Впрочем, интуиция у нее всегда была развита чрезвычайно высоко. Поэтому я отвечаю как можно более спокойно:

— Абсолютно. Так я позвоню тебе в конце дня или, может, после обеда?

— Хорошо. Но если информация будет у меня раньше, я сама тебе позвоню.

Ты ведь будешь дома?

— Конечно — я произношу это быстро и уверенно, чтобы еще раз дать понять Мусе: у меня все по — прежнему.

Впрочем, в этом я вовсе не лгу: идти мне совершенно некуда и потому я, конечно же, останусь дома ждать ее звонка и очередного послания от Егора с указанием, когда состоится наше следующее свидание во всемирной паутине.

Я варю себе кофе на кухне, наслаждаясь тишиной, одиночеством и… ожиданием.

Да, наступили в моей жизни такие удивительные дни, когда состояние ожидания внезапно оказалось приятным.

Природа этого замечательного явления мне понятна: с каждым днем я все более привыкаю к тому, что все мои ожидания неизбежно сбываются, причем в точно назначенное время.

За кофе меня занимает одна лишь, незначительная, по существу, мысль: кто первым свяжется со мной сегодня: Егор или Муся?

Первым оказывается Егор.

Я еще допиваю вторую чашку кофе, когда раздается телефонный звонок. "

Муся" — почти уверена я, поднимая трубку, но в ней звучит незнакомый молодой голос.

— Служба "Alarm servis " городской телефонной сети, сорок восьмая — механически представляется собеседница — вы просили сделать звонок в 11 часов 13 минут за две минуты до 11. 15.

— Спасибо — почти радостно благодарю я сорок восьмую, хотя до сей минуты понятия не имела о службе побудки в системе городской телефонной сети, и уж конечно не делала никаких распоряжений относительно 11 часов 13 минут.

Но теперь, в отличие от первых двух вариантов, мне моментально все становится ясно.

То ли Егор, на сей раз, оказался не очень изобретательным, то ли я начала привыкать к его зашифрованным посланиям, но компьютер, вне всяких сомнений, следовало включить ровно в 11. 15.

В моем распоряжении оставалась только одна минута.

На этот раз ждать пришлось ему, по крайней мере, табло сообщило мне, что в чате уже находится один посетитель.

И зовут его Гор.

— Привет! — сразу же отреагировал он на мое появление, и по тому, как нервно побежали буквы по синей мерцающей поверхности монитора, я поняла, что он чем-то взвинчен. Не раздосадован, и не взволнован, а именно взвинчен.

Было у Егора такое состояние, и, как правило, он впадал в него перед лицом опасности.

— Привет. Ты чем-то встревожен?

— А ты не знаешь, чем?

— Сном?

— Вот именно.

— Но почему?

— А понравиться ли тебе, если ты начнешь разговаривать во сне, а я получу возможность слушать и даже беседовать с тобой. При этом, подчеркиваю, ты совершенно не отдаешь отчета в своих словах и не помнишь их потом?

— Значит, когда ты снишься мне, с тобой происходит нечто подобное — В точности. Со мной происходит в точности то, что я только что тебе описал.

— И ты не помнишь, о чем мы с тобой говорили?

— Нет. И это мне не нравиться.

— Но откуда же тогда ты знаешь про сон?

— Ну… Это как бывает в реальной жизни. Просыпаешься, помнишь, что что-то снилось, даже отдельные отрывки сна помнишь, но содержание улетучилось. Так и со мной. Помню, что общались с тобой, и как-то странно общались. Но — где, о чем — ничего не помню.

— Успокойся. Никаких своих страшных тайн ты мне не поведал.

— Но что я все же говорил? Расскажи подробно.

— Зачем? Говорю же: ничего необычного ты мне не сказал.

— Послушай, если я прошу, значит мне это важно. Никогда не отказывай мне, если я прошу, я ведь делаю это не так часто, не правда ли? — это снова был прежний Егор. Слово в слово, интонация в интонацию, хотя, разумеется, интонаций я не могла слышать, но я отлично ощущала их в нервном пульсе подрагивающих строк.

— Хорошо. Ты говорил, что мне угрожает какая-то опасность, но ты не можешь меня от нее оградить, и даже предупредить не можешь — Какая опасность?

