— Что же ты так боялась милиции, ведь ты защищалась? — спросил Дима.
— А как бы я это доказала? Кто бы мне поверил? У него такие родители, он единственный сынок. Они кого хочешь в порошок бы стерли. А кто я для них муха! Прихлопнули бы и не заметили!
— Это так! Впрочем, у меня сейчас мелькнула интересная мысль, — задумчиво произнес Анохин и заговорил решительно, уверенно: — Лазарева пропала, значит, месяца два назад. Ее сейчас по-прежнему ищут. Если я поручу своему адвокату узнать телефон ее родителей и факс следователя, то можно отсюда позвонить родителям и сказать, кто ее убил и где искать труп, а одновременно дать факс следователю с этими же сведениями. Родители несчастной девочки, я думаю, не дадут следователю замять эти факты, заставят порыться на даче Левчика. И как только найдут Лазареву, ты можешь написать в прокуратуру, что произошло между тобой и Левчиком. Сама ты являться туда не будешь, пока мой адвокат не убедится, что тебе можно прилететь без опаски. Таким образом, я уверен, ты снимешь с себя все обвинения…
— Правда? — быстро повернулась к нему Светлана, привстала на локтях. Глаза ее блестели. — Это правда?
— Я ничуть не сомневаюсь в этом. Пока мой адвокат не почувствует, что ты в полной безопасности, я тебя отсюда не отпущу.
Большой каньон был неподалеку от Спрингдейла. Добрались до него быстро. Светлана все утро была молчалива, но легка, светла, нежна, чувствовала себя так, словно только что выздоровела после тяжкой болезни. Ластилась ласково к Диме за завтраком. В машине положила голову ему на плечо. Молчала всю дорогу. Лишь однажды прошептала как будто сама себе:
— Господи, как мне хорошо с тобой! Не разочаруй меня!
— Это теперь главная цель в моей жизни, — серьезно ответил он. — Все остальное рухнуло. Все мои книги теперь будут посвящены тебе, все мои дела только для тебя. Больше у меня ничего нет.
Большой каньон не вызвал в ней того восторга, который она испытывала в Королевском каньоне. Светлана стояла на краю, держалась за железные поручни, глядела в синеватую даль, в бескрайнюю глубь ущелья, где далеко внизу проглядывалась, светлела полоска реки Колорадо. Она-то и прорезала самое глубокое ущелье в мире. С этой стороны, где они были, рос реденький лесок, а на противоположной — голая равнина.
Когда они поехали дальше по краю Большого каньона, Светлана спросила:
— Можно, я позвоню маме?
— Телефон в барсетке, — ответил Дима. Настроение у него сегодня тоже было покойное, хотелось быть бережным со Светой. И он неторопливо, осторожно вел машину по извилистой прекрасной дороге, которая то углублялась в лесок, то вновь выходила на берег Большого каньона.
Светлана вытащила телефон, набрала номер.
— Мамочка, приветик! Как ты, как папа?
— Доченька, здравствуй! У нас-то все хорошо, слава Богу. У тебя-то как? Сердце за тебя разрывается! Почему к тебе так милиция прицепилась? Что ты натворила? Меня опять терзали: где ты? Подай им дочь! Словно я тебя в шкафу прячу. Что произошло?
— Мам, ты кому веришь? Мне или нашей придурошной милиции? Я тебе говорила, что один наш однокурсник попался на наркотиках. Я ничего не знаю: то ли он их продавал, то ли покупал.
— А при чем ты?
— У меня с ним никогда никаких отношений не было. Всех его знакомых теперь таскают на допрос, выясняют. Кого нет в Москве — ищут.
— И ты бы к ним пришла, ответила на вопросы.
— Ну да, буду я из-за них свадебное путешествие прерывать! Мы с Димой все лето будем путешествовать, все три месяца. До сентября. Сейчас мы уже не в Киеве, а во Львове, потом поедем в Прагу, в Вену. Я тебе буду изредка позванивать, я хочу, чтобы ты была счастлива вместе со мной. Мама, поверь, я так счастлива! Я не представляла, что можно быть такой счастливой. Я в него все больше влюбляюсь и влюбляюсь.
— Кто он? Скажи хоть в двух словах.
— У нас дома его книги есть. Ты их читала. Они тебе нравились. Это Дмитрий Анохин! Я так счастлива, что… — Светлана вдруг услышала в трубке какой-то странный хрип, словно мать стал кто-то душить. Она запнулась и закричала тревожно: — Алло, мам! Ты меня слышишь?
— Он рядом? — еле расслышала Света голос матери. — Спроси у него… ой… Знал ли он Женечку Харитонову? И кто она ему?
Света отставила трубку, обернулась к Анохину, который с тихой улыбкой слушал ее разговор с матерью, и спросила с тревогой в голосе:
— Ты знал Женечку Харитонову? Кто она тебе?
— Это моя первая жена. Это было лет двадцать назад, в Тамбове, — быстро ответил Дима и всполошился: — А что такое?
— Мам, он говорит, что Женечка — его первая жена! — крикнула, начиная дрожать, Светлана. Мать звали Евгенией Александровной, и родители ее были из Тамбова.
— Он твой отец! — жалобно и страшно прозвучал в трубке голос матери. — Папа тебя удочерил малюткой. Мы скрыли от тебя…
Светлана медленно выпустила трубку из рук и прошептала белыми, мертвыми губами:
— Женечка — моя мама! У вас… была… дочь? — Слабая надежда еле теплилась в ее помутневших глазах, надежда на то, что Дима отведет от нее и эту неожиданную ужасную беду.
Анохин увидел в детской коляске маленькую головку в белых кружевах и прошептал помертвевшими губами:
— Была… Света… — Вдруг из него вырвался дикий вопль: — Светик!
— Я не хочу жить! — вскрикнула тонко девушка и рванулась из машины, пытаясь на скорости выскочить из нее, но ремень безопасности не пустил ее. Она забилась, затрепетала на сиденье, как упавшая на землю птица, сбитая на лету выстрелом.
Огромная каменная лавина с ревом рухнула на голову Анохина, оглушила его, раздавила, расплющила, закрутила и понесла вниз в каменном грохочущем потоке. Дмитрий увидел справа, в десяти метрах от дороги, за зелеными стволами елей, край обрыва Большого каньона. Он резко крутанул руль в ту сторону, запетлял меж деревьев и нырнул в пропасть.
Водитель автомобиля, ехавший следом, растерялся, увидев, как идущий впереди новенький кабриолет с мужчиной и женщиной вдруг свернул в лес, быстро объехал одно, другое дерево и исчез. Водитель с ужасом в глазах испуганно затормозил, остановился, выскочил из машины и побежал к обрыву.
Пропасть была так глубока, что на краю ее было страшно стоять. И там, далеко внизу, на камнях, полыхала машина. Черный дым поднимался отвесно вверх. Было тихо, ни ветерка.
