— Князь Беневентский был так любезен, что предоставил в мое распоряжение свой дом, — сказал царь, улыбаясь. — Я сожалел лишь о том, что ваш супруг не вошел в Париж рядом со мной, — он поморгал и слегка прикрыл веками светло-голубые глаза. — Я рассчитывал, что мы будем в Париже вместе. Мы обменялись столькими письмами! У нас даже возникли некоторые разногласия по поводу будущего Франции.

Я улыбалась и маленькими глотками пила шампанское.

— Я с нетерпением ожидаю прибытия вашего супруга. Надеюсь, вы знаете, как скоро можно ожидать его приезда?

Я покачала головой и выпила еще глоток шампанского.

— Временное правительство Франции — под руководством нашего друга, князя Беневентского, — он поднял свой бокал и слегка наклонил голову в сторону Талейрана. Талейран поклонился. — Временное правительство сообщило нам, что Франция стремится к возвращению Бурбонов и считает, что лишь реставрация может сохранить мир. Я несколько удивлен. А что думает по этому поводу Ваше высочество?

— Я ничего не понимаю в политике, сир.

— В беседах с вашим супругом, мадам, я выразил свое предположение, что французский народ не очень желает реставрации Бурбонов. Я предложил вашему супругу создать во Франции новую династию — королем маршала Франции Жана-Батиста Бернадотта, наследного принца Швеции.

— И что ответил мой муж, Ваше величество?

— Это поразительно! Он ничего не ответил, Ваше высочество. Мой дорогой кузен, принц Швеции ничего не ответил на мое письмо с этим предложением. Его высочество не прибыл в Париж в нужное время, и мои курьеры не смогли его найти. Его высочество… исчез. Австрийский император и король Пруссии настаивают на возвращении Бурбонов. Англия уже приготовила военное судно, чтобы доставить во Францию Людовика XVIII. Поскольку принц Швеции не отвечает и его нет, я склоняюсь в сторону желаний французского правительства и моих союзников. Жаль! — И сразу: — У вас очаровательная гостиная, мадам.

Мы встали и подошли к окну. Мы стояли рядом. Я была ему по плечо.

— Какой прелестный сад!

Бог мой! Мой сад в этом году был такой заброшенный и неприглядный.

— Я живу в бывшем доме Моро.

Царь прикрыл веки.

— Пушечное ядро оторвало ему обе ноги. Моро принадлежал к моему штабу, он умер в начале сентября. Ваше высочество не знали разве?

Я прислонилась к холодному стеклу.

— Моро — один из наших старых друзей. Они вместе с моим мужем защищали Республику для французского народа.

Я говорила очень тихо. Мы были одни в нише окна — русский царь и я. Даже Талейран не слышал нас.

— Видимо из-за своих республиканских взглядов ваш муж не согласился на мое предложение, мадам.

Я молчала.

— Молчание — знак согласия.

Я молчала, и во мне поднимался гнев. Мне было необходимо все-таки высказаться перед ним.

— Сир…

Он наклонился ко мне.

— Дорогая кузина…

— Сир, вы ведь предлагали моему мужу не только корону Франции. Вы предлагали ему также руку одной из великих княжон России…

— Действительно, стены имеют уши. Однако я удивлен, что стены замка Або также имели уши… — он засмеялся. — Знаете, что ваш супруг мне ответил?

Я молчала. Мой гнев прошел, осталась только усталость.

— Наследный принц ответил мне: «Разве я уже не женат?» Более к этому вопросу мы не возвращались. Вы, надеюсь, успокоились теперь, Ваше высочество?

— Я не беспокоилась, сир. Во всяком случае, по этому поводу. Выпейте еще бокал, мой дорогой… кузен.

Талейран подал нам бокалы. Он больше не оставлял нас одних ни на минуту.

— Если я могу быть вам чем-нибудь полезен, приказывайте, Ваше высочество, — галантно сказал царь.

— Вы очень добры, сир, но я ни в чем не нуждаюсь.

— Может быть, почетный караул из офицеров моей гвардии?

— Ради Бога, не надо!

Талейран улыбнулся своей немного насмешливой улыбкой.

— Понимаю, — сказал царь. — Конечно, я понимаю, дорогая кузина, — он склонился к моей руке. — И если бы я познакомился с вами раньше, я никогда не сделал бы такого предложения наследному принцу Швеции. Я говорю о своем предложении в замке Або…

— Но вы же хотели ему добра, — сказала я, чтобы его утешить.

