Пока весь Мемфис, от порта до бедных кварталов ремесленников, пел, танцевал и веселился, Пазаир беседовал с послом из Азии. Ни один писец не присутствовал при их беседе. Прежде чем занести на папирус взаимные обещания, которые станут обязательствами, следовало уладить конфликт.

У посла, человека лет сорока, были живые глаза и дерзкая речь.

– Почему не сам фараон Рамсес возглавлял церемонию?

– Так же, как в прошлом году, фараон пребывает в Пер-Рамсесе, наблюдая за возведением нового храма.

– Фараон сместил визиря Баги?

– Вы сами могли убедиться, что речь не идет о смещении.

– Да, он присутствовал на церемонии и по-прежнему носит медное сердце. Я отметил эти несомненные знаки расположения фараона. Однако передо мной молодой визирь Пазаир. Почему Рамсес доверил эту должность именно вам, прекрасно зная, насколько она тяжела?

– Баги утомили тяжкие обязанности, и он пожелал сложить с себя полномочия. Фараон удовлетворил его просьбу.

– Вы не ответили на мой вопрос.

– Кто может проникнуть в замыслы фараона?

– Думаю, его визирь.

– Я в этом не уверен.

– Тогда вы – всего лишь игрушка.

– Вам виднее.

– Нет, мое мнение о вас иное, и оно небезосновательно: вы являлись всего-навсего провинциальным судьей, а Рамсес сделал вас своей правой рукой и вторым лицом в государстве. Десять лет я знаю фараона, он всегда оценивал своих приближенных по достоинству и ни разу не ошибся. Думаю, вы – человек незаурядный, визирь Пазаир.

– Если позволите, то и я задам вам несколько вопросов.

– Такова ваша обязанность, визирь.

– Что означали ваши приношения?

– Племена Азии вам чем-то не угодили?

– Вы прекрасно знаете, что хотели сказать Египту. Это был упрек на грани оскорбления.

– Мы удержались на достойной грани, о чем свидетельствуют мое хладнокровие и желание во что бы то ни стало сохранять добрые отношения с вашей страной после нанесенной нам обиды.

– Я ничего не понимаю. О какой обиде идет речь? – удивился Пазаир.

– Вам расточают похвалы за правдивость. Зачем же вы прикидываетесь, что пребываете в неведении?

– Клянусь именем фараона, я понятия не имею, о чем идет речь!

Посол из Азии взглянул на визиря с любопытством, и тон его несколько смягчился.

– Странно, странно... Или, может, больше не в вашей власти контролировать деятельность друзей фараона, например, Двойной Белый дом?

– Мне были не по нраву кое-какие порядки, и, вступив в должность, я в самом деле кое-что изменил. Неужели вы стали жертвой чьей-то ошибки, о чем мне не доложили?

– Ошибки?! Слишком мягко сказано. Речь идет о намеренном оскорблении, из-за которого могли бы оборваться наши добрые отношения, если бы мы взялись за оружие!

Пазаир постарался скрыть охватившее его беспокойство, но голос у него невольно дрогнул.

– Возьмите на себя труд и расскажите мне обо всем, – попросил он.

– Мне с трудом верится, что не вы в ответе за нанесенную нам обиду.

– Как визирь, я в ответе за все. Не боясь показаться смешным в ваших глазах, я сознаюсь в своем полном неведении. И согласитесь, что поправить зло, не зная, в чем оно состоит, очень трудно.

– Египтяне часто посмеиваются над нами, считая, что мы любим хитрить и обводить других вокруг пальца, но хочу вас предупредить – хитрецы обычно попадаются в собственные сети. Хотя ваша молодость вызывает у меня сочувствие.

– Объяснитесь, прошу вас.

– Или вы самый ловкий на свете комедиант, или вам в самом деле недолго оставаться на посту визиря. Вы знаете, какой у нас заключен торговый договор с Египтом?

Пазаир не стал обращать внимания на иронический тон посланника. Что ему за дело, если тот считает его не только глупцом, но и слабаком, он должен выяснить правду, и это главное.

