– Что-то долго не видать твоего папаши! – говорили они с нарочитой иронией.

И тогда Габриель сочинила сказку. Американскую. Мол, рад бы приехать, да дел невпроворот. Он владеет огромными виноградниками и проживает в Нью-Йорке, куда экспортирует вино. Кстати, блестяще знает английский, и сколотить состояние в Америке для него – раз плюнуть. Но, понятное дело, он слишком поглощен своей работой, чтобы приехать в жалкую деревушку на берегу реки Коррез.

– Океаны по пустякам не переплывают! – заключила она тоном, не допускающим возражений.

Эти легенды, в которые девочка вкладывала неутоленные мечтания об отце, служили красноречивым доказательством ее дочерней любви к человеку, который того не стоил.

Как же реагировали старшенькая Жужу и крошка Антуанетта на фантазии своей сестры? Далекие от того, чтобы ставить их ей в упрек, они смутно чувствовали, что эти сказки слишком красивы и слишком утешительны, чтобы можно было дерзнуть их разрушить. Остальное было делом семейной солидарности.

Текли недели, месяцы, шла своим чередом приютская рутина. Школьные занятия велись в основном монахинями – понемногу истории, географии, арифметики, зато много закона божьего. Ну и, конечно же, нужно позаботиться о будущем сироток. Их обучали готовке и особенно шитью. В этой последней сфере дела у Джулии и Антуанетты шли довольно неплохо, тогда как Габриель, по крайней мере в первое время, не испытывала к тому особой охоты, чем вызывала раздражение наставниц-монахинь:

– У тебя, крошка, неровно легла кайма. Ну-ка начинай все заново!

– Эй, послушай! И это, по-твоему, шов через край?

Больше того, девочка была неловкой – постоянно колола пальцы, теряла иголки и проводила больше времени под столом в их поисках, чем за шитьем… Воистину, бывает же ирония судьбы!

Как и другие воспитанницы, сестры Шанель исполняли множество религиозных обрядов: молитвы перед каждым уроком, бесконечные поклоны, участие в таинствах святого причастия, в вечерних мессах, в повседневных службах в приютской капелле, а иногда и в церкви. Маленькие пансионерки поднимались туда гуськом, не выходя из аббатства, по огромной каменной лестнице, которая спускалась справа от опочивальни монахинь к одной из перекладин поперечного нефа. Как рассказывали наставницы, когда-то встарь по этой лестнице поднимались монахини для участия в ночных службах, со свечами в руках…

Участвуя в мессах, Габриель не переставала размышлять об этих ночных церемониях, приобретавших в ее сознании романтический ореол. Она представляла себе, как трепещет на гранитных плитах отражение огоньков свечей. Часто взгляд ее устремлялся к прозрачным витражам, свинцовая арматура которых сплеталась в таинственные рисунки. Бог весть почему, но один из них привлек ее неотвязное внимание. Он походил на две переплетенные буквы С. Но пройдет еще немало лет, прежде чем ее будут знать под именем Коко…[7] Разве могла она тогда предположить… Случается же, что хитросплетения судьбы ведут от загадочного рисунка витража XII века к одному из самых знаменитых логотипов нашей эпохи.

Конечно же, в аббатстве можно было отыскать еще немало загадочных, мистических знаков, и Габриель будет размышлять над ними все те годы, что она здесь проведет. Так, например, на втором этаже здания, где жили монахини, пол большой галереи выложен бесчисленными белыми булыжниками; в центре этой мозаики маленькие черные камешки образуют таинственные фигуры, напоминавшие каббалистические числа. Ей казалось, что узор слагается в цифры «5» – которые, безусловно, предвещают доброе будущее. Воображение девочки воспламеняла странная красота запечатленных в камне эмблем аббатства, выложенные на полу изображения митр, епископских крестов, звезд, луны и солнца. Случайно ли, что годы спустя знаменитая женщина-кутюрье даст имена этих небесных светил двум своим самым любимым собакам?

И пусть Габриель ни в малейшей степени не сознавала это, мир Обазина мало-помалу формировал, шлифовал и объяснял многочисленные аспекты ее будущей личности, вплоть до ее эстетики. Не тот ли мир, что окружал ее здесь, привил ей хорошо известный вкус к контрасту черного и белого? Тому живая иллюстрация – не только мозаики пола большой галереи, но и униформа монахинь и самих воспитанниц.

