Люся шагнула к подъезду, пошатнулась, я поддержал ее под локоть.
— В какой квартире живешь?
Она посмотрела на меня долгим взглядом, пытаясь осмыслить сказанное мною.
— Восьмая, второй этаж…
Честное слово, таскать шкафы по лестничным пролетам проще, чем вести девушку в полубессознательном состоянии. Хотя, не скрою, обнимать за талию податливое тело было приятно.
Самостоятельно открыть дверь она тоже оказалась не в состоянии. Я нашел в сумочке ключи, открыл дверь. Квартира была точной копией моей — небольшая однокомнатная клетушка, только планировка зеркальная.
— Сейчас заварю чай, — сказал я, усадив девушку на табуретку в кухне. — Попьешь, станет легче, и будешь бай-бай.
Никаких глупых мыслей в голове не было. За сегодняшний день я и сам порядочно вымотался, потому и решил: как только напою ее чаем, тут же ретируюсь. До моего дома отсюда минут пятнадцать ходьбы.
Пока закипал чайник, я порыскал по навесным шкафчикам. Нашел и чай в металлической коробке, и, как надеялся, аптечку. Коробку поставил на стол, взял из аптечки ампулу нашатырного спирта, раздавил, смочил ватку и повернулся к Люсе.
Девушка сидела на табурете, привалившись спиной к стене, и была похожа на забытую в песочнице куклу. Ноги бесстыдно раскинуты, руки висят, голова запрокинута и повернута вбок. Рот чуть приоткрыт, глаза бессмысленно смотрят в никуда.
Я шагнул к ней, протер ваткой виски, поводил под носом.
Она встрепенулась, вяло замотала головой.
— Не надо…
Я снова провел ваткой под носом.
— Не надо… — захныкала она, как ребенок, неуклюже отмахиваясь.
Когда я попытался еще раз поднести к ее лицу ватку, она перехватила мою руку.
— Не надо… Мне уже лучше…
— Вот и хорошо, — сказал я. — Пойди умойся холодной водой.
— Д-да… — запинаясь, согласилась она и с трудом поднялась.
Пока в ванной шумела вода, я ополоснул заварочный чайник, засыпал гранулированный чай, залил его кипятком, окутал чайник полотенцем и стал сервировать стол. Чашки, блюдца, ложки, сахарница…
— В холодильнике сыр, масло… — услышал я слабый голос девушки и поднял голову.
Люся стояла в проеме кухонной двери, прижимая к синяку на скуле мокрое полотенце. Стояла босиком, на ней был коротенький махровый халат. Совсем иное впечатление, чем пять минут назад, когда она сидела на табурете, производили ее голые ноги. Тогда Люся ничего, кроме жалости, не вызывала, а вот теперь…
— Есть хочешь? — спросил я, поспешно переводя взгляд с ее ног на лицо.
— Приготовь… — попросила она и ушла в комнату.
Я открыл холодильник, достал масленку, пакет с сыром… И тут услышал, как в комнате мультипликационными голосами забубнил телевизор.
«Вот черт! — в сердцах выругался я. — Только этого не хватало!» Оставалось надеяться, что, пока я на кухне, с телевизором никаких штучек твориться не будет. Но надежда была весьма призрачной.
Готовя бутерброды, я прислушивался. За две минуты Люся перебрала пять ночных каналов, и мне это очень не понравилось. Похоже, мои опасения сбывались.
Быстренько покончив с приготовлением бутербродов, я вошел в комнату. Люся сидела в кресле, обеими руками держала перед собой пульт управления и то и дело щелкала им, нацелившись на экран. Небольшой телевизор стоял в углу на письменном столе и мигал программами. Единственным, что не менялось, был мультипликационный красный краб, который, явно издеваясь над Люсей, резвился, выпрыгивая из экрана на столешницу при очередном переключении, а затем снова впрыгивая в кадр. При этом переполох в ночных программах он вызывал нешуточный, словно многосерийные мыльные оперы крутились «вживую», а не были сняты в Латинской Америке как минимум два десятка лет назад.
— Испортился, — не оборачиваясь, сказала Люся. — На всех программах один и тот же дурацкий мультик…
— Люся, — сказал я, загораживая экран, — идем ужинать.
