По большей части служба у Сарапионаса была не трудна – в основном устрашение и сопровождение. Купцам-одиночкам втолковывали правила торга, купцов нерадивых и непокорных, понадеявшихся на силу своих слуг, разоряли и выбрасывали из рядов – одного из таких, было, вместе с повозкой и мулом опрокинули в Золотой Рог. Кюриос Сарапионас преуспевал и говаривал варягам: «Делайте, что хотите, но ветер должен дуть в мой парус! Я бросаю на этот ветер номисмы». И он бросал кошели в подставленные руки. Часто сопровождали обозы Сарапионаса в провинцию и обратно. На дорогах Византии разбой был обычным делом. Не грабили Сарапионаса только потому, что Сарапионас сам грабил. Люди Рагнара не раз взимали «пошлину» со встречных обозов, а в удаленных селениях собирали «налог» за удаленность. Потом, вернувшись в Царьград, кутили в облюбованных тавернах и оставляли там много золота. Тавернщики были рады варягам днем и ночью и, встречая их на улицах полиса, всегда настойчиво зазывали к себе попробовать новой раки – виноградной водки.

Труднее приходилось, если Сарапионасу мешали купцы-венецианцы. Те за участие в войне против норманнов были в чести у самого Алексея Комнина. В свое время император пожаловал венецианцам целый квартал – от Еврейского причала до Виглы. Это находилось на берегу Золотого Рога, недалеко от Галатского моста, – место бойкое, проходное, удобное для торговли. Кроме того, венецианцы не платили в казну никаких пошлин, не подчинялись властям и имели право торговать повсюду, где им только захочется. А товары венецианцев были красивее, лучше и дешевле ромейских, поэтому всегда распродавались в первую очередь. Многие жители полиса уже обходили стороной лавки ромейские в ожидании новых товаров из Венеции. Это вызывало негодование греческих купцов. И уже не один Сарапионас, а и все торговцы-греки готовы были заплатить Рагнару, лишь бы столкнуть венецианцев в воды залива и побыстрее сбыть свой товар. Но венецианцы были многочисленны и хорошо вооружены. Находясь на чужбине, они крепко держались друг друга и в любое время могли дать достойный отпор. Поэтому венецианцев нужно было брать хитростью. И Рагнар придумывал всякие уловки и многих мог бы этому поучить.

Однажды, например, появились в венецианском квартале прекрасные шелковые ткани, ни в чем не уступающие лучшему византийскому гексамиту. И дела ромеев-купцов заметно пошли на спад, и Сарапионас, а с ним и многие другие купцы, попросили помощи у варягов. Рагнар, взвешивая на ладони новый кошель, стал придумывать хитрость. Но никак не мог придумать. Тогда Сарапионас положил ему на ладонь еще один кошель. И Рагнару пришло в голову кое-что.

В ближайшую ночь варяги взялись за дело…

Пятеро берсерков во главе с Гуго подошли к венецианскому кварталу со стороны Галатского моста и, прорубив секирами двери крайнего дома, ворвались внутрь и устроили там ужасный погром, тем самым подняли много шума. А еще они облили нефтью ворота этого дома и подожгли. Берсерки пришли в неистовство и накинулись на второй и третий дома, и подняли на ноги не только квартал венецианцев, но и соседние кварталы. Купцы-италийцы, а было их человек двести, повыскакивали из домов и, вооруженные мечами, кинулись к мосту, где уже ярко пылали ворота, и потеснили берсерков к району Манганы. Варяги бились доблестно, но было их всего пять. Между тем в целом свете не сыскать таких пятерых человек, какие были бы способны сдержать напор двухсот воинов. И спасало берсерков лишь то, что улица, по которой они отступали, была узка, и все двести венецианцев не могли наброситься на них. Однако в конце этой улицы берсерки наткнулись на заслон византийской стражи. Греки, привлеченные шумом, перекрыли улицу и вызвали пополнение. Венецианцы же в темноте не разобрались и, приняв стражу за берсерков, набросились на нее. Здесь могли бы быть большие потери с обеих сторон, но купцы услышали, что оружие их внезапного врага зазвенело по-иному – это уже были не варяжские секиры, а ромейские мечи. И венецианцы вовремя исправили свою оплошность и закричали, и перестали биться. Все кончилось тем, что стража схватила нескольких, особенно заметных купцов и троих берсерков – двое сумели вывернуться и убежать… Но тем временем, пока Гуго и берсерки уводили венецианцев к Манганы, люди Рагнара вновь переправились через залив и сделали в лавках италийцев что хотели. Они разбили все, что можно было разбить, а шелковые ткани изрезали и изрубили и устлали ими улицу, многое же побросали в воду. Покончив с тканями, варяги тем же путем вернулись в Галату. Эйрик и Берест тоже участвовали в этом погроме, и на галатском берегу из мокрых рук Рагнара они наравне со всеми получили свою долю.

