Канун сказал:

– О царевич, нельзя Махпари отсылать в Мачин! Ведь тебе объяснили, что в Мачине Самак, что он ночью выкрал Сиях-Гиля и Сама из темницы Термеше, а также Дельарам и утварь и сыновей моих – всех он захватил. Если ты отправишь туда Махпари, как ее ни стереги, он все равно похитит ее. Надо ее отвести в крепость Фалаки, это твердыня неприступная. Пусть хоть со всего света войско окружит ее, а взять не сможет. Тысяча подобных Самаку не сумеет туда пробраться, тем более что кутвалем там наш старый слуга Адхан, человек надежный. Надо отослать Махпари туда, пока мы разузнаем насчет этого войска, решим, как быть. Если же нам придется отступить, она там будет в безопасности. Отправь ее в крепость Фалаки, ведь я уезжаю в Мачин.

– Раз так, сначала отвези Махпари, а потом уж поезжай в Мачин, – решил Газаль-малек.

– Повинуюсь, – ответил Канун. Тотчас он собрался, взял пятьдесят человек, забрал Махпари и Рухафзай и отправился в путь.

Господь судил так, что, когда Газаль-малек отослал Махпари в свою крепость, он от радости на месте усидеть не мог. Обратился он к своим богатырям:

– Превосходно Канун с этим делом справился! Никто еще такого не совершал! Да и дальше он все разумно рассудил.

Тут каждый свое слово сказал, пока за разговором не подошел день к вечеру. И вдруг вся земля задрожала, гром военных барабанов к небесам вознесся, так что со всего лагеря сбежался народ, все от страха содрогнулись, а Газаль-малек чуть разума не лишился. Говорит он:

– Посмотрите, что там случилось.

Тут вошел человек и сказал:

– О царевич, кончились теперь поединки да состязания! А ведь это они еще только в лагерь въезжают.

Царевич говорит:

– Коли так, надо нам уходить, видно, великое воинство подошло.

Богатыри сказали:

– О царевич, да разве так можно? Мы подождем, пока все войско подойдет, поглядим, что там за бойцы, как дело пойдет. Если сможем с ними справиться, будем сражаться, если перевес на их стороне будет, тогда уйдем.

Так они поспорили и остались на месте.

А тем временем к Хоршид-шаху явился человек и объявил:

– О царевич, добрая весть! Пришло огромное войско из Халеба, а во главе его – величавый старец по имени Хаман-везир.

Хоршид-шах, как услышал, вскочил, обрадовался, щедро наградил вестника, отдал ему платье со своего плеча, тотчас сел на коня и со всем своим войском выехал навстречу Хаман-ве-зиру. Проехали они около фарсанга и встретились с теми полками.

Когда взор Хаман-везира достиг Хоршид-шаха, он сразу спешился, а за ним и все воины его. Зарыдал царевич в тоске по отцу, Хаман-везир его обнял, а он так горько плакал, что войско вслед за ним в слезы ударилось. Стали богатыри подходить, руку Хоршид-шаху целовать. Хаман-везир приказал привести ему коня – ведь он и его войско пешими шли. Взял он царевича за руку, усадил на коня, Хоршид-шах подождал, пока сам Хаман-везир сел в седло, и направились они в лагерь и достигли царского шатра, а там поднялись на тахт.

Хоршид-шах усадил Хаман-везира рядом с собой, только и делал, что расспрашивал об отце с матерью. Хаман-везир сказал:

– О великий царевич, мать твоя приказала долго жить.

Хоршид-шах заплакал. Хаман-везир продолжал:

– С тех пор как ты расстался с отцом, три года прошло. Первый год отец твой сидел и пил вино со своими приближенными, потом он перестал пировать и веселиться, потерял вкус к состязаниям и играм и позабыл все иные занятия – только днем и ночью плакал и рыдал. От тоски по тебе он света белого не видел, спина его сгорбилась, ни днем он не знал покоя – нет чтобы с кем-нибудь словечком перемолвиться, – ни ночью отдыха. А когда получил от тебя вести, описать невозможно, как переменился. Так что, пока еще не собрались все полки, он выслал меня вперед, а остальное войско и казна идут следом. Скоро прибудут, я не сомневаюсь.

Поговорили они об этом. Хоршид-шах все плакал, а Хаман-везир сказал:

– О царевич, он прислал немного денег тебе на расходы. Позволь передать их тебе.

– Пусть у тебя будут, отец, – отвечал Хоршид-шах, – ты ведь мне вместо отца, а коли расход какой случится, ты их тратить будешь, пока отец мой не приедет.