– За присланные вам товары Двойной Белый дом расплачивается с нами золотыми слитками. Таков обычай с тех пор, как между нами установился мир.

– Вы не получили от нас золота? – удивился Пазаир.

– Слитки были доставлены, но золото оказалось самого низкого качества, плохо очищенное и ломкое! Разве что дикие кочевники могли счесть его настоящим золотом! Отправив нам ненужные отходы, Египет посмеялся над нами. Ответственность лежит на Рамсесе Великом. Мы считаем, что он нарушил свое слово.

Так вот чему так радовался Бел-Тран: он поставил под удар авторитет фараона и готовился выступить спасителем Египта, исправляя ошибки недостойного владыки!

– Вышло досадное недоразумение, уверяю вас! – твердо заявил Пазаир. – У Египта не было намерения вас оскорбить.

– По моим сведениям, Двойной Белый дом не является независимым учреждением, а исполняет распоряжения, поступившие свыше.

– Считайте, что вы стали жертвой канцелярской ошибки и дурной работы чиновников, но ни в коем случае не злонамеренного желания нанести вам урон. Я сам сообщу фараону о своем просчете.

– Вы пали жертвой интриги, не так ли?

– Для меня было важно узнать, что произошло, и принять необходимые меры. Если я не справлюсь, в следующий раз вы будете иметь дело с другим визирем.

– Буду об этом сожалеть.

– Вы верите, что мои извинения чистосердечны?

– Вы умеете вызвать к себе доверие, Пазаир, однако Азия ждет возмещения убытков согласно заключенному договору. Отошлите как можно скорее причитающееся ей золото. В противном случае война неизбежна.

Пазаир и Нефрет готовились к отъезду в Пер-Рамсес, когда к визирю явился гонец.

– Дурные новости! – объявил он. – Градоначальник Коптоса выдворен из города вооруженной бандой, в которую входят ливийцы и нубийцы.

– Сколько раненых?

– Ни одного. Они заняли город без боя. Стражи пустыни тоже встали на сторону мятежников, и начальник городской стражи не осмелился им противостоять.

– Кто стоит во главе мятежников? – хмуро спросил Пазаир.

– Некий воин по имени Сути, служитель золотой богини, которая подчинила себе жителей города.

Пазаир ощутил жгучую радость: Сути жив, и еще как жив! Чудесная новость, пусть даже его возвращение, которого он так ждал, произошло при таких необычных обстоятельствах.

– Воинские отряды, размещенные в Фивах, готовы к выступлению. Военачальник ждет ваших распоряжений. Как только вы подпишете приказ, я немедленно отвезу его, и порядок будет восстановлен. Даже если мятежники хорошо вооружены, они не настолько многочисленны, чтобы устоять против огромного обученного войска.

– По возвращении из Пер-Рамсеса я сам займусь мятежниками. Пусть пока солдаты окружат город и займут оборонительную позицию. Я разрешаю подвозить к городу провизию и пропускать в него торговцев, никто не должен голодать. Дайте знать Сути, что я лично прибуду в Коптос и сам буду вести с ним переговоры.

Пазаир и Нефрет, стоя на террасе великолепного дома, пожалованного им, любовались городом Пер-Рамсес[21], любимым детищем фараона Рамсеса II. При свирепых гиксосах-захватчиках столицей страны был Аварис, но в начале Нового царства врагов изгнали, а неподалеку от прежней столицы расцвел по воле царя величайший в дельте Нила город. Он насчитывал сотни тысяч жителей, внутри его стен было множество храмов, посвященных Амону, Ра, Птаху, коварному Сету, насылающему ненастье, покровительнице врачевателей грозной Сехмет, азиатской богине Астарте. У четырех ворот размещались отряды стражников. На юге находилась гавань с лавками ремесленников и хранилищами разнообразных товаров. В центре, вокруг огромного искусственного озера, высился царский дворец и стояли дома приближенных и знати.

Даже в засушливое время года жители Пер-Рамсеса наслаждались прохладой, поскольку сеть каналов соединяла здесь два рукава Нила. Один из них назывался воды Ра, другой – воды Авариса. В каналах водилось много рыбы – раздолье рыбакам.