Стоило мне открыть дверь, как мне тут же ударил запах мочи из незакрытого туалета. Хотя в квартире были открыты окна и на кухне, и в комнате, запах дешёвой бормотухи и какой-то затхлости не улетучивался. Справа от входной двери была прибита вешалка, на которой висели какие-то старые пальто. Ни туалет, ни ванну, казалось, никогда не мыли. С момента переезда уж точно. А ведь когда мы жили все вместе, мать поддерживала порядок в доме. Или это отец её заставлял?

Я надела специально приготовленные тонкие резиновые перчатки и заглянула на кухню. Грязная, по всей вероятности, никогда не мытая плита в дальнем левом углу, незакрытое помойное ведро, от одного вида которого у меня к горлу подступила тошнота, остатки нехитрой закуски на столе, три табуретки — и горы пустых бутылок.

В комнате мамочка с сожителями уже успели учинить пожар. Может быть, даже не один. Обгорели занавески и две стены, правда, несильно, но тем не менее. Единственная тахта тоже пострадала, но спать на ней ещё было можно. По крайней мере, в этот момент на ней лежали две фигуры в одежде — мужская и женская. Ещё один мужичонка сладко посапывал под грубым деревянным столом, положив под голову пиджачок. На столе тоже были остатки пира, гора окурков в тарелке — и бутылки, бутылки, бутылки. «Да тут целое богатство, — подумала я. — Интересно, на какую сумму можно их сдать?» Сдачей бутылок я никогда не занималась, просто выставляя их на лестницу, так что цен на стеклотару не знала.

Бегло осмотрев этикетки, я узнала знакомые. Здесь была продукция по большей части из запасников Вахтанга Георгиевича. Так вот для кого дорогой господин Чкадуа изготавливает пойло, для моей дражайшей мамочкой и её сожителей.

Моего присутствия никто не заметил, троица продолжала сладко посапывать, хотя ложиться было ещё рано. Но у мамаши с друзьями был свой режим.

Ладно, надо будить. Времени у меня не так много.

Я направилась к тахте, задела по пути за колченогий стул, чертыхнулась, стул с грохотом упал, но никто из троицы на шум не отреагировал. Вначале я для порядка потрясла мамашу за плечо, но не тут-то было. Она промычала что-то невнятное, попыталась меня оттолкнуть и снова погрузилась в забытьё. Тогда я решила использовать старый испытанный способ. К мамочке я заявилась с подарками. Все-таки родная дочь, негоже к родительнице с пустыми руками приезжать. Вахтанг Георгиевич меня по моей просьбе обеспечил товаром. Чкадуа, конечно, хотел мне что-нибудь высококачественного предложить, но я пояснила, что дама, для которой это предназначается, качество все равно не оценит — это во-первых, во-вторых, её организм качественную продукцию может и не принять, да и бормотуха ей как-то роднее и привычнее. Вахтанг Георгиевич выделил мне три пол-литровые бутылки из серии фирменных «коктейлей» Вадика с Ленькой.

Я отвинтила пробку первой попавшейся бутылки, извлечённой из моей сумки, приподняла мамашу за шиворот (чтобы не захлебнулась), поднесла горлышко ко рту — и стала ждать реакции. Испытанное средство подействовало. Не открывая глаз, мамаша подняла руку, ловко ухватилась за бутылку — и начала заглатывать содержимое как воду. Выпив половину, она наконец разомкнула веки и не совсем ясным взором уставилась на меня. Родную дочь мамаша не узнала.

Я не стала терять времени и заявила:

— Вставай и пошли на кухню. Разговор есть.

— А? Чего?.. — промычала мамаша.

Я показала ей содержимое сумки. Этот аргумент подействовал лучше всего.

Мамаша тут же поднялась и, пошатываясь, двинулась за мной. Я плотно прикрыла дверь в комнату — на всякий случай. Вдруг все-таки хахали проснутся?

— Погоди, пописаю, — сообщила мамаша и направилась в туалет.

Я тем временем зашла на кухню и встала у раскрытого окна, чтобы не потерять сознание от запаха, исходившего от помойного ведра. Я старалась ни к чему не прикасаться — все в кухне было замызганным, над головой жужжали мухи и какие-то мошки. В компании с тараканами эта компания питалась остатками закуски на давно не мытых тарелках. По стенам ползали различные домашние насекомые… Я не понимала, как можно жить в этой помойке. Я лично всегда любила чистоту. Да, в общем, раньше и у нас в доме было чисто. «Или это отец требовал от матери соблюдения порядка? — опять подумала я. — И как человек мог так опуститься, тем более женщина?»