И вот таким образом они день и ночь только тем и занимались, что вели эту беседу, рассказывали, что произошло за те три года. А через два дня Хоршид-шах сел вино пить, обласкал прибывших богатырей, усадил их, оказал каждому почет, каж-(дого отметил да приветил. До ночи они за вином просидели, а потом отдыхать отправились.

Наступила ночь и прошла, день начался, Хоршид-шах приказал играть в барабаны, и все объединенное войско вышло на поле брани. Когда Газаль-малек услышал грохот барабанов, волей-неволей пришлось и ему выходить на мейдан. С обеих сторон старшины ряды выстроили.

В том войске, что прибыло из Халеба, был богатырь по имени Хормоз-Гиль. Подошел он к царевичу, поклонился и сказал:

– О великий государь, разреши мне сегодня на поле выйти, силу показать.

Хоршид-шах ответил:

– Жалую тебя, богатырь, предводителем войска.

Поблагодарил Хормоз-Гиль, вскочил в седло и поскакал на поле. И сам он, и конь его в доспех железный облачены, едет он, грозный клич испуская, себя восхваляя, оружием бряцая, врагов устрашая. Поравнялся с войском Газаль-малека, ударил оземь копьем, шлем с головы снял, на луку седельную положил и вскричал:

– Я – наименьший войска нашего, Хормоз-Гиль, раб Марзбан-шаха, слуга сына его Хоршид-шаха. Выходите кто посмелее, померимся силами!

Не договорил он еще свои слова, как с правого крыла войска Газаль-малека всадник выскочил, вместе с лошадью в броню одет, копье наперевес, с боевым кличем подскакал он к Хормоз-Гилю и закричал ему:

– О презренный, кто ты такой?! Неужели ваш царь воображает, что в мире храбрецов нету? Показывай, на что ты годишься!

Газаль-малек сам лихости этого воина удивился.

– Что это за смельчак выискался? – спросил он.

– Да ведь это Катур, брат Катран-пахлавана, – отвечали ему.

Газаль-малек похвалил его, а Хормоз-Гиль, услышав слова Катура, ничего ему не ответил, только в гневе за копье схватился и на него ринулся. Катур тоже выставил копье, и так они скрестили копья и бились ожесточенно. Хормоз-Гиль от ярости прямо из себя выходил, потому что никто лучше него не знал копейного боя. И вот одержал он верх, ударил Катура в грудь копьем с такою силой, что острие копья через спину наружу вышло. Копье согнулось, а Катур рухнул с коня. И пронесся по войску Газаль-малека стон, а войско Хоршид-шаха возрадовалось.

Хормоз-Гиль опять вызов бросил. Другой воин выехал на поле, он и его сразил. Так положил он пятьдесят человек, а у самого даже кровь из носа не пошла! Всех он повергал наземь и приговаривал:

– Эх, Газаль-малек, с такими-то воинами ты мнишь отпор нам дать? Пошли-ка на мейдан такого бойца, что хотя бы недолго мог устоять!

Хотел Катран-пахлаван на поле выходить, но Гиль-Савар схватил за повод его коня и сказал:

– Обожди, богатырь, давай я отомщу за кровь твоего брата – не стоит тебе нынче на мейдан выезжать, ведь ты расстроен.

С этими словами он погнал коня на поле и набросился на Хормоз-Гиля. Долго они копьями бились – никому победа не досталась, ведь Гиль-Савар тоже хорошо копьем владел. Тогда отложили они копья, выхватили мечи, прикрылись щитами и обрушили друг на друга удары.

А Хоршид-шах в середине своего войска вино попивал, за боем наблюдал. Разгорячился он от вина, говорит себе: «Да что Долго возиться с этим войском?» И как был в шелковой рубахе, так на мейдан и поскакал. Богатыри дорогу ему заступили, кланяясь, сказали:

– О царевич, оставайся на месте, мы, рабы твои, отразим врага!

Выехал Хоршид-шах, окруженный богатырями, на поле, а Хормоз-Гиль с Гиль-Саваром все еще бьются. Был средь них один богатырь по имени Джебкейли. Он вложил в лук стрелу, никого не спросясь, выстрелил и пробил бок Гиль-Савару, так что наконечник стрелы из другого бока показался. Ударила Гиль-Савару желчь в голову, руки-ноги у него ослабели, в голове помутилось, упал он и умер. Прокатился по войску Газаль-малека стон – ведь Гиль-Савар был великий богатырь и шахский родич.