Я есмь Альфа и Омега, начало и конец, говорит Господь, Который есть, и был, и грядет, Вседержитель.
Я Иоанн, брат ваш и соучастник в скорби и в царствии и в терпении Иисуса Христа, был на острове, называемом Патмос, за слово Божие и за свидетельство Иисуса Христа. Я был в духе в день воскресный, и слышал позади себя громкий голос, как бы трубный, который говорил: Я есмь Альфа и Омега, первый и последний; то, что видишь, напиши в книгу, и пошли Церквам, находящимся в Асии: в Эфес, и в Смирну, и в Пергам, и в Фиатиру, и в Сардис, и в Филадельфию, и в Лаодикию.
Я обратился, чтобы увидеть, чей голос, говорящий со мною, и обратившись, увидел семь золотых светильников. И посреди светильников подобного Сыну человеческому, облеченного в поддир[65] и по персям опоясанного золотым поясом. Глава Его и волосы белы, как белая волна, как снег; и очи Его, как пламень огненный; и ноги Его подобны халколивану, как раскаленные в печи, и голос Его, как шум вод многих.[66]
Он держал в деснице Своей семь звезд; и из уст Его выходил острый с обоих сторон меч, и лицо Его, как солнце, сияющее в силе своей.
И когда я увидел Его, то пал к ногам Его, как мертвый. И Он положил на меня десницу Свою и сказал мне: не бойся; Я есмь первый и последний, и живый; я был мертв, и се жив во веки веков, аминь. И имею ключи ада и смерти.
Итак, напиши, что ты видел, и что есть, и что будет после сего. Тайна седми звезд, которые ты видел в деснице Моей, и седми золотых светильников есть сия: седмь звезд суть Ангелы седми Церквей; а седмь светильников, которые ты видел, суть седмь Церквей”. (Апокал. I, 4—20).
Распространение Евангелия к концу Апостольского века не только что не ослабевало, но принимало оно все большие и большие размеры. Семь Церквей, названных по именам важнейших городов, в которых ап. Павел первый положил им основание, находились однако же в опасном состоянии среди соблазнов, искушений и великих испытаний, которым они подвергались со стороны гонителей и лжеучителей. Вслед за первыми порывами рвения верующих последовало охлаждение, вследствие которого оказались и небрежность, и некоторые уклонения, между тем, как именно в такое время следовало напрягать все силы для развития и утверждения того, что было посеяно и установлено апостолами. Преждевременно было предаваться покою, когда гонимым требовались усиленные утешения, малодушным — ободрение, и подкрепление надеждою упавших духом. В борьбе испытывались силы, приобреталась опытность и должно было превозмочь убеждение, что победа в конце концов не может оставаться на стороне злых сил, так как торжество принадлежит Христу и Его последователям — во времени и в вечности.
Среди изгнания и в оковах, под ударами мечей гонителей, при свете кровавых факелов в саду Нерона, — вот где провидел уже Иоанн, осененный откровением свыше, светлое будущее на отдаленном горизонте жизни в вечности…
Церковь Эфесская пребывала еще сильною; в ней не терпелись еще не порочные, ни лжеапостолы, но она ослабела уже в прежнем своем рвении, “оставила первую любовь свою”, в ней было “хорошо, что она ненавидела дела Николаитов[67], но этого было недостаточно; нужно было, чтобы Ангел ее (в лице ее Епископа, ответственного за всех пасомых им) покаялся, возвратился в первоначальное благодатное настроение,”творил прежние дела”… Иначе же угрожал Господь “сдвинуть светильнтк ее с места его”… (Апок. II, 4, 5, 6).
Церковь Смирнская скорбела; наступало время преследования ее; для детей ее изготавливались уже оковы. Но пусть они пребывают верными до смерти, и тогда “даруется им венец жизни”. (Апок. II, 10).
Церковь Пергамская. “И ангелу Пергамской церкви напиши, — слышался голос во время откровения, бывшего Иоанну, — знаю дела твои, и что ты живешь там, где престол сатаны, и что содержишь имя Мое, и не отрекся от веры Моей, даже в те дни, в которые у вас, где живет сатана, умерщвлен верный свидетель Мой Антипа”. (Апок. II, 13). Из этих слов к преемнику св. Антипы, прославившего Церковь своим мученичеством, видно, что он был предан смерти, как борец за веру Христову. Но среди той же Церкви допускалось действовать беспрепятственно Николаитам и лжеучителям; по этому поводу и относятся к ангелу (или епископу церкви) слова: “покайся” и напоминание, что спасется только “побеждающий” в борьбе со злыми силами”. (Апок. II, 16, 17).
