– Естественно, они уже изолированы, – сообщил Мещерский. – Вам придется спуститься в подвал.

– Я готов, – сказал доктор.

– Вас проводит подпоручик Геборян, – сказал Мещерский и заглянул Прозорову в глаза.

– Пойдемте, – не обращая внимания на это замечание, сказал доктор.

Подпоручик ждал его. У него все до мелочей уже было согласовано и оговорено с капитаном. Вместе с подпоручиком доктора ждали двое солдат. В руках каждый из них держал по зажженому фонарю.

– Прошу, – сказал подпоручик, пропуская доктора впереди себя.

И все пошли. Один солдат впереди, за ним доктор. Следом подпоручик, а сзади всех снова солдат. У доктора создалось впечатление, что его тоже вели как арестованного. Однако ему ничего не оставалось делать, как подчиниться.

Возле массивной, окованной железом двери подвала тоже стоял часовой. И от этого ощущение, что его ведут под конвоем, усилилось еще больше. Даже подумалось: уж не сыграл ли с ним злую шутку контрразведчик? Заманил – и без лишнего шума за решетку? Возле дверей вся группа остановилась.

– Отпирай! – приказал подпоручик.

Часовой повернул в замке ключ и отодвинул засов.

– Открывай! – снова приказал подпоручик.

Часовой открыл дверь. Подпоручик, взяв у солдата фонарь, двинулся вперед.

Прозоров понял: настала минута действовать.

– Прошу не спешить, господин подпоручик, – слегка придержав офицера за рукав кителя, сказал он.

Подпоручик вопросительно посмотрел на него.

– Вам не следует туда входить, – предупредил Прозоров.

– То есть? – удивился подпоручик.

– В противном случае, если арестованные окажутся больными, я буду вынужден отправить вас в изолятор вместе с ними, – сказал доктор.

– Ну, знаете, этого еще не хватало! – негодующе фыркнул подпоручик, но дальше порога не пошел. Повертел в руках фонарь и протянул его доктору: – Тогда, пожалуйста, орудуйте сами.

Прозоров взял фонарь и зашел в помещение. Подвал был невысоким, полутемным и сухим. Свет еле пробивался в него с улицы через крохотное зарешеченное оконце. На полу лежала солома. А на ней два человека, большой и маленький, плотно прижавшись друг к другу. Лица их были видны плохо. Свет фонаря освещал их слабо. Но взгляды: суровый и ненавидящий у одного и полный растерянности у другого – Прозоров разглядел. И понял: Ашот поражен тем, что увидел его здесь, действующего заодно с врагами. И уж конечно, уверен теперь, что это именно он, доктор, выдал его белым.

А может, и о Жене заодно тоже подумал бог знает что? От этой догадки Прозорову сразу стало не по себе. Но он взял себя в руки.

«Надо показать этим господам с оружием, что хозяин тут я, а не они, – подумал Прозоров. – Только тогда я смогу что-либо сделать». Он осветил фонарем в подвале все углы и, не найдя того, что искал, сказал:

– Мне нужна табуретка. Даже две.

Подпоручик тут же отослал одного из солдат за табуретками. А доктор как ни в чем не бывало продолжал разглядывать подвал. На одной из стенок он нашел большой крюк, подошел и повесил на него фонарь. Тем временем солдат принес табуретки. Прозоров занес их в подвал. На одной разложил добытые из своего саквояжа медикаменты. Другую оставил свободной. Потом подошел к арестованным.

– Я врач, – представился он им. – Мне надо вас осмотреть. Пожалуйста, подойдите ко мне.

Первым поднялся с соломы Сурен. И не спеша подошел к доктору.

– Раздевайтесь. Одежду сложите на табуретку, – сказал Прозоров.

Сурен так же неторопливо, морщась от боли, стал раздеваться. Прозоров увидел его исполосованную шомполами спину, запекшуюся на рубцах кровь и негодующе посмотрел на заглядывавших в подвал солдат.

– Здесь не цирк. И темно. Возьмите-ка лучше фонарь и подержите его над порогом, – потребовал он и помог Сурену отодрать рубашку, присохшую к ранам. – Подойдите поближе к свету. Я обработаю ваши раны, – сказал Прозоров Сурену.

Сурен повиновался. Он-то видел доктора в первый раз. И естественно, ни в чем плохом заподозрить его не мог.

– Будет больно, – предупредил Прозоров, – Терпите.

Сурен в ответ только стиснул зубы. И когда Прозоров мазал раны йодом, тоже не проронил ни звука.

