К вечеру подошли к выходному шлюзу, прошли его и остановились у пирса. Пирс как платформа электрички. Ширина метров десять, с одной стороны мы, с другой — гигантский «грузовик», собирающийся пройти канал, то есть идущий в обратную сторону.

Судно стоит здесь минут тридцать, час. Но вот гудок, и мы уходим в море. Теперь до Дакара земли уже не будет…

День шестой. Сейчас пишу в кают-компании. Через полчаса ужин, то есть второй обед. Сегодня у нас «штормовое» меню. Утром была селёдка с картошкой и чай, в обед кислые щи и запеканка, сейчас, наверное, тоже что-нибудь солёное или кислое. Это лучше идёт в волну. Полчаса назад: прошли самое узкое место проливов Па-де-Кале и Ла-Манш. Сперва были видны на берегу английские и французские, маяки, потом остались лишь английские.

Близится Новый год. По радио передают концерт для моряков и полярников. У нас и экипажа новая забота. Как встретит нас всегда бушующий зимой Бискайский залив, северные «ревущие сороковые»? Все разговоры начинаются:. «Вот проскочим Бискайский…»

Ведь если попадём в шторм, может трепать долго, а тогда прощай новогодний праздник.

Идёт усиленная подготовка к Новому году. Конечно, особенную активность проявляют наши девушки. Их в экипаже человек двадцать (вся команда — девяносто). Мы знакомы в основном с нашими официантками, приветливыми, молодыми, красивыми. На такие суда очень строгий отбор. Девушки все имеют образование не менее десяти классов плюс курсы переводчиков и школа стюардесс. Флот любят.

Приятно, что у экипажа нет зазнайства перед членами экспедиции. Мы чувствуем себя единым коллективом. Все ходят уже по-домашнему (хотя в столовую обязательно в, пиджаке и хороших брюках). Наши ребята несут вахту вместе с матросами. Новый год будем встречать всей «семьёй» в: ресторанах первого и второго класса. Готовится самодеятельность, радиогазета, стенгазета, шикарный ужин. Одна забота, чтобы шторм пронёсся мимо нас, хотя бы 31-го.

Сегодня в полном составе собрался учёный совет, утвердили план докладов (12 научно-информационных. 6 научно-популярных, радиогазета с сообщением о странах, мимо которых идём).

Послал радиограмму жене, но забыл написать её фамилию. Так обидно. Ребята утешают: «Один известный учёный из предыдущей экспедиции послал как-то жене телеграмму подписавшись: „Иванов“. Так он тоже переживал: жена перестала отвечать на телеграммы».

День седьмой. Первый «привет» Бискайского залива, волна 6-7 баллов, идём носом к ней, тем не менее многие уже лежат. Ветер с открытого моря такой, что на палубе еле стоишь. Значит, Бискай готов нас принять по всей форме. Иду на ботдек, то есть шлюпочную палубу. Если пробуду ещё немного в каюте — вырвет Первая волна уже перевалилась даже через ботдек, окатив нас с головы до ног.

Перед обедом первый раз отдал дань морю. Вывернуло наизнанку. Думал, конец пришёл. Потом прошло, обедал. Надо все время что-то делать: работать, писать, шевелиться. По радио сейчас идёт самая бравурная, «штормовая», музыка, чёткие танго, рок, марши. Факторович говорит, что надо продержаться сутки Когда пройдём мыс Фенистер, будет легче. Ведь рецептов против морской болезни нет.

Наше судно идёт и при качке очень хорошо и почти не теряет хода, делая 15 узлов. Волна уже красивая, южная, сине-зелёная, хотя солнца и нет.

Скоро ужин. Только что снова бегал к борту. Легче стал к этому относиться. Первый раз боялся, что, начав «выворачиваться», не смогу остановиться. Аэрон не помогает. Пил сам, давал другим. Никакого эффекта. Говорят, помогает лимон. Только что съел лимончик и сразу стошнило.

День восьмой. Всю ночь качало. Качка усилилась, стала бортовой… Крен градусов тридцать, винтом. Судно сначала валится на нос, затем на левый борт, а уже потом, садясь кормой, идёт на правый борт. Поэтому все время находишься в напряжении Чувствуешь, как ползёшь вниз, упираешься ногами в стенку каюты а потом тебя волочит обратно головой вперёд, и ты сквозь сон стараешься задержать это движение. Но в общем спать можно хорошо, я спал, не просыпаясь, до завтрака.