Церковь Фиатирская преуспела в вере, терпении и добрых делах, но кто же та Иезавель, называющая себя пророчицею, которой ангелом (епископом) Церкви” попускается учить и вводить в заблуждение рабов Господних, любодействовать и есть идоложертвенное”? “Я дал ей время покаяться, но она не покаялась”, — слышится в откровении и, вместе с тем, угроза, что будет она подвергнута великой скорби, и с нею единомысленники ее, “если не покаются в делах своих”. (Апок. II, 20—22).
Не объясняется, кто была эта новая Иезавель, но, может быть, это была какая-нибудь знатная и влиятельная, между тем пустая и тщеславная женщина, которая содействовала успехам еретиков и лжеучителей?..
Сардийская Церковь навлекла на себя еще более грозные укоры ее ангелу (в лице ее епископа); но виновными признаются те христиане, которые “носят это имя, будто живы, но они мертвы”. “Вспоми, что ты принял и слышал, и храни, и покайся, — предостерегает голос, — если же не будешь бодрствовать, то Я найду на тебя, как тать, и ты не узнаешь, в который час найду на тебя. Впрочем, у тебя в Сардисе есть несколько человек, которые не осквернили одежд своих и будут ходить со Мною в белых одеждах, ибо они достойны. Побеждающий облечется в белые одежды; и не изглажу имени его из книги жизни, и исповедаю имя его перед Отцом Моим и пред Ангелами Его”. (Апок. III, 1, 3—5).
К Ангелу Филадельфийской Церкви относятся только похвалы и ободрения: “Поелику ты сохранил слово терпения Моего: то и Я сохраню тебя от годины искушений, которая придет на всю вселенную, чтоб испытать живущих на земле. Держи, что имеешь, дабы кто не восхитил венца твоего. Побеждающего сделаю столпом во храме Бога Моего, и он уже не выйдет вон; и напишу на нем имя Бога Моего и имя града Бога Моего, нового Иерусалима, нисходящего с неба от Бога Моего, и имя Мое новое”. (Апок. III, 10—12).
Лаодикийская Церковь находилась в состоянии, требовавшем сильного исправления: “Знаю твои дела, — обращается к Ангелу Ее Говорящий в Откровении, — ты не холоден, ни горяч; о если б ты был холоден, или горяч! Но поелику ты тепл, а не горяч и не холоден: то извергну тебя из уст Моих. Ибо ты говоришь: я богат, разбогател, и ни в чем не имею нужды; а не знаешь, что ты несчастен и жалок, и нищ, и слеп, и наг. — Советую тебе купить у Меня золото, огнем очищенное, чтоб тебе обогатиться, и белую одежду, чтобы одеться, и чтобы не видна была срамота наготы твоей, и глазною мазью помажь глаза твои, чтобы видеть”.
“Кого Я люблю, тех обличаю и наказываю. Итак, будь ревностен и покайся. Се, стою у двери и стучу. Если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему, и буду вечерять с ним, и он со Мною. Побеждающему дам сесть со Мною на престоле Моем, как и Я победил и сел с Отцом Моим на престоле Его”. (Апок. III, 15—21).
И далее, как бы отходя от настоящих дней и, под наитием божественного вдохновения, св. ап. Иоанн устремляется в глубину отдаленных времен и созерцает дальнейшие судьбы Церкви, нераздельные с торжеством чад Ее в царстве их небесного Отца…
“После сего я взглянул, — продолжает повествовать о величественном зрелище, представившемся его орлиному взору, ап. Иоанн, — и вот, дверь отверста на небе, и прежний голос, который я слышал, как бы звук трубы, говоривший со мною, сказал: войди сюда, я покажу тебе, чему надлежит быть после сего.
И тотчас я был в духе: и вот, престол стоял на небе, и на престоле был Сидящий, и радуга вокруг престола, видом подобная Смарагду.
