„Да“, — отвечал резчик.

„Что именно?“ — спрашивал пришелец.

„Уважение и одобрение“, — отвечал резчик.

„Как это?“ — снова не понимал пришелец.

„Уважение, — терпеливо объяснил Аол, — если моя работа им понравится и они ее оценят. Одобрение за то, что не бездельничал“.

Пришелец хмыкал и качал головой.

Когда Аол ловил рыбу или собирал плоды, он спрашивал:

„Зачем тебе так много?“

„Это для людей, — отвечал Аол. — Для людей и для себя“.

„Как это?“ — не понимал пришелец.

„Я отдам все людям, — разъяснял Аол, — а себе оставлю лишь необходимое“.

Глядя на хижины в деревне, пришелец удивлялся:

„Почему у вас нет дворцов?“

„А зачем?“ — спрашивал Аол.

„Чтобы жить лучше!“ — восклицал пришелец.

„Мы живем хорошо“, — отвечал Аол.

Глядя на пустую площадь в центре деревни, пришелец удивлялся:

„Почему у вас нет памятников?“

„А зачем?“ — спрашивал Аол.

„Чтобы увековечить память ваших выдающихся людей!“ восклицал пришелец.

„Память о людях должна всегда храниться в сердце“, — отвечал Аол.

„Но вы же так можете многих забыть!“ — восклицал пришелец.

„Если они достойны — их не забудут“, — отвечал Аол.

— Это ты про нас, — задумчиво сказала Айя. — Про нас и про Кирша…

Донована охватила тихая ярость. „Не ей я это рассказываю, подумал он. — Это я им говорю. Это я должен им всем рассказать!“

— Нет, — сказал он вслух, — это не про вас. Это сказка.

И продолжил.

И тогда пришелец спросил:

„Ты знаешь, что такое власть?“

Аол удивленно поднял брови.

„А хочешь ее иметь?“

„Я не знаю, что это такое“, — отвечал Аол.

Пришелец загадочно улыбнулся.

„Я научу тебя, как ее добыть“, — предложил он.

И Аол согласился…

И тогда пришелец сказал Аолу:

„Видишь, идет Мона?“

„Да“, — отвечал Аол.

„Побей ее“, — сказал пришелец.

„Зачем?“ — удивился Аол.

Пришелец снова загадочно улыбнулся.

„Ты побей — увидишь“.

Аол долго не решался, но пришелец все настаивал и настаивал, и тогда он как-то у ручья все-таки отважился и толкнул ее. Она отодвинулась, уступая ему место. Тогда он хлопнул ее по щеке.

„Что тебе, Аол?“ — удивленно спросила она.

И он ушел.

„Избей ее, — говорил пришелец. — Избей и возьми“.

„Она невеста Эло“, — отвечал Аол, но на следующий день он-таки избил ее, а потом сделал своей женой.

Он издевался над своей женой, рвал волосы, избивал до кровавых синяков… И чувствовал при этом удовольствие.

Но пришелец сказал:

„Это еще не власть“.

И дал Аолу оружие.

„Убей Эло“, — сказал он.

И тогда Аол на мгновение проснулся.

„Вчера я отнял у него невесту“, — сказал он.

„Да, — сказал пришелец. — Это власть“

„Сегодня я хочу убить его самого“.

„Да, — сказал пришелец. — Это власть“.

„А завтра кто-нибудь захочет мою жену“.

„Нет, — сказал пришелец. — Ты не понял. Обожди“.

„А послезавтра кто-нибудь захочет убить меня“.

„Обожди, — сказал пришелец. — Ты не понял“.

„Ты болен“, — понял Аол.

„Обожди“, — сказал пришелец.

„Ты заразен“, — сказал Аол.

„Ты заразил меня“, — сказал Аол.

„Обожди“, — сказал пришелец.

Но Аол убил его.

Затем он убил Мону — она знала, что такое рабство.

Затем он убил себя. Он знал, что такое ВЛАСТЬ.»

Айя сидела тихо-тихо, не шелохнувшись. Ее огромные глаза светились в темноте.

— Страшно, — наконец сказала она. — Ты рассказал плохую, страшную сказку. Да и не сказку вовсе…

Она зябко передернула плечами и, вытянувшись, нырнула к нему на грудь. Тело у нее было холодное, просто закоченевшее.

— Я сама виновата, — прошептала она, прижимаясь тесней. Тебе было плохо, а я все настаивала и настаивала… И ты взял и рассказал такую историю. Страшную.

