглые шляпы. Каждый миндалец вел за руку миндальца поменьше, тот, что поменьше, вел другого, еще поменьше, и так до самого маленького, размером с горошинку. Вел ли самый маленький другого, меньше себя, Джим разглядеть не смог – для этого ему понадобилось бы увеличительное стекло.

Это были миндальцы со своими детьми, детками и внучатками. (У всех миндальцев очень много детей и внучат.) Улица ими кишмя кишела, они оживленно болтали и жестикулировали, так что у Джима закружилась голова.

В городе стояли тысячи домов, у каждого дома было много-премного этажей, и у каждого этажа была своя, выступавшая вперед крыша из золота, похожая на зонтик.

Из каждого окна свешивались флажки и цветные фонарики, а на боковых уличках от дома к дому тянулись сотни веревок для белья. На них жители сушили свою выстиранную одежду. Миндальцы – очень чистоплотный народ. Они никогда не надевают грязного, и даже самые маленькие, те, что не больше горошинки, ежедневно устраивают стирку и развешивают белье на веревочках не толще обыкновенной нитки.

Эмме пришлось очень осторожно прокладывать себе дорогу в этой огромной толпе людей, чтобы никого ненароком не задавить. Эмма ужасно волновалась, это было слышно по ее пыхтенью. Она все время тутукала и свистела, чтобы дети и внучата уходили с дороги. Бедная Эмма совсем запыхалась.

Наконец, они добрались до главной площади перед царским дворцом. Лукас нажал на рычаг – Эмма остановилась и с огромным вздохом облегчения выпустила пар.

От страха миндальцы бросились врассыпную. Они никогда не видели локомотивов и приняли Эмму за чудовище, которое направляет на людей свое горячее дыхание, чтобы убить, а потом съесть на завтрак. Лукас неспешно закурил трубку и сказал Джиму:

– Ну. пошли, паренек! Поглядим, дома ли царь Миндальский.

Друзья выбрались из локомотива и направились ко дворцу. Чтобы добраться до входных ворот, им пришлось шагать наверх по девяносто девяти серебряным ступеням. Ворота, десяти метров в высоту и шести с половиной в ширину, были сделаны из резного эбенового дерева. Это очень черная порода дерева, чернее смеси из сажи, смолы и угля. На всем свете имеется всего лишь сто два центнера семь граммов этой породы. Такое оно редкое. Добрая половина от этого количества пошла на строительство дворцовых ворот.

Рядом с воротами висела табличка из слоновой кости, на которой золотыми буквами было написано:

ЦАРЬ МИНДАЛЬСКИЙ

А внизу находилась кнопка звонка из большого цельного алмаза.

– Черт меня побери! – в восхищении сказал Лукас-машинист, хорошенько все разглядев. А у Джима глаза опять сделались круглыми-прекруглыми. Тут Лукас нажал на кнопку звонка.

В огромной двери из эбенового дерева распахнулось маленькое окошечко. Оттуда выглянула большая желтая голова и благожелательно осклабилась друзьям. Конечно, у головы имелось также и туловище, но оно было полностью закрыто дверью и потому не видно. Большая желтая голова спросила фальцетом:

– Что угодно двум вашим сиятельствам?

– Мы оба – иностранные локомотивные машинисты, – отвечал Лукас. – А угодно нам поговорить с царем Миндальским, если это возможно.

– По какому поводу вы желаете говорить с его царским величеством? – спросила голова, благожелательно улыбаясь.

– Мы лучше скажем ему об этом лично, – ответил Лукас.

– К сожалению, это совершенно невозможно, достопочтеннейший шиманист очаровательного молокатива, – почти прошептала голова с невидимым туловищем, улыбаясь еще благожелательней, – поговорить с его царским величеством совершенно и абсолютно невозможно. Или у вас есть приглашение?