Энни подняла голову и посмотрела сквозь листву деревьев на небо. Авантюра, конечно, но что поделаешь, если другого способа поладить с Магнуссоном у нее нет. И потом, проживание с ним под одной крышей не подарок. Похоже, она ему не очень-то понравилась, хотя он и пялился на ее попку.

– Льюис, Льюис, – прошептала Энни, сдвинув брови, – хорошо бы тебе оказаться сейчас здесь. Если же ты и в самом деле дезертировал, сбежал с какой-то смазливой индианкой, я задам тебе жару.

Как только тишина леса поглотила ее последние слова, по спине Энни отчего-то пробежал холодок. Она бросила взгляд на густые ветви, усеянные пожухлой от жары коричневатой листвой, на толстенные стволы старых деревьев, однако ничего страшного не заметила.

Наверное, просто темнеет, только и всего. Энни быстро потерла покрывшиеся гусиной кожей руки и встала. Пора приниматься за работу.

Сначала она побродила по территории, чтобы, так сказать, прочувствовать ее: вниз и вверх по утесу, потом по пологим холмам и поросшей травой поляне, за которой простирался лес. Некоторое время она понаблюдала за мелким ручейком, который, журча, спешил по своим делам, огибая камни, омывая спутанные, выступающие на поверхность земли корни деревьев. Наконец снова забралась на каменистый утес и оттуда оглядела Холлоу насколько хватало глаз.

Вокруг царила наполненная спокойствием красота: поля, похожие на шахматную доску, разрисованную в зеленые, золотистые и черные цвета; между полями и пологими холмами, пересеченными деревенскими дорогами и извилистыми ручейками, – участки леса. Среди полей Энни усмотрела фермерские дома, конюшни, высокие силосные башни и крошечные точки – пасущийся на полях скот. Коровы и еще коровы, похоже, рогатых созданий голштинской породы в этой части Висконсина было больше, чем людей. Молочный край Америки жил своей привычной жизнью.

Никаких следов войны не осталось. Не осталось ничего от той боли и страданий, которые испытывали здесь люди в 1832 году. «Цена победы меня уже мало трогает: невинность моя давно умерла в местечке под названием Блэкхок-Холлоу».

Интересно, как выглядели эти места, когда здесь был Льюис? Наверняка холмы, покрытые густым лесом, так же как и сейчас, перемежались долинами, поросшими высоченными травами, среди которых, словно волны на ветру, качались полевые цветы. Дикие, нетронутые места...

В памяти всплыли слова, написанные на хрупкой бумаге выцветшими чернилами, которые Энни запомнила давным-давно, и, как всегда, при воспоминании об этих словах в ушах зазвучал юношеский голос, низкий и приятный: «Я попытался засушить цветок, чтобы послать его тебе. Не знаю, как он называется, но его голубой цвет напоминает мне о твоих глазах. Когда я вижу эти цветы, я думаю о тебе. И эти мысли, дорогая Эмили, помогают мне сохранить веру во время нескончаемых дней и ночей. Я рад, что твой отец привыкает к мысли, что мы с тобой поженимся, однако беспокойство его вполне оправданно. Для девушки с такой ранимой душой, как у тебя, это не жизнь».

Тем цветком, который Льюис много лет назад послал своей любимой, Эмили Оглторп, был ярко-синий цветок цикория. Он рос в полях и вдоль канав, и Энни отправилась к дороге. Вскоре она заметила несколько кустиков цикория, росших рядом с каким-то неизвестным ей растением. С фотоаппаратом в руке Энни обошла вокруг цветов, внимательно рассматривая их со всех сторон, любуясь их цветом и формой. Солнце садилось, окрашивая небо в нежный розовато-пурпурный цвет.

Энни улеглась на живот на землю под таким углом, чтобы снимок дикого цикория с маленьким, простеньким цветком, обращенным к угасающему солнцу, получился как можно лучше. Для верности она сделала шесть снимков с разных точек, после чего встала, стряхнула с юбки и блузки прилипшие к ним соринки и рассеянно сорвала цветок в память о голубоглазой девице, которая так никогда и не вышла замуж за своего молодого красавца офицера и не посвятила свою тонкую, ранимую душу жизни в форту.

Воткнув цветок в волосы, Энни бросила взгляд на часы. Пора идти. Она направилась к дороге и издалека заметила, как по холму съезжает белый пикап.