Дня через два кюриосу Сарапионасу удалось вызволить из темницы тех троих схваченных берсерков. И Ингольф был среди них. Сделка со стражей стоила Сарапионасу кое-каких денег: пришлось вознаградить двоих декархов и одного пентеконтарха. Не поскупился кюриос, сделал богатые подарки и дуке отряда стражи, а также его близким. Тогда дука заверил Сарапионаса, что дальше него дело не пойдет и слуха эпарха не достигнет. Тем более что это никому не выгодно, так как может повлечь за собой много ненужных беспокойств – придется принимать меры, ломать сложившееся равновесие, думать, искать лучший выход и так далее… Оказалось, что лишний шум возле этого дела был невыгоден и венецианцам. Видно, где-то в своей торговле они переступили границы дозволенного и боялись, что это теперь вскроется. Венецианцы тоже выкупили своих людей: вознаградили причастных к делу декархов, а также пентеконтарха и дуку.

На галатском берегу Судного залива было, как нигде в городе, много таверн. И чем ближе к причалам – тем больше. И тем чаще в них встречались случайные люди, что приходили, вели праздные разговоры о том о сем, о товарах и ценах, о пошлинах и грабежах, и уходили, оставляя после себя множество слухов. Промысел же Рагнара не любил многолюдных мест и пересудов, а люди Рагнара не любили, когда кто-нибудь из чужих узнавал их и рассказывал другим, кто они такие. Поэтому варяги редко появлялись в прибрежных тавернах, а если появлялись, то садились где-нибудь в полутемном углу или в тени колонны, чтобы не быть на виду. Зато чуть ли не в полном составе дружину Рагнара можно было найти двумя кварталами выше – в таверне Иеропеса. Каждый вечер варяги собирались там за длинными дощатыми столами, пили раку или вино, громко распевали свои песни и угощали женщин, которых приводил для них услужливый Иеропес. Дома терпимости были почти во всех кварталах, и женщины там содержались недорогие. Но всем было много удобнее, если женщины появлялись в таверне… Когда Иеропес мог выкачать откуда-нибудь деньги, то он выкачивал их. И делал это разумно. Варяги не платили ему за женщину, они платили ему «за щеколду», запирающую дверь. И если приходил сборщик налогов, то всегда оказывался в недоумении, потому что не имел такой статьи, по какой следует исчислить величину налога за продажу щеколды. Обычно недоумение это длилось недолго – до тех пор, пока Иеропес не давал сборщику маленькую взятку.

Когда в тот день кюриос Сарапионас выкупил берсерков, вся дружина собралась в таверне Иеропеса отпраздновать удачу, а заодно и поглумиться над обманутыми венецианцами. И пошли по рукам кувшины с вином, и чад поднялся над жаровней… Пока готовились блюда, Иеропес предложил гостям насладиться зрелищем танца. Большеглазый кудрявый мальчик, один из прислугиЛеропеса, негромко заиграл на костяной флейте, а девушка с серебряными бубенцами на лодыжках и запястьях медленным плясом пошла между столов. Такт она отбивала маленьким бубном, ударяя в него то кистью, то локтем, а то принималась пальцами выбивать дробь на бубне, ведя им по обнаженному бедру. Легкое платье танцовщицы, сшитое из полупрозрачной ткани, мало прикрывающей наготу, имело с боков высокие разрезы – поэтому всякий раз, когда девушка того хотела, она могла открыть взорам зрителей то одно, то другое свое бедро. И всякий раз, когда она делала это, варяги принимались восхищенно гудеть и стучать ладонями по столам. Тело девушки было совершенно, движения плавны и нежны. Смуглая кожа, натертая маслами, в свете светильников и жаровни выглядела золотой. Руки танцовщицы были так подвижны и гибки, что напоминали извивающихся змей. Отблески пламени медленными волнами поднимались от плеч к запястьям и, вспыхнув искорками в камешках перстней, как бы соскакивали с рук, а вслед за ними уже бежали новые отблески…