Тогда Помаре вытребовал с Мореа трех евангелистских миссионеров так же, как и новопосвященных туземных пасторов, чтобы они крестили его подданных.

Дело упростили еще более, чем на Мореа. Все дикари были собраны по округам, и, заставив их войти в воду по пояс, их окрестили всех вместе.

Помаре не замедлил покорить все соседние острова и архипелаг Помету, но не мог распространить далее своих побед, ему недоставало средств для преодоления больших расстояний… Это так огорчило его, что, не имея пищи для своей неудержимой энергии, он мало-помалу предался страсти к спиртным напиткам до такой степени, что расстроился и физически, и нравственно. Это было как нельзя более на руку миссионерам, которые начали управлять от его имени и устроили на несчастном Таити такое же суровое и бессмысленное управление, как иезуиты в Парагвае, так как нельзя не сознаться, что лютеранские пасторы стоят католических.

С течением времени разум оставил этого человека, который, без сомнения, играл бы большую роль, если бы имел в своем распоряжении более обширные средства, чем те, которыми он мог располагать, а в последнее время его жизни, когда к нему возвращались проблески рассудка, очень часто слышали, как он говорил:

«О, король Таити, о Помаре! Свинья, бродящая в кустах, теперь более способна царствовать, чем ты! »

Когда он скончался, ему еще не было сорока восьми лет.

Такова личность этого необыкновенного человека, который, будучи одарен блестящими способностями, мог действовать лишь в узком кругу. При нем и благодаря ему, как мы видим, христианские проповедники наводнили Океанию. Чисто политическая власть, которую они приобрели над Таити, не была продолжительна, так как сейчас же после смерти короля регентша, его вдова, просила проповедников остаться в их храмах, угрожая в противном случае, восстановить поклонение Оро.

Конечно миссионеры не заставили повторять себе этого и удовольствовались тем, что прибавили к своей славе более выгодное занятие отправки в Лондон хлопчатой бумаги, перламутра, жемчуга и кокосового масла, а таитяне, освободившись от своих опекунов, превратились в то, чем они прежде были, т. е. снова сделались веселым, счастливым народом.

Однако, английские миссионеры не сохранили в этой части Океании свою религиозно-коммерческую монополию. Рим, в свою очередь, пожелал эксплуатировать страну и послал туда своих самых ловких дельцов. И тогда между протестантами и католиками началось самое забавное соревнование. Главная забота заключалась в том, кто приобретет себе более прихожан, чтобы иметь более перламутра, жемчуга и кокосового масла, миссионеры превратились в открытых негоциантов и платили за продукты страны частью молитвами, частью товарами.

Надо сказать, что, к счастью, Таити испытал только комические стороны борьбы.

Прежде чем закончить этот длинный рассказ, который, может быть, даже возбудит интерес, потому что говорит о стране, о которой все слышали, и о которой мало кто что-либо знает, я упомяну еще об одном.

Два римских миссионера на Мореа в течение нескольких месяцев не давали ничего, их церковь была пуста, депо товаров также. Несмотря на все их усилия, они не могли сохранить даже простого слуги, а между тем, отстоявший менее чем в двух милях, евангелистский храм оглашался молитвами, а магазины пасторов, видимо, наполнялись бочками кокосового масла и перламутра. Триумфом своим эти последние были обязаны гениальной выдумке начальника английской миссии: он выписал из Лондона целую партию мужских фуражек и женских платьев с серебряными и золотыми галунами, и все пожелали украситься этими новинками. Чтобы получить этот великолепный убор, надо было быть протестантом раньше или перейти в протестантизм, а затем заплатить за вещь ее стоимость произведениями страны.

И вот, по милости моды, все католики дезертировали.

Но вскоре улыбка возвратилась на лица католических миссионеров, они даже начали с насмешкою гулять мимо учреждения их собратьев, хотя их храм был по-прежнему пуст. Через несколько дней причина этой радости объяснилась: судно, пришедшее в гавань Папекти, привезло им множество громадных ящиков, которые патеры поспешили открыть в присутствии всех жителей острова, привлеченных любопытством.

В ящиках было три тысячи маленьких ящичков с музыкой… На другой день один из патеров крестил целыми дюжинами, тогда как другой обменивал инструменты и наполнял пустые магазины.

Через четыре дня на острове не осталось ни одного протестанта. Однако, на следующий год протестанты отплатили католикам волшебными фонарями.

Мы очень удалились от экипажа «Bounty», но я уже сказал, что питкернское происшествие служит только рамками для рассказа об Океании.

Стоянка «Bounty» близилась к концу. Натуралист и садовник уже успели погрузить на судно множество самых разнообразных деревьев, оставалось еще исполнить кое-какие мелочи. Офицеры и матросы были предупреждены, чтобы они скорее кончали все свои дела, так как по истечении пяти суток никто не будет отпускаться на берег, иначе как по службе, потому что «Bounty» только ждал попутного ветра, чтобы отправиться в дальнее плавание.

Известие это было выслушано всеми с крайним неудовольствием: прелесть Таити очаровала всех. Особенно же были неприятно поражены Христиан и три гардемарина — Гайгуд, Юнг и Стивард, когда они не были при исполнении служебных обязанностей, то жили в изящных бамбуковых хижинах в атмосфере покоя, любви и сладких мечтаний, под влиянием этого мало-помалу забывая и Англию, и свои служебные обязанности.

Нет сомнения, что если бы им удалось получить отставку от Виллиама Блига, то они остались бы на острове.

В течение целых двух дней они составляли самые безумные планы, то предполагая убежать в неприступную часть острова и ждать там, когда отойдет «Bounty», то сказаться больными и под этим предлогом остаться на острове, забывая, что это было бы возможно только для одного, а не для всех, в конце концов, после зрелого обсуждения и не желая подвергаться строгому наказанию за дезертирство, они решили вернуться на бриге в Англию, но поклялись, что, прибывши туда, они законным путем освободятся от службы и вернутся обратно на Таити, как раз в это время Упу-Фара, министр молодого короля Помаре, пригласил экипаж «Bounty» на праздник у озера Вэгириа.

Виллиам Блиг, которого это обстоятельство заставляло отложить отъезд на несколько дней, сначала хотел отказаться, но потом, решив, что это будет не политично, переменил свое первоначальное решение и отложил отъезд еще на семь дней.

Накануне самого праздника командиру «Bounty» пришла в голову несчастная мысль арестовать Христиана на все время стоянки на Таити, предлогом к этому послужила простая забывчивость молодого офицера, заслуживавшая, самое большее, выговора.

Христиан понял, что Блиг действовал подобным образом из желания вывести его из себя и заставить сделать какое-нибудь нарушение дисциплины, а потому, несмотря — на страшный гнев, сдержал себя и не сделал никакого замечания.

Вследствие определенного приказа адмиралтейства Блиг во все время стоянки на Таити должен был давать полную свободу как офицерам, так и матросам, но за несколько Дней до отъезда он не мог устоять против искушения помешать Христиану проститься с прекрасной Моэ. Христиан с мрачным видом смотрел как на амураму отправилась большая часть его товарищей вместе с Блигом, а он остался со вторым штурманом Эдуардом и восемью матросами.

Целый день его мучила мысль, что Моэ будет на празднике одна, и он с нетерпением ждал наступления вечера.

Пообедав, Христиан пошел на корму и стал пристально смотреть на берег, находившийся на расстоянии ружейного выстрела. Эдуард, которому Блиг передал командование над судном на пять или шесть дней, понял намерения Христиана и, чтобы не пришлось писать рапорта на своего приятеля, сошел вниз.