Помню, незадолго до войны, сижу у открытого окна. Подходит маленький оборванец. Протягивает руку и просит кусочек хлеба.

— Подайте, Христа ради!

Эта формула была общепринятой у всех нищих в довоенные годы.

Спрашиваю:

— У тебя есть папа?

— Мой папа в турме. Слово «тюрьма» он не смог выговорить.

— А мама?

— Она больная лежит на вокзале. Ждет, когда я принесу ей хлеб. Голодные мы!

— У тебя, что же, нет дома, квартиры?

— Дом был! А, как только папаню забрали ночью в турму, нас выгнали из дома! С тех пор мы побираемся. А, тут еще мамка заболела, лежит на лавочке на вокзале. Стонет. Милиционер ее все время гонит. Она бы ушла, да не может.

Вот такой печальный эпизод вспомнился мне в тот момент.

Война своеобразно повлияла на психику нищих: до войны просили только хлеб, а после войны — деньги.

Нельзя без слез смотреть на этого стонущего и корчащегося от боли человека..

А что мне даст это сведение счетов? Сейчас ко мне по ночам приходит фриц, а будут приходить двое! Один наш! Да и совесть замучает Добить раненного это же зверский поступок!. Такого себе не простишь никогда! Да, и человек — то он наш. Хоть и жестокий, но наш! Отбрось мысли о мести и помоги ему!

— Давай соображать, капитан. Мы оба раненные и нам не следует устраивать бой. Так будет лучше обоим.

— Ты прав!

— Нужно было залечь, услышав вой мины? Мы на передовой научились по звуку определять, где упадет мина или снаряд!

Он повернул ко мне искаженное болью лицо и прохрипел:

— Думал, что она пролетит мимо и рванет за лесом. В траншею боевого охранения торопился. Там идет смертоубийство!

— Ошибка! Смертоубийство идет перед немецкой первой траншеей! Только что оттуда.

— В том — то и дело, что не ошибаюсь! Звонок по телефону был из боевого охранения.

— Однако, хватит разглагольствовать! Надо делать перевязку. Осколками вам оторвало обе ноги ниже колен. У меня есть один перевязочный пакет. Его хватит на одну ногу.

— У меня тоже есть такой пакет. В кармане гимнастерки. А смертоубийство идет все же в траншее боевого охранения. Там убиты два наших офицера.

— Сомневаюсь!

— Было бы хорошо, если бы я ошибался! Однако, помоги мне. Прошлое забудь. Прости меня!

— Да, что там! Прошлое, прошлое! Я тоже ранен, но полегче. Вот сейчас перевяжу вам обе ноги, кровь перестанет хлестать и, , будет полный порядок!

Чтобы сделать перевязку, мне нужно было сесть, а не лежать. Легко сказать, а сделать это очень трудно. Превозмогая боль, со стоном, заставил себя сесть и принялся за перевязку.

Пока шла моя работа в голове капитана началась борьба. Овчинников с удивлением осознал, что в нем борются между собой два человека. Один повыше ростом, пошире в плечах напористо доказывал, что перевязку делает враг.

— Это он делает для того, чтобы замаскировать свою вражью сущность!

Второй ростом пониже возражал.

— Да, будет тебе! Ну, что ты мелешь? Парень он хороший, обиду простил, а теперь оказывает помощь!

— Но он передернул затвор винтовки, загнал патрон в патронник! Неизвестно, как он поступит дальше. А если он все же нажмет на спусковой крючок? — настаивал первый.

— В таком случае, зачем перевязывать раны человеку? Можно и без перевязки пристрелить! — парировал второй.

— Мой отец говорил, что враг никогда не станет другом. А он настоящий враг и сын врага народа, — не унимался первый.

— Эх, ты! Да ему каждое движение причиняет боль! Ты видел, как ему тяжело было сесть? Что же, по — твоему, он терпит боль для маскировки своих злых намерений!

— Может быть это и так, но все же надо быть бдительным!

.Обрывки мышц и брюк мешали работе. Мне было ясно, что повязка должна быть тугой, очень тугой, иначе кровь не остановишь. От напряжения у меня на лбу выступили капельки пота. Весь измазался кровью капитана, но перевязку все же сделал.

— Ты, что, по — прежнему, на меня зол? — спросил капитан

— Не стоит вспоминать! Дело прошлое! Поползу дальше, а как только встречу кого — сразу направлю сюда. Не надо падать духом! Еще поживем! Не горюйте по ногам. Кончится война и, наше правительство всех инвалидов возьмет на свое попечение. Будете жить, как у Христа за пазухой. Другие будут вам завидовать! — с этими словами оставил его и пополз дальше.

