— Не занимайся мелочами, — объяснял Снееру сегодня после обеда руководитель секции, энергичный молодой мулат с добродушным взглядом. — Не подменяй полицию или администрацию. Они управятся сами, а если нет, то ничего не случится. Твоя задача состоит только в обнаружении того, что могло бы угрожать глобальному равновесию в агломерации. Злоупотребления и преступность граждан, коррупция чиновников, неспособность ученых, глупость функционеров низшего уровня — все это мелочи, не угрожающие основам существования уравновешенной системы. Скажу больше, эти явления даже во многих случаях оказываются стабилизатором, действующим в нужном направлении. У людей, занятых мелкими нарушениями, организацией собственных повседневных дел и решением индивидуальных проблем, нет времени на размышления общего характера. Если ты услышишь, что кто-то вешает лапшу на нулевика, имея в виду Правление и весь административный аппарат, не реагируй. Очень хорошо, что поднулевики видят в нас причину всех неприятностей, считают нас ответственными за недостатки созданной нами общественной системы. Пока они верят в нашу вину, ситуация не вызывает тревоги. Важно только, чтобы они ни слова не говорили о ком-то, находящемся над нами, безразлично, как они себе этого кого-то рисуют. Следует глушить всяческие высказывания относительно существования Великих Чужаков. Люди, не имеющие достаточного представления о нашей теперешней ситуации, то есть все, кроме нас, должны пребывать в убеждении, будто Земля — суверенная планета, хорошо ли, плохо ли, но управляемая людьми, только людьми.

— Некоторые кое о чем догадываются, у них возникают определенные подозрения, — заметил Снеер.

— Им-то прежде всего следует затыкать рты. Это люди безответственные. Своими выдумками, распространяемыми меж согражданами, они не делают ничего хорошего. Могут лишь вызывать нарушения, заметные для наших галактических «друзей»…

Снеер понял ситуацию уже раньше, во время разговора с шефом Отдела. Полученные от него разъяснения заполняли пустые до того места в модели, интерпретирующей механизм столь хорошо знакомого функционирования мира Арголанда. Чужаки из космоса были тем недостающим звеном, которое позволяло понять все, что творится на Земле. Даже странно, что столь немногие из жителей агломерации приходят к подобным выводам и догадкам. Или действительно они столь заняты повседневностью, что не имеют времени задуматься? Или так эффективно действуют оглупляющие снадобья? Или деятельность инспекторов равновесия, удушающих в зародыше любое проявление небезопасных рассуждений?

Теперь Снеер понимал, почему много-много лет из массовых изданий вырезали любые сообщения о появлении неизвестных объектов на небе, не пропускали гипотез, касающихся существования иных разумных цивилизаций в пределах возможного контакта. Авторов таких гипотез публично обвиняли в неразумности и безжалостно высмеивали.

И однако даже среди поднулевиков случаются люди, которые приходят к определенным выводам, строят различные предположения и гипотезы. А может быть…

Он задумался.

Ну конечно! Весьма правдоподобно! Взять хотя бы Матта! Неужели разрядизация учитывает только интеллектуальный уровень? Может, и она впряжена в общую систему превентивных акций? Может, тот, кто слишком умен, чтобы не заметить чего-то подозрительного в этом мире и при этом не желает прикидываться, будто этого не видит… автоматически объявляется шестиряком, пятиряком независимо от истинного уровня разумности? Может, одним из критериев разрядизации является отношение к предполагаемой истине?

Да, это могло быть так! Некий дотошный умник, который не может держать свои выводы при себе, просто разрядизируется как шестиряк. Шестиряк, по идее, глупее пятиряка, и даже неизвестно, насколько глупее, ибо шестой разряд не ограничен снизу. Он просто — потенциально — бесконечно глуп. Его глупость не имеет пределов. Он может болтать что угодно, но… — кто станет слушать идиота?!

«А ведь недурно придумано! — зло, но не без уважения отметил Снеер. — Трудно отказать наднулевикам в тщательности разработки методов удержания в тайне важнейшего факта существования Чуждой Силы».

