— Может, Виталий Станиславович, ещё как может. Получается, что вы послали своих людей за насильником вашей дочери, а они тем временем сделали то же самое с двумя другими девчонками. То же самое! Девчонки умерли. Обе!

Сергиенко выдал такую тираду, что даже мои уши, слышавшие немало русских народных выражений, свернулись в трубочку, потом резко замолчал и прикрыл глаза рукой. Наверное, он снова видел Лилю… Затем Виталий Станиславович распахнул дверь и заорал:

— Блоха! Ко мне!

Один из накачанных молодцев тут же вылетел из комнаты, где сидел с приятелями, подскочил к шефу и вытянулся по стойке «смирно».

— В Латвии был?! — Вопрос Сергиенко прозвучал как утверждение.

— Да, шеф…

Блоха ответил не очень уверенно — я почему-то ожидала услышать что-нибудь типа «так точно», но он явно заподозрил что-то неладное, бросив взгляд на меня.

— И чем вы там занимались? — продолжал допрос Сергиенко. — Зачем я вас туда посылал, мать вашу?!

Блоха стал нагло врать, заверяя шефа, что не видел ночью никаких молдаванок, как и все ребята, среди которых он был старшим. Из Латвии остальные отправились назад в Питер, не имея финских виз, а Блоха — в Финляндию, где его уже ждали другие орлы из сергиенковской команды.

Я не в силах была сдержаться и вступила в разговор. Из комнаты появились остальные парни, находившиеся в доме. Они прислушивались к происходящему, не произнося ни звука, а только переводя взгляды с шефа, щеки которого горели нехорошим румянцем, на меня, а потом на своего приятеля.

Наверное, они не могли решить, кто из нас врёт — Блоха или я. Трудно сказать, в чью сторону они склонялись, если, конечно. Блоха не хвастался своими подвигами.

Допрос нас с Блохой не удовлетворил Виталия Станиславовича, и он отправился звонить, прихватив меня с собой. Я завернулась в одеяло и последовала за ним в комнату, где стоял телефон. Мой совет поговорить с Марисом Шулманисом, запертым в этом же доме, он оставил без внимания.

Блоха смотрел на меня с такой ненавистью, что если бы взгляд мог убивать, то меня на этом свете уже не было бы. Правда, я ответила ему таким же взглядом. Наверное, он понимал, что его ждёт, если Викинг все-таки докопается до правды — реакция шефа недвусмысленно подсказывала это. Виталий Станиславович сел за телефон, Блоха попытался опять сказать, что «эта сучка все врёт».

Сергиенко велел ему замолчать. Блоха заткнулся, молчали и остальные.

Викинг не выгонял никого из комнаты, наоборот, даже включил громкую связь, чтобы его подчинённые все слышали.

Телефонные разговоры перемежались долгими паузами, когда мы ждали, чтобы перезвонили нам. В эти периоды Сергиенко молча курил, не разговаривая ни с кем, глядя в одну точку. Мне опять казалось, что он видит Лилю… и то, что с ней делали… и что она потом сделала с собой. Остальные тоже не решались произнести ни звука. Каждый телефонный звонок был словно взрыв бомбы.

Первым пришло подтверждение из Латвии. Не знаю уж, с кем там связывался Виталий Станиславович, но, судя по акценту, это был какой-то латыш, сообщивший о гибели двух молдавских девушек, следах, оставленных двумя разными машинами, последних словах Нины, сказавшей, что насиловавшие её парни были русскими и что они, не удовлетворившись одним разом, вернулись снова. Их было четверо.

Услышав это, Сергиенко молча повернулся к Блохе и посмотрел на него своими холодными голубыми глазами, которые в эту минуту напоминали два кусочка льда. Не хотелось бы мне оказаться на месте этого молодца, который, как я понимала, вскоре будет раздавлен, подобно существу, в честь которого он почему-то получил своё прозвище.

Другие парни как бы отодвинулись от Блохи, понимая, что лучше держаться от него подальше, чтобы не попасть под горячую руку шефа.

Утопающий хватается за соломинку. Блоха быстро сообразив, завопил:

— Шеф, там две машины было! Вы же слышали: две! Разные! Мы не…

— Когда ты передо мной отчитывался, ты сообщил, что вы там были, — ровным тоном произнёс Сергиенко. — Добрались к ночи. Ночью же изучили обстановку, подъезды к дому, места, где можно укрываться в дневное время, чтобы следить за домом. На следующий день отбыли вслед за Натальей. — Он кивнул в мою сторону. — Так?!