Примостившись на бревне, она смотрела, как Магнуссон свернул с дороги и направил машину, подпрыгивающую на ухабах, к ней. Подъехав, остановился, однако двигатель не выключил.

– Эй! – позвал он, открыв дверь и спрыгивая на землю, взметнув при этом из-под ботинок столб пыли. – Поехали.

Энни соскользнула с бревна.

– Спасибо за то, что заехали за мной. Совсем не обязательно было это делать, но мне тем не менее приятно.

Склонив голову набок, Рик слегка нахмурился, и Энни невольно отметила, что рубашка у него такого же синего цвета, как и цветок цикория.

– У вас сорняк в волосах, – заметил он.

– Это не сорняк, а прекрасный цветок, – со вздохом поправила Энни и, не дожидаясь ответа, забралась в пикап.

Магнуссон уселся на место шофера и медленно поехал по дороге. Хотя он не проронил больше ни слова, Энни явственно ощущала присутствие его крепкого мужского тела и передвинулась поближе к двери. Прошло несколько томительных секунд, прежде чем она отважилась мельком посмотреть на него. Взгляд ее остановился на его длинных пальцах с въевшейся под ногтями грязью, на руках, поросших рыжеватыми волосами, поблескивающими в золотистом свете заходящего солнца.

Она перевела глаза на свои пыльные ноги и выпачканную грязью юбку, блузку, прилипшую к потному телу. Чудо как хороша! Да еще сорняк торчит в волосах, как ей только что очень мило сообщили.

Что ж, во всяком случае, изнасилование ей не грозит!

– Мистер Магнуссон... – начала было она, но Рик ее перебил:

– Зовите меня Рик. Так короче.

– Вы ведь один живете?

Помешкав, он кивнул:

– В основном да.

Не такого ответа она ждала, но что поделаешь.

– Но вы весь день работаете на ферме, и ваш просторный дом почти все время пустует.

Рик поджал губы, от чего кончики его усов опустились.

– Давайте ближе к делу.

– У меня есть предложение.

Взгляд Рика скользнул по ее губам, по подбородку, потом вернулся на дорогу.

– Не обижайтесь, но ваше предложение меня не интересует.

Энни показалось, что в пикапе стало нечем дышать. Злость взметнулась в ее груди ярким огнем. Сосчитав до пяти, чтобы успокоиться, она продолжала:

– Я хотела бы снять у вас комнату, я хорошо заплачу.

– И думать забудьте.

– Я предлагаю вам это потому, что дорога от отеля до Холлоу будет отнимать у меня массу времени.

Да и дорогое это удовольствие – снимать номер в гостинице Блэкхок-Холлоу, подумала она про себя, жить в доме Рика гораздо дешевле. Магнуссон продолжал молчать, и Энни сухо добавила:

– Это означает, что чем скорее я закончу свою работу, тем скорее вы от меня избавитесь.

– Нет.

– Двести пятьдесят долларов в неделю. Подумайте, мистер Магнуссон... Рик. Это неплохие деньги. Ну, что вы на это скажете?

Он долго не отвечал. Энни уже решила, что подобрала к этому мужчине не тот ключик. Что, если деньги его не интересуют? Наконец, остановив пикап на вершине холма, Рик повернулся к ней:

– Вы всегда предлагаете незнакомым мужчинам поселиться с ними вместе, мисс Бекетт?

– Если это необходимо. По роду своей работы мне приходится колесить по всей стране. Часто я бываю в таких местах, где нет ни отелей, ни пансионатов.

Он продолжал смотреть на нее, и Энни пояснила:

– Я привыкла жить рядом с незнакомыми людьми и редко в них ошибаюсь. У меня хорошее чутье.

– Вот как? И что же оно говорит обо мне? – осведомился Рик.

– Что вы хороший человек и что вам можно доверять. Хорошо бы так оно и было!

– А что еще?

– Что я вам не слишком нравлюсь.

– Мне не нравятся сюрпризы, – буркнул Рик.

– Но вы по крайней мере подумаете над моим предложением? – спросила Энни, стараясь, чтобы Магнуссон не уловил в ее голосе отчаяния.

Рик снова взялся за руль, потом взглянул на Энни и бросил:

– Да.