Дно каньона было узким, всего несколько, футов в ширину, покрытое илистым песком. Когда я встал на ноги, я немного взбаламутил воду. Я снова продулся и, находясь теперь на глубине около 45 футов, медленно поплыл вниз по круто опускающемуся дну. Стены каньона широко расступились и слились с остальной массой скалы.
Я двигался вдоль подножия гряды, в 60 футах от поверхности. Слева в сияющем безмолвии, расколотые каньонами и расщелинами, поднимались утесы. Справа, насколько я мог видеть, дно опускалось довольно отлого. Повсюду были каменные глыбы, по-видимому, оторвавшиеся от скалы.
Среди этого хаотического рельефа встречалось бесконечное количество пещер и ниш, которые явно должны были гораздо больше благоприятствовать разнообразию жизни, чем красивые, но однообразные стены. Здесь были губки различной формы, некоторые в виде шара, величиной с мою голову; другие росли прямо, изящно разветвляясь, как старинный подсвечник. А вот актинии, такие же, как те, которые встречаются в литоральных ваннах вдоль берега. Только там они толщиной с палец, здесь же актинии были крупные, как блюдца, и сплошь покрывали верхушки скал. В поисках моллюсков и другой добычи по дну медленно двигались огромные морские звезды.
Любой биоценоз, например такой, который открылся передо мной, эколог может описать с разных точек зрения. Прежде всего — с точки зрения способа добывания пищи. В прибрежной морской среде разные организмы питаются по-разному. Начнем с продуцентов, или фотосинтезирующих растений. Из них самые важные — это не бурые или другие бросающиеся в глаза водоросли, а скорее одноклеточные, диатомовые и другие — вся микроскопическая листва моря. Продуценты образуют основу фактически всех морских пищевых, или трофических, цепей — сложных систем взаимоотношений и неразрывных связей между жертвой и ее преследователем. Даже жизнь на больших глубинах, существующая благодаря остаткам пищи, которая на своем пути сверху вниз не раз усваивалась, другими организмами, — эта жизнь в конечном счете зависит от фотосинтезирующих организмов, обитающих в освещенном солнцем море на много миль выше.
Затем идут фильтраторы, питающиеся суспензиями. Это, по-видимому, самые многочисленные морские животные. Многие из них устраиваются в каком-нибудь одном месте и, пользуясь хитроумными приспособлениями, отфильтровывают небольшие частицы, в том числе и одноклеточные водоросли, из протекающей мим» них воды. Эти частицы сортируются: легко усвояемые идут в пищу, а неудобоваримые, предварительно уплотненные при помощи слизи, отбрасываются в виде катышей или нитей, — настоящая автоматическая конвейерная система по уборке мусора.
Еще одну большую группу составляют пасущиеся организмы, живущие на подножном корму. Для них морское дно выступает в роли огромной скатерти-самобранки. Но скатерть эта сделана из лоскутков, и перед многими живущими здесь существами стоит проблема выбрать среди этих лоскутков оптимальные для себя пищевые участки. Некоторые из этих организмов питаются донными водорослями или животными строго определенных видов, которые всегда можно отыскать в разнообразных донных сообществах. Другие без разбора поглощают богатый органическими веществами детрит.
Активные хищники образуют отдельную группу. Они, как правило, обладают высокоразвитой нервной системой, которая позволяет им обнаружить жертву на расстоянии и, совершив точно скоординированный энергичный рывок, завладеть ею. Не всегда можно провести разграничение между хищниками и пасущимися и даже фильтраторами. Морских звезд можно рассматривать и как хищников, и как пасущихся. Медуза — хищник, но по способу добывания пищи она несколько похожа на фильтраторов. Многие другие животные, находящиеся где-то между хищниками и пасущимися, питаются мертвыми организмами. Это мусорщики-некрофаги. К этой беспринципной группе могут быть отнесены такие разные животные, как крабы и акулы.
