Утром небо прояснилось.

Ябадоо темнее тучи шел по берегу, когда увидел Колокольцова – просиял. Сложил губы бантиком, словно пробовал конфетку. Он обрадовался, как будто встретил родного племянника.

Александр Александрович насторожился: «Почему Ябадоо стал так хорош? Я его обругал вчера, а он рад, словно сам оставил меня в дураках».

Ябадоо показал на бухту и на гору, куда вчера не попали. Он сказал по-русски:

– Поедем… седне…

– Поедем, – отвечал Колокольцов.

Ябадоо, подойдя к Татноскэ, просил перевести, что сегодня после осмотра места скажет для Ко-ко-ро-сан что-то очень важное. Ябадоо нахмурил брови, грозно вытянул лицо и тут же ласково улыбнулся Колокольцову.

Серые облака редью шли через теплевшее солнце. За полукруглой косой в валунах и соснах – в море идут волны. В бухте их почти нет, от этого вода кажется еще синей и холодней. Она прозрачна до далекого дна, где просматриваются с причала дохлые рыбины, как утонувшие большие куски белой бумаги.

Вода билась и хлюпала под сваями, куда пришвартовывалась большая японская фунэ, сен коку фунэ, корабль в тысячу тонн, поданный сегодня Эгава для посла.

Елкин встал у тяжелого бревна – прави́ла – с двойной лопатой на конце. Гребцы в коротеньких ватных халатах, падая, налегали грудью на весла. Длинная гора покатилась тучными быками коричневого камня мимо, фунэ прошла под вогнутой кручей. Деревня осталась сзади.

В это время погода опять переменилась, угас сиявший в солнце пологий дальний берег, где местные плотники строили лодки для рыбаков. Сизые облака впереди набухали и лохматились, небо потемнело от гор до гор, словно над бухтой натянули мохнатый потолок. Ветер захолодал, свет моря погас, вода померкла и стала серой.

По коричневому быку с лесом на вершине облако тумана при сильном ветре покатилось вниз. Фунэ вышла на траверз лесистого ущелья, и облако понеслось ей навстречу. Оно закутало все вокруг, но вдруг проредилось, приоткрывая лес и дремучее ущелье.

Японцы и матросы, видимо, уже знавшие друг друга, перескочили с борта на свежепостроенный причал на сваях, закрепили канаты и поставили трап, делая все это дружно, без слов понимая друг друга, словно служили в одной команде.

Площадка частью вытоптана, а частью в кустарниках и молодых деревьях. Прокатана лесотаска, ведущая к причалу от ущелья. Наверху высокая круча вся в лесу, по ней столбом идет в туман крутое ущелье. По чаще наверху заметен лишь широкий желоб из лесных вершин. Он подымается и тонет в мохнатом потолке облаков.

Внизу, у скалы, обрывающейся к морю, примостилась жалкая лачужка. Из нее высыпало многочисленное население – лохматые ребятишки, женщины и японец, малый и щуплый, как подросток.

В ущелье, в стороне от тропы-лесотаски, на поляне, амбар с большой крышей. Крыша с навесом из травы, как толстый шлем с козырьком или дайканская шапка. Стены снизу не зашиты, чтобы ветер гулял низом и сушил лес, там видны доски и брусья.

– Чей амбар? – спросил Колокольцов.

– Ота-сан, – ответил Эгава.

Ота тут. Он поклонился.

Ябадоо тоже тут. Он тоже поклонился. Сегодня, может быть, решительный день, и Ябадоо прощался с семьей так, словно шел на войну. Ябадоо знает про себя, что он грубый, страшный, он строит рожи, всем грозит и наказывает зависимых от него рыбаков и рабочих. Надо, чтобы его боялись. Но он очень сердечный семьянин. Он помогает жене купать ребятишек. Свою младшую дочь-малютку он носит на руках, нежит ее, обнюхивает ее чистую головку. Страшный Ябадоо становится добрым, как старая баба, когда он дома. Поэтому на людях он старается казаться как можно грознее, чтобы видно было всем, что он настоящий самурай. Даже князь Мидзуно обязан с этим согласиться. Иначе он враг правительства.