— Погоди, — возразила она, — сейчас переключу…
— Люся, — настойчиво повторил я, — чай стынет. Затем отобрал пульт управления и поднял девушку с кресла за локти.
У меня возникло странное ощущение, что с экрана телевизора кто-то смотрит мне в спину тяжелым, изучающим взглядом. Я щелкнул клавишей на пульте, экран погас, но ощущение пристального взгляда в спину осталось.
— Идем ужинать.
— Но как же… — Люся попыталась глянуть на телевизор через мое плечо.
И тогда я не придумал ничего лучшего, как охватить ее голову ладонями, повернуть к себе лицом и поцеловать. Она не ответила на поцелуй, но и не вырвалась. Оцепенела в моих руках, и только сердце забилось часто-часто. Как тогда в больнице, у двери лифта, отвозившего Владика из операционной в реанимацию.
Я отпустил Люсю. Она смотрела на меня снизу вверх широко открытыми глазами и молчала. А затем стала медленно-медленно приподниматься на цыпочках…
Часов в десять утра в мою комнату заглянул шеф.
— Рома, — сказал он, — через час к нам приедет очень крутой заказчик, подбери для него два компьютера, два лазерных принтера, один цветной, сканер, модем… ну, в общем, все, что посчитаешь нужным для добротной системы. Но все самое крутое, как, впрочем, и сам заказчик. Составишь калькуляцию, торговую наценку поставишь двадцать процентов.
— Пал Саныч, а почему не тридцать, если заказчик такой крутой?
Шеф покачал головой.
— Именно потому, что уж оченно крутой! — мудро заметил он. — Да, затем поедешь к нему на дачу, установишь аппаратуру, согласуешь и проверишь систему в работе.
Примерно в полдень на фирме появился господин Популенков. Невысокий, упитанный, пышущий здоровьем и довольный жизнью. Сопровождали его двое телохранителей, этаких громил, для которых проще металлические прутья бантиком связать, чем два слова.
— Евгений Петрович, это наш наладчик, Роман, — представил меня шеф. — Ты подготовил калькуляцию? — обратился он ко мне.
Я протянул бумажку. Господин Популенков на нее и не глянул.
— А там это… чтобы с видеокамеры в компьютер переносить, учтено? — спросил он. Видимо, насчет связывания слов заказчик недалеко ушел от своих телохранителей. Однако колючий взгляд маленьких глаз говорил о том, что человек он отнюдь не простой.
— Для такой операции необходима спецаппаратура. — Я вопросительно посмотрел на шефа. Был у нас на складе комплект, заказанный местной телестудией. — Она вам очень нужна?
— Ага. Сынок просит. Говорит, фильмы снимать будет. Шеф кивнул. Значит, местной телестудии придется недельку-другую подождать, пока мы из столицы еще один комплект привезем.
— Нет проблем, — сказал я. — Если очень надо, организуем в лучшем виде.
Покопавшись в прайс-листах, я внес исправления в калькуляцию, распечатал ее на принтере и подал заказчику.
На сей раз господин Популенков глянул на графу «Итого», и его брови подскочили.
— Солидно!
— Так и фирма у нас солидная, и заказчик соответствующий, — отшутился шеф.
— Надеюсь… — пробурчал Популенков. Как видно, ему не очень понравилось, что шеф нашу фирму и его лично поставил на одну доску. Он повернулся к телохранителям. — Значит, это… — Его взгляд задержался на громиле слева. — Ты, Викентий, поможешь аппаратуру погрузить и на дачу доставить. Ну и это… соответственно.
На этом «этом» господин Популенков и отбыл, никого не удостоив на прощание даже взглядом. Ох, и прав был шеф насчет двадцатипроцентной наценки! Может, в душе сейчас и пожалел, что не десять процентов запросил.
Со мной остался громила Викентий. Однако и имечко для такого «шкафа»! Наверное, родители, нарекая чадо, мечтали о его артистической карьере, а вышло вот такое вот черт-те что.
На складе я в одиночку загрузил заказанную аппаратуру в пикап — Викентий вопреки указанию господина Популенко-ва и пальцем не пошевелил, чтобы помочь, — и мы поехали.
Погода выдалась не по-майски жаркая, и встречный ветер, врывавшийся в окно, не приносил облегчения. Синоптики на сегодня предсказали грозу с градом, но на небе не было ни облачка.