Теперь и он тоже должен был участвовать в укрытии этой трагической истины. Он признавал логику вывода наднулевиков, видящих единственный выход именно в таком поведении, и знал, что обязан включиться в сизифов труд поддержания мира на наклонной, по которой он неустанно и неуклонно скользил вниз.

Доставая браслет из ящичка во входном вестибюле Отдела «С», он еще раз внимательно взглянул на него. Все, что он узнал до сих пор, необъяснимым образом связывалось в его голове с каким-то туманным воспоминанием о чем-то неуточненном — может, с каким-то сном, с чьими-то словами… Сейчас, защелкивая браслет на запястье, он мысленно возвращался к встрече с Алисой, ища ключ к шифру, записанному в подсознании.

Теперь Снеер понимал, что, увлеченный предчувствием разгадки, забрел в ловушку, из которой не было выхода. Став обладателем горького знания о механизмах, правящих человечеством, он терял возможность восстановить свою первородную, удобную и беззаботную позицию в упрощенном обществе, проблемы которого казались теперь смешными заботами дошкольника по сравнению с опасностью, нависшей над не знающим ситуации человечеством Земли.

«Кто заставлял меня, черт побери, впутываться?» — задавал он себе вопрос, то и дело возвращавшийся вместе с приливами ностальгии по бетонно-пластиковой родной среде, из которой его неожиданно вырвали и перенесли в настолько естественное окружение, что оно казалось совершенно чуждым человеку, выросшему между лабиринтом улиц и безбрежностью вод Тибигана.

Ответ напрашивался сам собой. Не наднулевики принудили его покинуть город. Во всяком случае, не только они.

«Все из-за этой девчонки! — раздраженно подумал он, машинально поворачивая браслет вокруг запястья. — Одурманила меня, воздействуй на самые глупые, иррациональные слои мужской психики… Стала объектом вожделения и тоски, исчезла, оставив надежду на исполнение чего-то прекрасного, единственного в своем роде… Я мог… И я могу быть таким дурнем, чтобы все еще оставаться под влиянием ее ворожбы?»

Однако эти мысли пришли явно с запозданием. Здесь, в главной квартире арголандских наднулевиков, опутанный и прикованный к этому месту знанием всего до конца и сознанием беспомощности перед лицом обстоятельств, он мог только ругать себя за безрассудство в момент слабости.

«Что делать дальше? — размышлял он, зная, что даже если снова окажется в агломерации, то не сумеет включиться в тамошнюю смешную игру — игру в общественную жизнь. — Неужто действительно нет никакого выхода, спасения для нашего несчастного мира?»

Он знал, что нет… Не мог отыскать ни единой бреши, щели, позволяющей усомниться в очевидности выводов Раскалли, а однако мысль все время возвращалась к этому. Неужели и вправду люди не упустили какого-нибудь шанса, какого-нибудь способа?

Он вдруг сообразил, что опять исполняется предсказание Алисы: вот она, та минута, неизбежность которой была предсказана в приоткрытом ему будущем.

«Ты узнаешь правду, — фразы приходили из глубины памяти, словно были эхом только что произнесенных Алисой слов. — А когда увидишь, что для мира нет спасения, когда не будешь знать, что делать, когда поймешь, что во всей вселенной нет существа, способного тебе помочь…»

— Во всей вселенной? — повторил он громко.

Во всей огромной вселенной не нашлось бы… еще большей… или хотя бы равной Силы?

«Никогда не забывай об Алисе», — опять эти слова, настойчиво проникающие в сознание. Тогда, в отеле, засыпая от усталости, он регистрировал их почти бессознательно. Спустя минуту уже спал мертвецким сном. Что он тогда видел во сне? Не помнил, но зная, что должен был видеть какой-то необычный сон. Сейчас он знал это наверняка…

Картины того сна вдруг накатились волной. Не только картины… Мелодия и слова должны были быть элементом, сопровождающим сонные видения. Откуда он знал эту мелодию? Потому что слова… да, это были слова песенки, которую пел голос Дони Белл… Текст, прочтенный два дня назад, возвращался из подсознания…