Очень утешает Ябадоо, как обругал его вчера смело Ко-ко-ро-сан. Сильный императорский офицер, гибкий, как стальной прут, олицетворяет здоровье и крепость. Глядя на него и сознавая, что можно извлечь пользу и научиться европейскому кораблестроению, Ябадоо забывал о своей неприятности. А нет такого японца, который не смотрел бы далеко вперед и не желал бы иметь крепкую ограду у своего дома. Ко-ко-ро-сан обругал его грубо вчера. Он этим понравился. Он выказал дельное мужество, хозяйскую сноровку и скупость! Как раз это нужно.

Лесовский отошел к опушке леса, вымеряя площадку шагами. На мокрой траве оставались следы его кованых каблуков.

Стапель еще не проектировали, но Степан Степанович с видом хозяина прикидывал, как он встанет. Для стапеля площадка может быть покатой, это даже хорошо, но тогда грунт должен быть твердым.

Эгава записывал, сколько камня потребуется. В горах трудятся каменоломы, забивают в скалы деревянные клинья, потом этот клин бухнет и дерево ломает камень. Русские еще не подумали, а Эгава знает, что тут площадка сползет в море, если ее у воды не укрепить камнями, как берег в Осака у входа в реку, там, где построены две башни.

Все пошли за адмиралом к сараю, в котором хранился лес.

Запахло чем-то очень приятным – кипарисом, или сандаловым деревом, или просто хорошей душистой сосной.

– Доски и брусья заготовлены давно и хранятся здесь для постройки кораблей, – пояснил Ота, – но постройка фунэ прекращена до тех пор, пока мы не научимся от вас строить западные суда.

– Хорошей пилки. Сухие доски, – сказал Колокольцов.

– Спасибо, – ответил Ота. – Эти доски я дарю вам… совершенно бесплатно…

Ябадоо бессилен. Но Ябадоо чадолюбив. Вечер вчера и все раннее утро сегодня он провел с детьми. Поэтому так мрачен. Нет от них радости. У него нет здоровых, крепких сыновей, каким сам он был в их возрасте. Он знал, что у захудалых самураев и у мелких пыжащихся чиновников, у этой мелкой сошки, выдающей себя за аристократов, часто дети нездоровые. В этих семьях стыдятся труда. Еще хуже у князей; их сытые, здоровые сыновья так истаскаются, что негодны быть отцами. Самое страшное для Ябадоо – остаться без крепкого наследника. Его первая цель в жизни – стать самураем. Вторая – иметь наследника. Чем сильнее наследник, тем лучше для Японии. Третье для себя – опередить Ота, стать богаче Ота… И научиться западному судостроению. Но держишь мальчишку на коленях и думаешь, что слабенький и глупенький. Как же тут не важничать на улице перед людьми?

Все выслушали мнение Ко-ко-ро-сан очень серьезно, и Ябадоо поглядел на него с благодарностью и надеждой.

– Здесь строились когда-то корабли для перевозки нашего камня в столицу, – объяснил Эгава, выходя.

– Поручик, произведете промер у берега, – сказал Путятин, обращаясь к Елкину.

– Зачем это пригодится? – спросил Уэкава Деничиро, чиновник из столицы. Третий по важности и чину после Накамура Тамея и Эгава. Он в прошлом году ездил на Сахалин по поручению правительства. Не член делегации Японии, но один из самых энергичных молодых ее служащих.

– Необходимо знать глубины для спуска корабля, – ответил Путятин. – А как называется это место? – обратился он к дайкану.

– Это Усигахора.

– Как перевести?

– Долина быка, – перевел Татноскэ.

– Чья же тут земля? – спросил Сибирцев.

Его начинали интересовать отношения крестьян и помещиков в Японии. Крепостного права нет, но есть зависимость, суть которой до конца непонятна.

– Это земля Ота-сан, – неохотно ответил Татноскэ.

– А чья гора?

– Это гора господина Ота.

– А мне сказали, что вся северная часть деревни принадлежит князю с прилегающими землями, а южная – другому князю?

Путятин – сам помещик, его также интересовали земельные отношения. Он взглянул на дайкана. Эгава понял, что придется объяснять. Все, что они хотят узнать, до сих пор, наверное, тоже являлось тайной. Вообще тайн так много! Но если посол зачислен в список Эдо, а страна открывается и подготавливается к международной торговле, то на такой вопрос можно ответить.

– Это владения князя Мидзуно из города Нумадзу, – сказал Эгава.