Грек, казалось, остался доволен.

– Вам повезло. Ваша обезьяна, она продается?

– Пока нет, – ответил Кем.

– Есть любители.

– Это чудесное животное, тихое и мирное.

– Оно будет служить залогом. Вы сможете получить хорошую цену.

– Идти далеко?

– Два часа пути; мы ждем ослов.

Наконец караван тронулся в путь. Животные с тяжелой ношей шли не спотыкаясь, привыкшие к своей нелегкой работе. Купцы постоянно ссорились. Пройдя заброшенное поле, они вышли к небольшому селению с низкими домами, окруженному стеной.

– Не вижу храма, – удивился Пазаир.

– Это селение знает лишь одного бога – выгоду, – со смешком ответил грек. – Именно ей мы верно служим, и от того нам хорошо.

Они миновали главные ворота, которые охраняли два стражника, заблаговременно присланные сюда Кемом. Все толкались, окликали друг друга, наступали соседям на ноги и вливались в нескончаемый поток, заполнивший узкие улочки, где открывались лавки торговцев. Больше всех здесь было палестинцев. Босоногие, с бородками клинышком и пышными шевелюрами, перетянутыми на лбах лентами, они любовались своими разноцветными плащами, приобретенными у ливийцев. Ханаанцы, ливийцы, сирийцы осаждали лавки греков, ломившиеся от привезенных ваз и предметов туалета. Здесь же покупали мед и вино для застолий и ритуалов.

Наблюдая за торговлей, Пазаир быстро заметил необычное явление: покупатели ничего не предлагали взамен тех товаров, которые они приобретали. После горячих споров они лишь пожимали руку продавцу.

Пазаир подошел к невысокому бородатому словоохотливому греку, предлагавшему великолепные серебряные кубки.

– Мне нравится вот этот, – заявил он.

– Какой изысканный вкус! Я, право, поражен!

– Почему?

– Это мой самый любимый. Расставание с ним повергнет меня в печаль, которую не передать словами. Увы, таков жестокий закон торговли. Коснитесь его, молодой человек, погладьте его. Поверьте, он того стоит. Никто из ремесленников не способен сделать подобный!

– Сколько он стоит?

– Наслаждайтесь его красотой, представьте его в вашем доме, подумайте о завистливых и восхищенных взглядах ваших друзей! Сначала вы будете отказываться назвать имя купца, с которым вы совершили такую невероятную сделку, затем признаетесь: кто, кроме Перикла, может продавать подобные шедевры?

– Он, должно быть, очень дорогой, – заметил Пазаир.

– Что значит цена, если искусство достигло совершенства? Называйте, Перикл слушает вас.

– Одна пятнистая корова? – предположил Пазаир.

Во взгляде грека отразилось недоумение.

– Я не очень люблю шутить.

– Слишком мало?

– Я не могу терять время на ваши грубые шутки. – И купец обиженно перешел к другому клиенту.

Пазаир растерялся, ведь он предложил явно завышенную цену. Затем визирь обратился к другому греку. Тот же диалог с небольшими изменениями сопровождал сделку. В ключевой момент Пазаир протянул руку. Купец нежно пожал ее и... удивленно отдернул.

– Но... она пуста! – воскликнул он.

– А что в ней должно быть?

– Вы что, думаете, я отдаю вазы бесплатно? Конечно серебро!

– У меня... его нет.

– Идите к ростовщикам, там вам дадут.

– Где их найти?

– На главной площади. Там их больше десятка.

Ошеломленный, Пазаир пошел в направлении, указанном торговцем. Улочки вывели его на квадратную площадь, по сторонам которой располагались странные лавки. Пазаир осведомился; это действительно оказались лавки ростовщиков. Визирь подошел к самой крупной лавке и встал в очередь.

У входа расположились два вооруженных охранника. Они осмотрели его с головы до ног, проверяя, не прячет ли он кинжал. Внутри оказалось несколько очень занятых людей. Один помещал на весы небольшие кусочки металла круглой формы, взвешивал их, затем раскладывал по ящичкам.

