Я помолчал.
— Хорошо. И он спасает?
— Да, он спасает. Он учит нас, попуская на нас те или иные испытания.
— Зачем?
— Что зачем? Зачем даёт опыт?
— Зачем нас испытывать? Он же — Бог? Он же знает нас, верно?
Мой собеседник усмехнулся.
— Испытание — старое слово. Пытать — это познавать. Испытать — это познать. Испытания, что он посылает нам — это возможности познать себя. Себя, мир, Его. Увидеть. Почувствовать. Осознать.
— Вы буквоед.
— Не обижайтесь.
— Хорошо. Продолжайте, прошу вас.
— Он ведёт нас через мирской океан, обучая и созидая. Созидая — потому что мы сотворены по образу, а по подобию ещё не стали.
— Мы можем быть подобны... Ему?
Мой собеседник посмотрел мне в глаза.
— Я верю, что да. Но не факт, что будем, и если будем, то все. Ад полон нами.
Я вздрогнул.
— А зачем — Ад?
— Это место наказания.
— Наказания? Вечного?
— Нет. До Страшного Суда.
— А потом?
— Ему видней, но есть версии, что те, кто будет осуждён, уйдёт в небытие. А может, встанет в ряды демонов. Есть разные версии в книгах. Но для нас это не так важно.
— Неважно?!
— Мы ещё здесь, так что нам нужно держаться подальше от Преисподней, тогда этот вопрос останется для нас истинно академическим до поры.
— Так просто?
— Нет смысла усложнять. Он всегда прост.
— Вы это знаете?
— Я верю в это на основании собственного опыта. Иного ответа вам никто не сможет дать.
— Вы до сих пор во сне ходите по Аду?
— Нет. Сплю без сновидений.
— Отпустило?
— Не совсем. Я вижу Ад, когда закрываю глаза. Раньше это помогало его не видеть, а теперь — наоборот. Стоит мне закрыть глаза — он смежил веки — и я вижу его. Прямо здесь — он махнул рукой перед собой.
Я отшатнулся. В воздухе поплыл еле слышный тягучий гул, и ноздрей моих коснулся запах горящей серы — я помнил его по лагерю, когда горели вагоны.
— Кстати, вы зря оставили татуировку. Она вам больше не нужна.
Я посмотрел на стол.
Лёд в стакане давно растаял.
— Эй, господа, вы скоро? — спросил бармен.
— Ещё минут десять, — сказал мой собеседник.
— Хорошо, — отозвался бармен и снова уткнулся в телевизор.
— Это что-то нетипичное, — сказал я, — обычно он выгоняет всех ровно в час.
— Он часть мира, значит, сейчас мир, а значит, Он — хочет, чтобы мы договорили.
Я почувствовал, что мой вопрос становится мелким и ненужным.
— Значит, Он любит нас и даёт нам опыт? И наше отношение к этому не идёт в расчёт?
— Не совсем. Он всегда знает, что мы можем вынести и куда это нас может обратить. Может, но не обязано. Как и мать, следя за ребенком, который тянется к пламени, уже держит наготове мазь и повязку, пусть и не зная, понадобится она или нет.
— Но Он знает?
— Знает. Он видит все варианты. Поэтому Он всегда готов.
— Почему же тогда бывает, что умирают дети?
— Мы с вами не знаем. Но это его мир, значит, для этого есть причина. Для всего есть причина.
— Вы себя уговариваете?
Он закурил новую сигарету.
— Есть притча. Один монах молился Ему и корил Его за то, что неправедные преуспевают, а праведные живут в нужде и поношении. И когда он закончил молитву, то спросил — почему так? И раздался голос: хочешь понять — смотри. И монах стал невидим.
Он постучал по сигарете, сбивая пепел.
— Это что, шутка такая? Типа дзенского коана?
— Он увидел себя в незнакомом месте — в кроне развесистого дуба, стоящего у дороги. Был летний день, полдень, и солнце палило. По дороге ехал сытый, уверенный человек. На хорошей лошади, в хорошей одежде. Он подъехал к дубу, привязал лошадь, сел в тени и вынул из сумы еду. Поев и отдохнув, он сел на лошадь и поехал дальше.
Мой собеседник отхлебнул из своего стакана.
— Под дубом остался выпавший кошелёк с деньгами, плотно набитый. Монах хотел окликнуть богача, но не смог — был не только невидим, но и безмолвен.
Он пошевелил стакан. Остатки льда стукнули друг о друга.
— Тем временем на дороге появился другой путник — пешком. Неплохой, но потёртый кафтан, сумка на плече. Он тоже сел в тени перекусить, но увидел набитый кошель. Развязав, он увидел внутри золотые монеты. Завязав ремешок, он сунул кошель за пазуху и убежал. Монах смотрел.