Утром ветер стих, но зыбь сильная, боковая. Переносится легко, можно даже курить Погода разгуливается горизонт чист временами светит солнце. Море синее-синее, собственно, это уже не море, это Атлантика. И волна атлантическая, океанская — пологая, длинная, редкая Сперва кажется, что она небольшая, и только когда наше судно задирает нос и валится на бок при встрече с ней, понимаешь, что это такое.

Эту волну видно сверху по тени У неё спокойная светлая впадина и тревожная, волнующая тёмная вершина, но её мощи не чувствуешь. Она, как бомба, которая ещё не взорвалась.

Часов в одиннадцать музыка по радио внезапно оборвалась. По всему судну резко и протяжно залился звонок. По палубе бежала на нос, стуча сапогами, кучка матросов, за ними штурман. Радио ожило:

— Всем, всем! Учебная пожарная тревога! Учебная пожарная тревога! Горит камбуз. Всему экипажу и пассажирам надеть спасательные нагрудные жилеты. Пассажирам не выходить из кают.

Через несколько минут новый звонок и сообщение:

— Учебная шлюпочная тревога. Всему экипажу, кроме вахты, и всем пассажирам немедленно подняться к своим шлюпкам.

Теперь мы знаем, что делать дальше. Стоять у стенки и не мешать спуску шлюпки номер три. Это наша шлюпка. А затем в шлюпку — и грести. Оказалось, она с винтом и ручным приводом, даёт четыре узла. Выяснили попутно, что с нами в шлюпке наш ресторатор, так что ящиком коньяка мы на худой конец обеспечены.

Ночью по правому борту заметили светлую дугу, поднимавшуюся над горизонтом. Размерами и формой она была похожа на радугу. На траверзе левого борта, на той же высоте, была луна, поэтому мы назвали явление лунной радугой. Когда луна скрылась за тучами, радуга осталась. Через некоторое время часть радуги заволокли тучи. Погода сырая, на лицо и палубу садятся мелкие капельки, хотя тумана и нет.

День девятый. Идём по-прежнему на юг Вчера передвинули часы ещё на час, теперь время Гринвича. Шторма нет и в помине, океан спокоен, поверхность его совершенно гладкая. Правда, океан «дышит», причём так, что с непривычки в Балтийском море от такого «дыхания» мы все лежали бы. Бортовая качка. Однако все уже чувствуют себя хорошо, все, кроме нашего единственного на борту Героя Советского Союза, лётчика. Он уже два дня не встаёт.

В ресторане продолжают запивать скатерти. Первый раз мы столкнулись с этим перед Бискайским заливом. Качало сильно. Приходим обедать — на скатерти под каждой тарелкой — лужа. Оказывается, это сделано для того, чтобы нижняя тарелка, на которую ставится тарелка с супом, не скользила при качке.

Сегодня я сделал первое сообщение радиогазеты, выступал с обзором ближайшего пути. А профессор Ружницкий, польский геолог рассказывал о своих путешествиях. Он объездил почти весь мир: был на Шпицбергене и в Лаосе, в Японии и в Испании, в Монголии и во Франции.

— Я люблю путешествовать, — говорит он. — Только вдали от дома начинаешь узнавать свою родину, что в ней хорошо, что плохо, и особенно начинаешь любить свою страну.

День десятый. Сегодня мы уже отдыхаем. Утром было ещё прохладно. Делали разминку в ковбойках и замёрзли, но чувствовали, что день будет прекрасный, первый день плавания, когда над нами только чистое бледное небо. На горизонте из-за редких чёрных облачков встаёт солнце, которое ещё не в силах потушить яркие звезды. Сегодня солнце ни разу не покинуло нас, как бы компенсируя своё долгое отсутствие. Ведь мы видим его со дня отплытия первый раз. Ещё вчера оно лишь баловалось с нами, проглядывая сквозь тучи. Капитан и вахтенный десятки раз выскакивали на мостик с секстантом в одной руке и часами в другой и уходили ни с чем, ругая неуловимое солнце. А сегодня его так много, что нельзя выйти на палубу без очков.

Блестящий штилевой океан, сверкающая, добела начищенная палуба. Все свободные от вахты здесь. Правда, несмотря на солнце, ещё не жарко. Но и это придёт Позавчера ходили в пальто, вчера в пиджаках, сегодня в ковбойках, завтра выйдем и без них. День и ночь считает лаг мили и мили. Машина выжимает всё, что можно, судно проходит четыреста миль в сутки. Это примерно семьсот километров!