— Этого ты тоже не мог сказать — Почему?

— Не знаю. Не мог — и все, и очень страдал из-за этого — И это — все?

— Почти.

— Я сказал: мне нужно все, до мельчайших подробностей.

— Ты говорил о том, что виноват передо мной, но не просишь прощения, потому что сам себя никогда не простишь.

— Допустим, это, на самом деле, так. Ну, и дальше?

— Дальше, ты сказал, что пытался хоть как-то искупить свою вину, но обрек меня не большие страдания.

— Ну!!!

— И все. Еще просил меня подумать и самой понять: что к чему, потому, что сам не можешь мне ничего объяснить. Это все.

— А где мы виделись с тобой, я помню что-то очень странное…

— Да не такое уж странное: на той трассе — На какой?

— На той самой, как я поняла — Вот оно что… Поэтому мне было так неуютно. Мы говорили о том, как это все случилось?

— Нет. Ты не рассказывал, а я не смела спросить.

— Тогда откуда ты знаешь, что это та самая трасса?

— Не знаю. Я ничего доподлинно не знаю, но почему-то у меня была такая уверенность — А как она выглядит?

— Трасса как трасса. Сложная. Вроде бы, на «пике Дьяволицы». Крутой поворот, и сразу — резко вниз. Вот там ты и сидел, рядом с трассой, сразу за поворотом. — наступает долгая — долгая пауза. Я уже жалею, что так подробно описала Егору это проклятое место. Возможно, теперь он переживает все сызнова.

— Да — откликается он, наконец. — То самое место. Ты права…. Но вот что. Послушай меня внимательно. И не просто послушай, а обещай, что выполнишь все, что я сейчас тебе скажу. Мне очень неприятно. Нет, если честно, мне очень больно, когда все это происходит. Когда я теряю контроль над собой, в беспамятстве являюсь тебе, о чем-то умоляю… Понимаешь?

— Думаю, что понимаю. Но поверь, ты вовсе не был жалок — Допускаю. В этот раз. Неизвестно, что будет в другой. И вообще, я не желаю, чтобы ты общалась со мной, когда я не в себе Это понятно?

— Понятно. Но как я могу этого избежать? Не забывай: я ведь тоже в это время сплю.

— Да. Ты спишь. Но есть такие таблетки, которые делают сон настолько глубоким, что человек перестает видеть сны. Я точно знаю, что есть. Достань их. И пей перед сном. Я больше не хочу этих встреч во сне. Ты поняла меня?

— Да — Ты сделаешь это?

— Попытаюсь — Спасибо. Когда — ни — будь я расскажу тебе все сам, но сейчас не надо.

— Чего не надо?

— Не надо тебе знать больше того, чем я тебе рассказываю. Потом ты поймешь, почему. А пока просто поверь мне. Ладно?

— Ладно. Но раз уж так случилось, что я все же выслушала тебя против твоей воли, может, все-таки, объяснишь мне, что ты имел в виду?

— Что именно тебя интересует?

— Каким образом ты хотел искупить свою вину передо мной и почему от этого мне станет только хуже?

— Каким образом… Каким образом… А каким бы ты хотела? Ну, вот скажи честно, что я должен был сделать, по твоему разумению, чтобы ты меня простила?

— Очень просто: вернуться ко мне — Вот, и я так думал — И что же?

— И оказалась полная чепуха!

— Почему?!!!

— Потому что, я вернуться к тебе, как ты понимаешь, сейчас уже не могу никак, и значит…

— Что значит?

— Ничего не значит! Бред и безумие, вот что это значит!

— Помнишь, ты всегда требовал от меня: сказала "а" — говори "б"

— Помню — Так говори: "б"

— Не хочу — Я все равно знаю, что за ним стоит!

— И что же?

— Если ты не можешь вернуться ко мне, то для того, чтобы мы оказались вместе, я должна придти к тебе сама — Откуда ты это взяла?

— Я же рассказывала тебе: картинка в журнале, женщина в церкви, могилы, кресты. Ты не стал слушать… И только во сне умолял меня подумать над этим.

— Над этим…. Потому и прошу тебя: не слушай то, что я говорю во сне — Но я уже услышала, и подумала, и все поняла. Ты ведь это имел в иду, когда говорил, что хотел искупить вину, но снова обрек меня на страдание?