Тем временем на дороге появился новый путник — бродяга в тряпье. Он сел в тени дерева и раскрыл грязную суму с подаянием. Вынул из неё сухую корку и начал понемногу её глодать. Тем временем на дороге вновь появился богач на лошади — он обнаружил пропажу кошелька, вспомнил, где мог его выронить и в спешке вернулся.
И что он увидел? Бродягу. Он стал трясти его, требуя вернуть ему кошелёк, но бродяга говорил, что у него ничего нет, и вид и голос его были так отвратны, что богач ударил его со всей силы.
Бродяга упал.
Богач вытряхнул суму, сорвал с бродяги кафтан и не нашёл своего кошеля ни там ни там.
Он вздохнул, сел и увидел, что бродяга не дышит. Сердце не билось.
В ужасе богач вскочил на лошадь и бросился прочь.
Зажигалка крутилась в пальцах собеседника.
— Всё потускнело, и монах увидел себя в своей келье, где молился. Он спросил — что же Ты показал мне? И голос ответил — ты видел историю, которая и правда произошла. А теперь послушай, чем она окончилась и началась. Купец, который совершил убийство, вернулся домой, и совесть травила его виной. В конце концов он бросил всё, раздал имущество родственникам и ушёл в монахи. Второй, тот, что унёс кошель, был неплохим человеком, и его тоже терзала совесть. Он вернулся под дуб, чтобы оставить кошель там, где взял, и нашёл там голый труп бродяги. И тоже бежал в страхе. Он открыл странноприимный дом, где любой мог найти приют и пищу. Ну а бродяга... Он был в молодости преступником и убийцей, а когда постарел, стал нищим. И тем и смертью своей он получил воздаяние.
Я шмыгнул носом.
— Притча — это просто байка. Ей можно верить, а можно не верить.
— Именно так. Верить — или не верить.
— Хорошо. Если я не верю, то что?
— Тогда вы имеете дело с собой и миром. Бог вмешивается только в крайних случаях. И обычно в конце — Ад.
— А если верю?
— Тогда Он ведёт вас наикратчайшим путём, который вам под силу. И чем меньше вы сопротивляетесь, тем быстрее идёте. Это называют смирением. Отдачей себя в руки Бога. Когда вы начинаете идти вместе с Ним.
— Даже если он тащит меня через море дерьма?
— Да.
— Хорошо. Но вернёмся к тем, кто умер во младенчестве. Вы не ответили на мой вопрос.
— Мой ответ — я не знаю. Но я верю, что это было необходимо.
— Ваш ответ — верю.
— Да. Ответить “знаю” может только Он.
— Вы меня утомляете. Кстати, наши десять минут давно прошли.
— Пройдёт столько, сколько нужно, чтобы вы пришли в движение.
— Я?
— Вы. Вы на перепутье.
Я отвёл глаза.
— Пусть так. У вас есть ещё что сказать?
— Немного.
— Договаривайте.
— Хорошо. Главное, что нужно понять, это то, что Ему — видней. Вы можете возмущаться, терзаться от боли, кричать, плакать, пытаться развернуть поток событий — но всё это ничего не будет стоить, пока вы идёте против Него.
— То есть как я и говорил — сидеть ровно и не вытирать задницу?
— Делать то, что вы считаете нужным. Но понимать — то, что вы делаете, будет успешно только тогда, когда это допустимо Им. А вы сами всегда знаете, что хорошо и что плохо. Когда же ситуация неясна, прислушайтесь к себе. И поступите так, как велит вам ваша душа. Если же почувствуете, что всё сопротивляется вашим шагам, раз за разом, прислушайтесь к себе снова. Если ваша душа настаивает, продолжайте. Если молчит или говорит против — прекращайте. Это и есть ваш путь.
— А если душа велит мне сделать что-то такое, что не укладывается в рамки?
— Рамки чего?
— Ну, скажем, праведных поступков.
— Для Него нет праведного и неправедного вне пределов человеческой души. То, о чём вы говорите, это просто опыт на основе шаблонов. Самые главные шаблоны даны как заповеди — не убий, не укради, не возжелай чужого и прочее. Почитайте в Библии, если нужно. Но заповеди не работают, когда ситуация критична. Так, если вы умираете от голода, лучше украсть еду, чем околеть. Если чужой приходит в ваш дом, чтобы убить вас или вашу семью, и у вас нет иного выхода, как убить его — вы убиваете. Если людей осталось так мало, что человеческая раса под угрозой вымирания, то никто не спрашивает про венчание — если женщина и мужчина могут зачать и родить, они обязаны сделать это. Но крайние меры — для крайних случаев. И вы всегда помните, что в обычных условиях, когда нет необходимости, это — грех. Неверное деяние. И ваша совесть не даст вам забыть.