А, в это время Овчинников лежал, смотрел мне в след и, вся его душа, все существо наполнялись ненавистью к этому ползущему в окровавленном обмундировании мальчишке.

Но, что это? Вдруг мальчишка встал во весь рост! Да это совсем не мальчишка! Это огромного роста мужик во фраке, с сигарой во рту, с отвислым животом со звездно — полосатым цилиндром на голове.А ! Да это же буржуй! Злобный враг его народа, его страны! Он сошел со страницы журнала «Крокодил»! (Такой сатирический журнал издавался в нашей стране много десятилетий.) Капитан тряхнул головой, отгоняя ненавистное видение. И тут перед его мысленным взором появился его доблестный спившийся в конце жизни отец.

— Умирая — убивай! — сказал отец.

Вот уползает мой смертельный враг — думал Овчинников. Залечат ему раны и, он снова будет вредить народу, моемсу народу! Создаст подпольную организацию, а там и до гражданской войны недалеко. Снова миллионы убитых, моря крови. Мой долг не дать ему творить свои черные дела. Нет! Не дам ему такую возможность! Это мой долг перед Родиной, перед народом, перед отцом!

С этими мыслями капитан, забыв о невероятной боли, выхватил пистолет, дослал патрон в патронник, взвел курок. От этих резких движений потемнело в глазах. Капитан, сказал сам себе Овчинников, собери в кулак все свои силы! От этого зависит будущее народа, будущее страны.! Вот уже указательный палец его правой руки на спусковом крючке…

Характерный звук, когда загоняется патрон в патронник пистолета, заставил меня остановиться..Такой щелчок означает, что пистолет поставлен на боевой взвод. Поворачиваюсь и вижу в руках капитана пистолет. Теперь меня от смерти отделяли не секунды, а мгновения.

Вот она смерть! Сейчас оборвется моя жизнь! Но, что это? На меня нашло оцепенение от предчувствия неминуемой смерти! Надо действовать! Действовать!

Оцепенение прошло так же быстро, как и наступило Вижу. пистолет ТТ (это марка пистолета) в руках капитана совершает кругообразные движения. Он, закусив от боли губу, пытается поймать меня на мушку.

Резко, броском, перекидываю свое бренное тело в направлении Овчинникова, Кидаюсь к нему и прикладом вышибаю из его руки пистолет. Он отлетел в сторону метров на 5. Подползет, поднимет! Собираю все оставшиеся силы, беру пистолет и, привстав, швыряю его , как можно дальше.

И тут мой взгляд упал на Овчинникова. Даже оторопь взяла от неожиданности! Лицо его было искажено злобой. Точнее, невероятной звериной злобой!

— Откуда такая злоба, капитан? Ведь я сделал доброе дело — перевязку Может быть эта перевязка спасет от смерти!.

— Твоя взяла! — прохрипел капитан — Как же я тебя ненавижу! Как жалко, что тогда не пустил в расход!

— Отблагодарил, мразь ты этакая! Не буду марать об тебя руки. Судьба жестоко отплатит тебе за твою подлость! — с этими словами пополз дальше.

Ползу, а голову сверлит мысль. Почему на добро, которое мною сделано, он ответил злом?

В последующие годы мне неоднократно приходилось сталкиваться с этим. В народе говорят — Не делай добро, не получишь зло! И такое зло, в ответ на добрые дела, мне досталось от моей сестры Софьи и ее сына, моего племянника Саши Чехонадского..

Но все по порядку..

Детство Саши было беззаботным. Отец, кадровый военный, хорошо обеспечивал семью. Его мама, моя сестра, была домохозяйкой. У них было три сына и, все они были ухожены, ни в чем не нуждались, хорошо учились, получили высшее образование

Младший сын Саша довольно быстро защитил кандидатскую диссертацию, а это не только повышало его статус, но и резко улучшало материальное положение.

Но вот, наступило время политической нестабильности и, в 1993 году Саша, польстившись на большие деньги, взял в руки оружие и встал на сторону мятежных политиков Он в составе вооруженного отряда оборонял Белый Дом, в котором в то время находился наш парламент. Средства массовой информации сообщали, что этот отряд насчитывает 3 — 4 тысячи вооруженных человек.