– Ты не найдешь в одиночку выход на поверхность! Ты...

– Молчать! Команды разевать пасть не было! Найду, не волнуйся за меня, выход. В шкафу припасено, я заглянул, чистое трепье, значит, вы собирались переодеваться прямо здесь, и, следовательно, выход где-то рядом.

– Нет! Нет, мы собирались взять пакеты с одеждой с собой! Посмотри! Посмотри, все пакеты герметичны, сменка не должна промокнуть, нельзя ее пачкать, мы...

– Время тянешь?! – рявкнул я, вытаскивая нож, реквизированный вместе с ножнами, ремнем и кобурой у трупа номер один. – Понимаю тебя, как же. Не беспокойся, мой сладкий, и тебя, превращенного в дебила, выведу, и сам выберусь. Я умею улавливать сквозняки, легчайшие токи воздуха, меня учили по ним ориентироваться.

Про умение ориентироваться в замкнутых пространствах я сказал сущую правду. Хмыкнул зловеще и привстал с ящика.

– Капустин! – Его ноги заскребли по полу, он вжался в стену. Онемение его пальцев почти прошло, еще секунда, другая, и он сумеет молниеносно расстегнуть кобуру, выхватить пистолет. – Капустин нас нанял! Капустин придумал, как тогда получить «Синий рассвет», как опустить на камушки «Якут-алмаз»!

Артурчик второпях метнул козырь, который способен удержать меня на месте, задержать нож в моей руке.

Врет Артурчик или говорит правду? С настоящим козырем расстался или с фальшивкой?

В его положении, в положении «пан или пропал», сочинять лажу некогда. И даже ежели существует заранее придуманная на всякий случай лажевая легенда об организаторе преступления, то, дабы ее изложить, надобно хоть чуточку, но думать, о чем говоришь. А правду-матку можно выкладывать, не задумываясь, скороговоркой, параллельно сосредоточившись на другом, на ощущениях в пальцах, на застежках кобуры, на выборе момента для последней попытки стать паном, не пропасть.

– Капустин? – Я удивленно вскинул брови, замер в неудобной позе. Как бы решая, продолжать подъем с ящика или опустить задницу обратно на пластмассовый кубик.

– Капустин! Он нас нанял за долю с табуша! Мы трое были «контрабасы» – контрактники в первую чеченскую. Он с делегацией прилетал в Аргун и...

И он, путаясь в падежах, начал излагать, каким незамысловатым образом правительственный чиновник Капустин наладил тесные деловые контакты с наемниками, с «солдатами фортуны», а мне вспомнился афоризм кого-то из великих: «Истина бывает настолько проста, что в нее не верят».

А ведь и правда, трудно поверить в то, что Капустин придумал шантажировать сам себя. И вовсе не потому, что его горячо любимого племянника в итоге порезали. Подозреваю, у Арсения Игоревича и иже с ним просто-таки не получилось представить кабинетного бюрократа в амплуа разработчика удивительно наглой по задумке и блестящей по исполнению операции. А вы бы смогли вообразить, как гоголевский Акакий Акакиевич договаривается с грабителями о похищении собственной шинели?..

Черт!!! Старею, задумался и чуть было в буквальном смысле не проморгал жизнь. Моргание, как и дыхание, осуществляется организмом автоматически. Артур начал расстегивать кобуру в тот до нелепости, до невозможности малый временной промежуток, когда мои автоматически закрывшиеся глаза не видели его «оттаявших» пальцев. Он вскрыл кобуру еще быстрее, чем я предполагал. Честное слово, он дал бы фору любому киношному ковбою, он вооружил руку – клянусь! – быстрее, чем за секунду. Но недаром в современном спорте чуткая электроника фиксирует сотые доли секунд на финише. И в жизни частенько побеждает тот, кто быстрее на одну неуловимую сотую.

Я метнул нож, заваливаясь навзничь, падая вместе с ящиком, на котором сидел. Однако Артур успел снять оружие с предохранителя, успел начать спуск курка восстановившим чувствительность пальцем до того, как клинок вошел ему меж ребер, как остро заточенная сталь пробила сердце – насос и ударила изнутри лопатку. Но Артура качнуло от удара ножа, словно от удара хлыстом, пистолетный ствол дернулся, и пуля просвистела надо мной, сплющилась о металлическую створку шкафа, отрикошетила к стене, взвизгнула, чиркнув о камень.