— Женщины в моей семье, об одной из которых шла речь, к сожалению, некрасивы. Вы же… дорогая кузина… — конец фразы потерялся в звяканье шпор.

Дверь уже давно закрылась за моим высоким гостем, а я стояла неподвижно посреди гостиной. Я так устала, что не могла двигаться. Мой взгляд упал на корзину фиалок.

— Граф Розен, откуда эти фиалки?

— Их привез Коленкур. Он привез их из Фонтенбло.

Я подошла к камину. Среди цветов лежало письмо.

Я открыла конверт и вынула белый листок, на котором была выведена одна буква: «Н»… Я погрузила руки и лицо в корзину фиалок. Они пахли так нежно, они были еще живые и уже почти мертвые.

В эту ночь с 12 на 13 апреля я не гасила свечи на своем рабочем столе. Пробило час ночи. Я была вся напряжена. Я вслушивалась в тишину ночи, и она казалась мне такой глубокой!

Пробило два часа. Послышался стук колес. Потом колеса замолкли, и я услышала звяканье оружия, звук, который происходит, когда берут «на караул». Хлопанье дверьми, голоса, три, четыре… И тот, который я так ждала… Я легла на постель и закрыла глаза. По лестнице быстрые шаги… Они приближались. Кто-то перескакивал через две ступеньки. Кто-то широко распахнул дверь моей комнаты, кто-то целовал меня в губы, в глаза, в щеки… Жан-Батист, мой Жан-Батист!..

— Тебе нужно выпить чего-нибудь горячего. Ты проделал такой долгий путь, — сказала я не к месту. Жан-Батист стоял на коленях возле моего изголовья, уткнувшись лицом мне в руку.

— Путь долгий… да, такой долгий путь, — произнес он очень усталым голосом.

Я ласкала его волосы свободной рукой. Он поседел. Да, он стал почти совсем седой.

— Жан-Батист, иди в свою комнату и отдыхай. Я спущусь в кухню и сделаю тебе горячий омлет.

Он не двигался. Он прижался лбом к моей руке и не шевелился.

— Жан-Батист, разве ты не дома? Ты же вернулся домой…

Тогда он медленно поднял голову. Морщины вокруг губ заметно углубились за то время, что я его не видела. Глаза потухли.

— Жан-Батист, встань! Твоя комната ждет тебя…

Он провел рукой полбу, как бы отгоняя воспоминания.

— Да, да, конечно. Ты можешь их разместить?

— Кого?

— Ты знаешь, что я не езжу один. Со мной граф Браге, мой адъютант, Левенгельм, мой камергер, затем адмирал Штедикк и…

— Невозможно! Дом переполнен. За исключением твоей комнаты и твоей туалетной, у меня нет ни одной свободной комнаты.

— Дом переполнен?

— Господи! Жюли с детьми, дети Гортенс и…

Он вскочил.

— Ты хочешь сказать, что у тебя живут все Бонапарты и ты кормишь их за счет Шведского государства?

— Нет, я только открыла дом для Жюли и всех детей. Детей, Жан-Батист! И для некоторых Клари. Ты сам прислал мне двух наших адъютантов — Виллата и Розена. А что касается средств на содержание их всех, то я плачу сама…

— Что ты хочешь сказать? Сама платишь?

— Я торгую шелком. В магазине, понимаешь? — Я накинула свой капот. — Мы живем на средства, вырученные от продажи шелка в магазине дома Клари. А теперь я сделаю тебе яичницу, тебе и господам твоей свиты.

Тогда он засмеялся. Он сел на мою кровать и покатывался от смеха.

— Девчурка! Моя смешная, очаровательная девчурка! Наследная принцесса Швеции торгует шелком в магазине… Пойди, пойди ко мне!

Я подошла.

— Не представляю, что ты находишь в этом смешного. У меня совершенно не было денег, и, кроме того, продукты так вздорожали.

— Две недели тому назад я послал к тебе курьера с деньгами.

— Он, к сожалению, не прибыл. Послушай, когда эти господа поедят, мы должны будем подыскать им помещение в гостинице.

Он наморщил лоб.

— Наш генеральный штаб расположился в гостинице на улице Сен-Оноре, в доме, который уже давно реквизирован. Они могут поместиться там, — потом он открыл дверь, которая вела из моей спальни в его комнату. Я подняла свечу.