— Но…

В эту минуту снова зазвонил телефон. Отчитывался какой-то Антон, которому Сергиенко велел допросить трех других участников «акции». Пока Антон успел поговорить только с двумя. С пристрастием или нет — не знаю, но склоняюсь к первому варианту.

— Говорят, что трахнули двух баб, — сообщили из Питера. — Две какие-то, гуляли среди ночи по лесу. Наши решили, что бабы чокнутые. Но мужики клянутся, что просто трахнули — по два на каждую — и уехали. Больше не возвращались.

Сергиенко поблагодарил звонившего, отключил связь и повернулся к Блохе.

— Даю тебе последнюю возможность рассказать все, как было, — процедил он сквозь зубы. — Ты же понимаешь, что я все равно докопаюсь до правды. Раньше или позже. Чего бы мне это ни стоило. — Сергиенко помолчал несколько секунд и заорал:

— Вы зачем туда ездили, мать вашу?! Вам что, бл… мало? Зудило среди ночи? Я тебя, сукин сын… — Виталий Станиславович со всей силы стукнул кулаком по столу так, что даже подпрыгнул телефонный аппарат, а потом рявкнул ближайшему парню:

— Виски мне плесни!

— Виски нет, — пролепетал мой «официант». — Водки хотите?

Сергиенко молча кивнул, потёр ладонями лицо, закрыв его на мгновение.

«Официант» быстро наполнил стакан до половины и протянул Сергиенко, тот хлопнул водку, вытер рот рукавом и снова посмотрел холодным злым взглядом на молчавшего Блоху.

— Ну?

— Мы их не убивали, — процедил тот. — Трахнуть — трахнули. И уехали. — А потом Блоха заговорил скороговоркой:

— Ну, шеф, что делать-то было? Приезжаем — две бабы по лесу ходят. Сами же напросились. Мы все же — нормальные мужики.

Но не убивали, клянусь! Что для бабы два мужика? Не убивали их!

— Не убивали, — кивнул Сергиенко и опять на мгновение закрыл глаза. — А они потом умерли. Как Лилька. — Сергиенко налил себе ещё водки и опять выпил как воду. — А возвращались зачем? Мало показалось, твою мать? — заорал Виталий Станиславович.

— Мы не возвращались! Вам же латыш сказал, что машины разные! Не мы это были! Кто-то приехал после нас. Следы оставил.

— Ты слышал, что девчонка перед смертью сказала?

— Но могли другие после нас приехать! — заорал Блоха.

— Да, как же, жди больше.

Я же точно знала, что на месте потом были люди Мариса, утверждавшие, по словам Шулманиса, что не видели ни девчонок, ни джипа. Но Марис своих людей никогда не продаст — в этом я не сомневалась. Правда, Нина сказала, что парни были русские. Могли русские работать на Мариса? Вполне. Почему бы и нет? Да и Нина ко времени их приезда уже, наверное, плохо соображала. Те, новые, тоже увидели двух девчонок в лесу и воспользовались ситуацией, рассуждая примерно так же, как Блоха и его приятели.

Потом у меня мелькнула ещё одна мысль: а не могли ли там побывать и люди Дубовицкого? Вдруг? Следов-то оставлена куча, а команда Мариса могла подъехать и к другому месту… Сам черт не разберёт. А ведь в жизни бывает немало стечений обстоятельств, в которые сложно поверить.

Да, девчонок уже не вернуть, как не вернуть и Лилю — это самое ужасное, но виновные должны быть наказаны. Я не стала делиться с Викингом информацией о людях Мариса и своими мыслями о возможном появлении команды Дубовицкого, считая, что моё выступление уже делу не поможет, а мне лично навредить может.

Пусть Викинг разбирается со своими. Этого достаточно.

Блоха что-то ещё быстро говорил, но казалось, что Сергиенко его уже не слушает, а опять вспоминает Лилю и видит жуткие картины. Потом Викинг поднял глаза на «официанта» и отдал распоряжение:

— Вместе со Славкой, — кивок в сторону ещё одного молодца, — отвезёте его, — кивок на Блоху, — в Питер. Пусть подождёт моего возвращения. Андрей, позвони Рыжему, пусть остальных героев тоже попридержат. А сейчас заприте его.