Наконец появилась мамочка и плюхнулась на табуретку рядом с плитой. Я стояла напротив входа в кухню у раскрытого окна, плита находилась в дальнем углу, так что мы оказались напротив друг друга.

— Наташа? — удивилась она.

Вот это да! Неужели узнала? Или забыла, как я выгляжу на самом деле, а увидев холёную высокую девушку, появившуюся у неё в квартире, пусть и рыжую, пришла к выводу, что это могу быть только я. У меня были сомнения, признаваться ей или нет. Пока я думала, мамаша продолжила:

— А тебя туг искали.

— Кто? — спросила я.

— Да мужики какие-то молодые. Выпить нам принесли. Много выпивки притащили. Все допытывались, где ты. У меня, у Витьки с Сашкой. Я сказала, что не знаю, ты ко мне не заходишь. Ты поэтому пришла? Не бойся, я не сказала, где ты живёшь.

Можно подумать, они этого не знают. Знают получше тебя. Просто проверяли все возможные места, но, познакомившись с тобой, дорогая мамочка, явно решили, что я с родительницей связь не поддерживаю и туг прятаться не могу.

— А как там Андрюша? — спросила мать, — Вы меня совсем забыли. Хоть бы заехали иногда… Дай ещё глотнуть-то.

Я протянула ей открытую бутылку, глядела на мать и думала, что с того времени, как я её видела в последний раз, она постарела лет на двадцать. Просто старуха, сухая, жилистая, вся седая, опустившаяся. Одно хорошо — полнота мне не грозит. Опять же если верить в наследственность.

— Деньжат не подкинешь? — спросила мать.

— Взамен на информацию, — ответила я, не желая терять время.

Мамаша посмотрела на меня довольно осмысленным взглядом.

— Где ты брала яд? — Я глядела ей прямо в глаза. — Которым отравила отца.

Мамаша расхохоталась и долго не могла успокоиться.

— Тоже кого-то травануть решила? Мужик тебя бросил? К другой стерве ушёл? И от тебя, от красивой? Это все не просто так, Наташка. На нашей семье проклятие. Родовое проклятие. На семь поколений.

— Чего? Чего? — Я ошалело посмотрела на мать.

— Да, дочка. Не будет тебе счастья с мужиками. Не будет. Уходить будут, бросать, гулять. Может, и замуж выйдешь, и дите родишь, а счастья не будет.

Внезапно за плитой послышалось какое-то шуршание. Я подпрыгнула на месте. Мамаша меня успокоила, сообщив, что там у неё тоже проживают домашние животные.

— Хоть бы кота завела, что ли, — заметила я.

— А чем его кормить-то? — искренне удивилась мать.

Я не нашла, что ответить, и поинтересовалась:

— А кто нас проклял?

— Твою прабабку её несостоявшаяся свекровь. Это мне моя мать рассказала, когда я ещё за твоего отца замуж собиралась. Говорила мне: не выходи, не выходи, не будет тебе счастья. Роди просто ребёнка, вырастим. Я же выходила уже беременная Андрюшей. И вышла. А твой папочка сразу же от меня гулять начал. Я тебя-то знаешь, почему родила? Думала его удержать. Двумя детьми. Думала, что от двух-то детей он никуда не денется. Он и жил с нами, семью не бросил, потому что вас любил, а на меня внимания не обращал. Я же в доме у вас была как прислуга.

Мать расплакалась. Мне стало её жалко, потому что я понимала: многое из того, что она говорит, — правда. Она была в нашем доме прислугой. Готовила, стирала, убирала, молча сносила измены отца, да и мы с братом на неё никогда серьёзно не смотрели… Принимали все как должное. Но слова матери меня ещё и возмутили. Как вы думаете, приятно узнать, что тебя родили только для того, чтобы удержать мужика? Я высказала мамаше, что о ней думаю по этому поводу. Она пожала плечами и продолжала:

— Все были против твоего рождения, Наташка. Моя мать, отцовские родители, да и я тебя не хотела, если честно. Если бы твой отец меня тогда послал куда подальше, я бы тебя в роддоме оставила. Отец-то твой тебя тоже не хотел. Потом только, когда ты родилась, он тебя обожать стал. Ты ведь на него как две капли воды похожа. Ты была его любимой женщиной. Единственной женщиной, которую он любил. Своих бл… он не любил, только трахаться к ним бегал… И ты его обожала. Я же знаю. Меня ты никогда не любила, а папочку своего боготворила. Знаешь, как мне тяжко было? Я спину гнула на вас, на детей, на него, на кобеля, а не получала от вас ни ласки, ни тёплого словечка, а папочка ваш придёт от очередной бл… — и вы с Андрюшей в нему несётесь и с колен не слезаете. Знаешь, каково мне было на это смотреть?