– Хорошо, – похвалил его Прозоров, – Выпейте вот это лекарство.

Сурен и это сделал, не колеблясь.

– Хорошо, – снова похвалил Прозоров. Он мельком взглянул на дверь и, убедившись, что солдаты внимательно за ним наблюдают, добавил: – Я так и знал: вы больны. У вас поднимается жар. Я увезу вас в лазарет. Можете одеваться.

Сурен оделся. А Прозоров подозвал Ашота:

– Теперь идите сюда вы, молодой человек.

Ашот встал, но так и остался стоять на том месте, на котором только что лежал. У него, казалось, не нашлось сил приблизиться к этому доктору-предателю. Прозоров понял это, увидев во взгляде Ашота уже не только недоумение, но и презрение. И опять ему стало не по себе. Парень страдал от своих подозрений только сильнее.

– Не надо тебе было уходить из моего дома, – тихо сказал Прозоров. И громко добавил: – Подойди! Мне надо тебя осмотреть.

Вряд ли поверил Ашот словам доктора, но подошел к нему и молча начал раздеваться. Прозоров, увидев его исполосованную спину, чуть было не разразился бранью, однако взял себя в руки, смазал рубцы йодом и приложил ладонь к его лбу. Лоб у Ашота был холодным. Но Прозоров вздохнул и сказал:

– Так я и ожидал. Женя уже свалилась. И у тебя тоже начинается температура.

Вот теперь в непреклонном и суровом взгляде Ашота вдруг что-то смягчилось. А Прозоров продолжал:

– И тебя тоже придется уложить в лазарет, в изолятор. А пока выпей лекарство.

И тоже дал ему, пилюль и ложку микстуры.

Потом доктор собрал свои вещи, уложил их снова в саквояж и вышел из подвала.

К нему тотчас же подступил подпоручик. Двери в подвал были открыты, и он отлично слышал все, о чем говорил с арестованными доктор. Но сейчас он посмотрел на него вопросительно, словно не хотел верить собственным ушам.

– Они инфекционны, – объявил Прозоров голосом, не допускающим никаких возражений. – Я категорически запрещаю какой бы то ни было контакт с ними.

– Лично я контактироваться, как вы изволили выразиться, доктор, с этим отродьем и не собираюсь, – ответил Геборян. – Что же касается господина Мещерского – это его личное дело.

– С ним я тоже поговорю, – сказал Прозоров.

– Извольте, – галантно поклонился подпоручик.

Прозоров вернулся в кабинет начальника контрразведки. Мещерский, нещадно дымя папиросой, нервно расхаживал по кабинету. Увидев доктора, он повернулся, как на шарнирах, и замер в ожидании доклада.

– Ничем вас порадовать не могу. Тиф по всей форме, – сказал Прозоров.

Мещерский сделал паузу.

– Вы не ошибаетесь?

– Пригласите на консультацию любого врача. Впрочем, можно даже фельдшера, – предложил Прозоров.

– Может, вы скажете, где их взять? – съязвил контрразведчик.

– Не знаю, – ответил Прозоров.

– И я тоже, – признался Мещерский. – Так что же будем делать, доктор?

– Больных надо положить в изолятор. И немедленно. Это раз, – начал перечислять Прозоров. – Всех солдат, имевших с ними контакт, – отправить в баню. Тоже немедленно, а их белье продезинфицировать. Это два, – загибал он пальцы. – Вам, господин капитан, неотлагательно проделать все то же самое. Это три. Подвал, эту вашу камеру, – засыпать хлоркой или залить карболкой. А всю солому из нее сжечь! Это четыре.

– Все? – спросил Мещерский.

– Советую о зарегистрированных случаях тифа сообщить начальнику гарнизона.

– Не будем спешить, – замял этот вопрос Мещерский. – Я думаю о другом. Вы предлагаете отправить арестованных в лазарет. Но ведь я еще не закончил допрос?

Прозоров почти ждал такого ответа. И был готов к нему. Он знал свою силу – она в непреклонности. И еще раз решил не поскупиться ничем.

– Я не предлагаю изолировать больных, господин капитан. Я требую этого, – твердо сказал он. – Я категорически запрещаю всякие контакты с ними. Неужели вы не понимаете, к чему это может привести? В городе нет ни врачей, ни медикаментов. Весь персонал моей больницы состоит из семи человек: я, акушер, две сестры и три санитара. Что сможем мы сделать, если в гарнизоне вспыхнет эпидемия?..