В продолжение этих лет отношения Габриель с монахинями далеко не всегда складывались лучшим образом. Это уже вопрос характера. Если две других сестры Шанель мало-помалу свыклись с приютской жизнью (а может, просто покорились судьбе), то отношения Габриель со своими наставницами подчас бывали натянутыми, ведь свой бунтарский дух она издавна проявляла еще в родной семье. Не раз за дерзостное поведение ее оставляли по воскресеньям без сладкого или усаживали переписывать, страницу за страницей, пассажи из «Подражания Иисусу Христу», посвященные покорности, терпению, кротости и повиновению – как раз тем добродетелям, которыми она не особенно блистала.

Но и это не все – она, как никто другой, страдала от царившего в приюте неравенства. Дело в том, что сюда брали не только сироток из милости – таких, как она. Часть девочек принималась сюда, как в пансион, за плату – их так и называли «платными» без малейшего понятия о такте… Среди последних была упоминавшаяся выше младшая тетушка Габриель – Адриенн и ее кузина Марта Костье. Так вот, если униформу сироткам делали из чего бог пошлет, то униформа «платных» девочек была сшита по мерке, из лучших тканей и была лучшего покроя. Габриель остро переживала столь унизительную ситуацию.

Злопамятство и обман – вот какие чувства питала она к наставницам-монахиням. Она не скоро и с трудом приучила себя называть их принятым обращением «матушка», так как оно плохо сочеталось с равнодушием, а то и враждебностью, которые ей внушали большинство из них. И то сказать, многие из этих женщин, приучавших себя сдерживать эмоции, с годами приобрели строгую маску суровости, которая препятствовала даже искре какого бы там ни было чувства привязанности. Если иные из них и проявляли некоторую симпатию к девочке, последняя была склонна читать в их глазах лишь чувство сострадания, что выводило ее из себя.

С трудом находила она некоторое утешение, общаясь с крепкими, здоровыми служанками из коррезских крестьянок. За их внешне грубой наружностью часто скрывалась человечность, родственная той, что была у нее в душе.

Нет, утешение она отыщет в другом месте. Из всех святых в этой обители более всего – даже чрезмерно – внушали почтение к св. Этьенну. Этьенну-строителю, Этьенну-чудотворцу, Этьенну милосердному. В трапезной ученицам зачитывали пассажи из его жизнеописания, в церкви непременно водили поклониться его гробнице. Здесь, под каменной крышей стрельчатой раки, мирно покоилась лежащая каменная фигура его изящно высеченного надгробного памятника с безмятежно сомкнутыми глазами. Какое спокойствие! Какое блаженство! Пребывая в смятении, девочка обращалась к нему в своих молитвах. Она думала, что нашла святого, который поймет и успокоит ее. Тогда, в годы пребывания в Обазине, он явится в ее глазах первым и единственным, кто поддержал ее в отчаянии. Впоследствии ей случится привести в смущение Этьена Бальсана, поведав ему без дальнейших объяснений: «У меня уже был другой покровитель по имени Этьенн. Он тоже творил чудеса…»

Площадь в Обазине. Воскресным днем отворяется тяжелая романская дверь аббатства, выпуская вереницу построенных в пары учениц. Шествие, сопровождаемое двумя-тремя монахинями в черном с развевающимися на ветру белыми капорами, пересекает площадь и в том же порядке направляется к дорожке, которая спускается в долину реки Куару. Счастливые, что представилась возможность на несколько часов вырваться из серости повседневной жизни, девочки наперебой болтают и смеются, удостаивая потемневшие от времени руины женского монастыря разве что взглядом, брошенным вскользь. Между тем монахини призывают пансионерок восторгаться удивительным каналом, построенным монахами. Этот канал, беря воду из бурного потока, несет ее к монастырским живорыбным садкам, благодаря чему воспитанницы имеют возможность круглый год питаться свежей рыбой. Наставницы желали, чтобы их воспитанницы взяли за образец монахов-цистерцианцев XII века, которые не раз и не два вступали в бой со скалами, но довели до завершения свой грандиозный проект. Прекрасная школа энергии и целеустремленности для юной Габриель, которая в своей профессиональной жизни и до самого смертного часа будет ненавидеть праздные воскресенья, почитая труд своим единственным божеством…