Последняя большая группа, так называемые редуценты, — прячущиеся существа. Это агенты энтропии, их присутствие незаметно, хотя иногда, в определенных местах, они во много раз численно превосходят организмы другого рода. Они выполняют завершающую функцию, необходимую для жизни биологического сообщества: расщепляют сложные органические соединения и вновь вводят составляющие их элементы в круговорот веществ в природе. В море, так же как и на суше, самые обычные редуценты — бактерии и грибки. Кроме них, особые виды червей, моллюски, ракообразные и другие животные тоже трудятся, превращая камень, раковины и дерево в пыль. Эти существа работают незаметно, и их действия нередко имеют весьма неприятные для человека неожиданные последствия — когда, например, корабельные черви подтачивают устои деревянного моста или плотину, или когда сверлящая губка уничтожает устричный садок. Тем не менее полное отсутствие этих редуцентов оказалось бы гибельным для естественной среды, так как без них такие стойкие, трудно разрушаемые материалы, как рифы и затопленное дерево, с поразительной скоростью скапливались бы в прибрежных водах.
Медленно плывя вдоль основания утеса, я приблизился к куче огромных валунов, лежащих у вертикальной стены. Некоторые из них были величиной с автомобиль. На полпути до вершины этой груды из расщелины, живо напомнив мне картину художника-сюрреалиста, высунулись две черные ножки с плавниками на концах. Плавники трепыхнулись и сплелись на мгновение, затем совершенно исчезли из виду. На дне, около валунов, я заметил другое движение; это было нечто живое, но вело оно себя как-то странно. Подплыв ближе, я увидел, что это была нейлоновая сетка Нэда с защелкой наверху. Надежно примотанная веревкой к камню, она тряслась и крутилась, и судорожно дергалась. Разобравшись в неясной массе из ног и хлопающих хвостов, я насчитал четырех превосходных омаров, энергично пытавшихся освободиться. Однако их совместные действия, направленные в разные стороны, в общем погашали друг друга, и сетка плясала и билась, описывая по дну небольшие круги.
Взглянув в ту сторону, куда исчез Нэд, я увидел вспышку света, осветившую довольно большую пещеру у меня под ногами. Внезапно свет исчез, и, достигнув через несколько секунд входа в пещеру, я оказался лицом к лицу с огромным омаром, вырывавшимся из одетой в перчатку руки Нэда, который крепко держал его за клешни.
Я взял у Нэда омара и чуть не упустил его. Мы осмотрели его. Он был добрых два фута в длину, а клешни больше человеческой руки. Тут Нэд указал на широкий кончик брюшка, и я увидел на похожих на листья твердых пластинках, которыми кончалось брюшко, две зарубки. Я вспомнил, что таким образом ловцы омаров метят самок, обладающих большими репродуктивными способностями. Нашего омара уже два раза ловили и отпускали, сделав зарубки в качестве сигнала для других ловцов.
Осмотрев эту большую самку, мы отпустили ее у входа в пещеру, и она медленно попятилась назад и исчезла из виду. Я надеюсь, что следующие хищники в человеческом облике, с которыми она повстречается, не тронут ее и она сможет произвести на свет огромный выводок малышей-омаров.
Несмотря на все усилия, предпринимаемые омарами, человеческая деятельность наносит тяжелый, часто опустошающий урон их владениям. На банке Джорджес, одном из самых лучших нерестилищ омаров, драги рыболовных судов около десятка государств без разбора уничтожают популяции этих животных. Правда, большинство траулеров интересует донная рыба, однако и они нечасто выбрасывают омаров назад в море.
Даже когда их отправляют обратно в воду, омары и икра, которую самка носит у себя под брюшком, настолько смяты рыбой, а сети вытаскивают ее тоннами, что большинство их погибает.
Очень молодым личинкам омаров большой вред наносит нефтяная пленка. Эти личинки в течение некоторого времени ведут планктонный образ жизни и при этом живут на самой поверхности моря. Теперь, когда поговаривают о добыче нефти у берегов Новой Англии, продолжительность жизни молодых омаров сильно уменьшится.
Недавно было сделано открытие, что взрослых омаров почему-то привлекает запах очищенной нефти, особенно керосина. Это еще один опасный сигнал. Животные чувствуют фантастически низкие концентрации керосина в морской воде. Это вещество так сильно влияет на омаров, что ловцы омаров стали использовать пропитанные керосином брикеты в качестве приманки. Большая порция керосина, выплеснутая в море, может привлечь к себе омаров со всей округи площадью в несколько сотен квадратных миль. В таких случаях животные будут собираться вместе в чрезвычайно большом количестве и вступать в ненужные драки между собой. Кроме того, в результате усиления дневной активности эти ночные животные будут чаще подвергаться риску встречи с такими хищниками, как акулы, скаты, другие большие рыбы, тюлени и человек.