Я лежал на полу, на спине, и слушал предсмертные хрипы Артура. Брючина левой, калечной ноги зацепилась за пластмассу ящика, я лежал, нелепо задрав ногу, и жмурился от яркого электрического света. Я ждал, пока Артур затихнет, я не хотел мешать его душе прощаться с продырявленным телом.

Я отдыхал. Мне еще предстоит, прежде чем покину склеп с трупами, труп номер два, труп Артура, отволочь куда-нибудь подальше отсюда и надежно спрятать. Ежели сюда наведаются ребята из группы прикрытия, что осталась на развилке в самом начале подземной одиссеи, они Артурчика не найдут и, возможно, посчитают живым. И Капустину о без вести пропавшем – «возможно, живом» – пренепременно доложат.

Мокрые ботинки жали, очень. Одежду я сменил, а ботинки пришлось оставить прежние. Припасенная налетчиками сухая одежда мне совершенно не подошла по размеру, жаль. Зато в одном из целлофановых пакетов, что похитители припрятали в железном шкафу, я нашел весьма симпатичный, болотного цвета пиджак и темную рубашку ему в тон, а в другом неброские и немаркие серые джинсы. Воротник рубашки не застегнулся, но пиджак пришелся мне впору и джинсы, после того как я затянул потуже прилагавшийся к ним ремень, сели идеально. Сменную одежду похитителей из последнего пакета я без примерки высыпал на пол, выудил из кучи тонкий синтетический свитерок и завернул в него самодельную адскую машину падших в неравном бою недругов. Узелок с взрывным устройством сунул в самый стандартный из пакетов, в целлофановый пакет с рекламой сети магазинов «Седьмой континент».

Странно, но вместе со сменной одеждой не было денежных заначек. Возникший вдруг соблазн помародерствовать на полную катушку и обшмонать трупы я подавил в зародыше. Хватит мне и тех денег, что теснятся в крокодиловой кожи бумажнике, который чудом не выпал из закромов свадебного костюма. При мне шестьсот пятьдесят баксов мелкими купюрами и еще десяток «деревянных» пятисотрублевок. Жених запасся средствами, дабы иметь возможность раздавать царские чаевые, коль возникнет таковая необходимость. Бумажник с суммой, на которую можно было бы купить хоть тонну чая, я сунул в нагрудный карман тесноватой рубахи. Карман приятно отвис.

Все три «стечкина» я брать не стал, ограничился единицей стрелкового оружия для единственной левой ладони. Запихнул «пушку» сзади за пояс так, что ствол уперся в ягодицу, а рукоятка скребла по позвоночнику, и так, чтоб оружие надежно спряталось под пиджачной полой. Из двух других пистолетов я выщелкнул обоймы и положил их во внутренний карман пиджака, в левый. В правом внутреннем кармане спрятал нож. Проткнул лезвием подкладку, надавил, и получилось так, что рукоять застряла в кармане, а остро заточенная поверхность повисла меж подкладочной и лицевой тканью. Хотел вынуть из трупов и взять с собой сослужившие мне службу ножи, да передумал, побоялся испачкаться. Вооружился трофейным фонарем и навсегда покинул бывшую электрощитовую, превращенную преступниками в логово, а мною в склеп.

Я боялся, что придется долго искать место, чтобы спрятать труп Артура, но, как оказалось, боялся зря. Вышел из комнаты и сразу заметил люк под ногами. И как я его раньше не засек, когда меня сюда вели? Мда, старею. Внимание уже не то, подводит время от времени, обидно.

Крышку подземного люка я подцепил пальцами еле-еле. Сдвинул кое-как. Выволок покойника, сбросил его в шахту и, клянусь Кларой, не услышал звука падения. Воистину показалось, будто Артурчик полетел прямехонько в ад. Посветил в шахту фонарем – темень съела лучик электрического света. На фиг, спрашивается, похитители запасались бомбой? Сбросили бы меня в бездонный колодец, и шито-крыто... А впрочем, нет! Нужна была бомба – обезглавленный труп сбросить можно и голову присовокупить, но место обезглавливания правоохранители найти не должны, ибо существует вероятность обнаружения лишних улик, отпечатков и прочего, и иже с ним...