Страшную, согласился Донован. Бедный Аол. Он совсем не знал, ему даже невдомек было, что пришелец — это только разведчик, только первая ласточка чужого мира, и что к ним скоро нагрянет целая орава пришельцев со специально разработанной и хорошо отрепетированной методикой обучения цивилизаций с более низкой ступенью развития и начнет обучать аборигенов, как нужно жить, как порвать с этой рутиной, с этим топтанием цивилизации на месте, с этим бесконечным, бесполезным бегом по кругу, чтобы двинуться вперед, семимильными шагами к прогрессу… Беда только, что это будет чужой прогресс.

Айя успокоилась, согрелась.

— Ты мне не будешь больше рассказывать таких страшных историй? — попросила она. — Хорошо, обещаешь?

Донован сглотнул тугой ком слюны. Закрыл глаза.

— Обещаю, — наконец сказал он. — Тебе — нет.

Он проснулся резко и сразу, будто его кто-то толкнул. Утро было свежим и солнечным. Это чувствовалось сквозь закрытые веки, но он не стал их открывать — по ним бегали резвые солнечные блики. Он усмехнулся и представил, как Айя стоит на пороге хижины и зеркальцем пускает ему в глаза солнечных зайчиков, а сама, еле слышно шевеля губами, шепчет заклинание: «Вставай, лежебока!»

— Солнышко-солнышко, — сказал он и прикрыл глаза рукой, доброе утро!

Айя радостно взвизгнула, вбежала в кампаллу и бросилась к нему на грудь.

— Вставай, ле-же-бо-ка! — восторженно завопила она и принялась его тормошить. Он снова притворился спящим. Тогда она попыталась вывалить его из гамака просто на пол, но он расслабился, сделался тяжелым и совсем не собирался помогать ей в этой затее, и тогда она отстала.

— У-у, тяжелющий! — вздохнула она и снова взорвалась на высокой ноте: — А ну, вставай!

Он сладко причмокнул губами и приоткрыл один глаз. Она засмеялась.

— Солнышко высоко?

— Высоко, высоко!

Он открыл второй глаз.

— А море спокойно?

— Спокойно, спокойно!

— А я небрит?

Она, рассмеялась и протянула ему зеркальце.

— Ты как морская шушандра!

Он посмотрел и улыбнулся. Двухдневная щетина искрами вкрапилась в его лицо.

— Тогда вперед!

Он вывалился вместе с ней из гамака, стараясь не зашибить, вскочил на ноги и, забросив ее за спину, галопом помчался к Лагуне.

— Ура-а — звонко, на всю Деревню закричала Айя и немилосердно замолотила пятками, пришпоривая своего скакуна.

Донован диким аллюром проскочил рощу, выбежал на берег, на всех парах влетел в воду, но здесь уже не удержался на ногах и они с хохотом и визгом, с тучей брызг, с шумом и плеском полетели в холодную гладь.

— Бр-р-р! Холодина! — отфыркиваясь, выдохнула Айя, окатила Донована водой из-под ладошки, засмеялась и нырнула от него в глубь Лагуны. Она вынырнула метрах в семи-восьми впереди, крикнула: — Дылда, догоняй! — и снова нырнула.

Донован уже хотел броситься ей вслед, но непроизвольно оглянулся и увидел, как по берегу, пыля песком и выбрасывая в стороны длинные суставчатые лапы, мчит «богомол», а из кабины выглядывает Ратмир и машет ему рукой.

«Богомол» подкатил поближе, крутнулся на месте и стал, подтянув под себя лапы. Из кабины выпрыгнул Ратмир, тщательно выбритый и не менее тщательно причесанный, и, увязая в песке, зашагал к нему.

— С добрым утром, Донован, — поздоровался он, подходя, и остановился на самой кромке берега.

Донован кивнул, буркнул приветствие и начал выходить из воды. — Нам пора, — сказал Ратмир, не глядя на Донована. — Позови Айю, она обещала показать лабиринт.

Донован выбрел из воды и устало, разбито опустился на песок.

— А я, признаться… — Он скрипнул зубами и перевернулся ничком. — Забыл я обо всем, Ратмир.

Ратмир вздохнул и сел рядом с ним.

Вот и все, с болью подумал Донован. Где ты, мой солнечный зайчик?

Айя выскочила из воды и прямо так, мокрым холодным лягушонком, прыгнула ему на спину.

— Чего ты меня не догонял?

Донован обернулся, поднял ее на руки и встал. Через силу улыбнулся.

— Да так… Нам пора в Город.

— Ну вот, — Айя насупилась и исподлобья посмотрела на Ратмира. — Будто мы среди дня не можем туда поехать…