– Вклад или изъятие? – спросил он Пазаира.

– Вклад.

– Перечислите, что вы вкладываете.

– Ну... – замялся визирь.

– Побыстрее, другие клиенты ждут.

– Учитывая огромный объем моего вклада, я хотел бы поговорить о его стоимости с вашим хозяином.

– Он занят.

– Когда я смогу его увидеть?

– Подождите.

Через несколько минут служащий вернулся и сообщил, что хозяин приходит на закате.

Так деньги, это «великое коварство», были введены в удаленном селении. Деньги в виде разменных монет, придуманные греками десятки лет тому назад, обходили страну фараонов, с ними наступал конец меновой торговле, и общество скатывалось к краху[17]. Великое коварство стимулировало природную скупость рода человеческого и заставляло людей прикасаться руками к деньгам, оторванным от настоящих товаров. Предметы и продукты превращались в кружочки серебра и меди – тюрьму для человека.

Хозяин лавки и богатейший местный ростовщик, полный человек с квадратным лицом, примерно пятидесяти лет, уроженец Микен, постарался воссоздать на чужбине привычный облик родного дома: повсюду стояли небольшие статуэтки и затейливо украшенные глиняные вазы самых разнообразных форм.

– Мне сказали, что вы собираетесь сделать крупный вклад, – начал он.

– Да, это так.

– Из чего он состоит?

– У меня много всего.

– Скот?

– Скот.

– Зерно?

– Да.

– Суда?

– Суда.

– Что-нибудь... еще?

– Много всего другого.

Толстяк, казалось, был впечатлен.

– У вас достаточно монет? – спросил его Пазаир.

– Думаю, да, но...

– Чего вы опасаетесь?

– Ваша внешность не дает оснований думать, что у вас... такое богатство...

– В путешествиях я не надеваю дорогие одежды.

– Я вас понимаю, но хотел бы...

– Иметь подтверждение моего состояния? – помог ему Пазаир.

Ростовщик кивнул.

– Дайте мне глиняную дощечку, – попросил визирь.

– Я хотел бы записать сделку на папирусе.

– У меня есть лучшее средство, чтобы вселить в вас уверенность. Дайте эту дощечку.

Толстяк в недоумении подчинился.

Пазаир сделал в глине глубокий оттиск своей печати:

– Такая гарантия вам достаточна?

У толстяка глаза вылезли из орбит. Он в ужасе разглядывал печать визиря.

– Что... что вы хотите? – пробормотал он.

– К вам приходил преступник, которого ищут по всему Египту.

– Ко мне? Это невозможно!

– Его зовут Монтумес. Он был начальником стражи, нарушил закон и был отправлен в изгнание. Его появление в Египте – серьезное преступление, о котором вы обязаны были незамедлительно сообщить.

– Уверяю вас, что...

– Хватит лгать, – посоветовал визирь. – Я знаю, что Монтумес приходил сюда по указанию распорядителя Государственной казны.

Упрямство ростовщика было сломлено. Он заговорил:

– Почему я должен был отказаться от сделки с ним? Монтумес причислял себя к власть имущим.

– Чего он от вас хотел?

– Развернуть ростовщическую деятельность во всей Дельте.

– Где он скрывается?

– Он уехал отсюда в порт Ракотис[18].

– Разве вы забыли, что хождение монет запрещено, что виновные в этом преступлении несут тяжкие наказания?

– Я действую в рамках закона.

– Разве вы не получали указ, собственноручно подписанный мной?

– Монтумес уверил меня, что на деятельность ростовщиков в Египте смотрят сквозь пальцы.

– Вы неосторожны, – заметил Пазаир. – В Египте закон – не пустое слово.

– Вы не сможете долго противостоять этому новшеству...

– Этого новшества мы не хотим.

– Я не один в этом деле, мои коллеги...

– Поговорим с ними позже. Покажите мне город.