Когда полицейские вышли на тёмную, продуваемую холодным ветром улицу, Альфонсов неожиданно хохотнул.

— Чего ты? — спросил пристав.

— Вот интересно, как же это Карасев за Ахметку будет Бога молить?! Магометанин ведь Ахметка-то, а «греков» он первый заметил.

— Ничего! — усмехнувшись, ответил Руденко. — В небесной канцелярии разберутся, по какому департаменту молитвы пустить. Не наше это дело.

И они пошли молча, прибавляя шаг, стараясь побыстрее добраться до жарко натопленного участка.

Письма… Сколько их проходит через руки почтальонов? Что в них сообщают люди друг другу? У писем, как и у людей, их пишущих, судьбы разные. За одними охотятся исследователи и их издают, есть даже такой жанр в литературе — эпистолярная проза. Другие смирно лежат в комоде, откуда их изредка извлекают, чтобы перебрать, вспомнить тех, кого уж рядом нет. А бывают ещё письма-улики, и хранятся они в специальных архивах, редко являясь взгляду непосвящённых в служебную тайну. Здесь-то чаще всего и скрываются удивительные истории, в которых жизненный сюжет закручен, как в авантюрном романе. Раскроем же одно из таких дел, в котором письма, приходившие обычной почтой, служили завязкой авантюрных событий.

Странное письмо обнаружил киевский генерал-губернатор Гессе, просматривая утреннюю почту, поданную ему адъютантом в один из летних дней 1872 года. Написанное на бланке генерал-губернатора Восточной Сибири А.В. Хрущёва, письмо адресовалось самому Гессе и содержало просьбу: отыскать в Киеве находящегося в отпуске личного врача Хрущёва, некоего доктора Запольского, с тем чтобы вручить ему приложенное к письму предписание, в котором содержался приказ доктору незамедлительно выехать на станцию Жмеринка, где дожидаться самого Хрущёва, едущего для лечения на заграничный курорт. Доктор должен был присоединиться к своему патрону и с ним вместе ехать за границу. При этом Хрущёв обращался к Гессе: «В виде одолжения лично мне прошу распорядиться о снабжении вышеозначенного доктора Запольского некоторой суммой денег, необходимой ему для исполнения моего предписания, каковую сумму я непременно верну, будучи проездом в Киеве, при личной нашей встрече». Гессе, внимательно перечитав письмо и предписание ещё раз, обратил внимание на то, что на бланке письма стоя-ло: «А.В. Хрущёв, генерал-губернатор Восточной Сибири», а на предписании Запольскому: «Генерал-губернатор Восточной Сибири А.В. Хрущёв». Эта разница и сама необычная просьба вызвали у генерал-губернатора смутное сомнение. Гессе вызвал адъютанта и попросил его найти деловые бумаги, приходившие в Киев из Восточной Сибири, написанные рукой Хрущёва. Через некоторое время требуемые документы были принесены, и Гессе, сличив их с письмом и предписанием, совершенно убедился в подлинности подписи восточносибирского генерал-губернатора. Более того, ему стало ясно, что письмо ему и предписание Запольскому также были написаны рукою Хрущёва. Успокоившись, Гессе приказал немедленно отыскать доктора Запольского, вручить ему предписание его начальника и выдать из губернаторского личного фонда 200 рублей денег.

Приказание киевского губернатора было исполнено в точности чинами местной полиции. В тот же день в одной из гостиниц был отыскан доктор Андрей Аполлонович Запольский, которому были вручены предписание и деньги. Доктор повёл себя, как и подобало: сначала был крайне удивлён, потом рассыпался в благодарностях, принял деньги и стал спешно собираться. Тем же вечером Запольский уехал из Киева, но отправился он не в Жмеринку, как следовало ожидать, а совсем в другую сторону — в Вильно. Оттуда он поехал в Варшаву, потом в Одессу, в Рязань, в иные места. И везде, куда бы он ни приезжал, с ним повторялась одна и та же история: в гостиницах, в которых он останавливался, его отыскивали полицейские чины и вручали предписание — следовать для встречи с едущим за границу для лечения восточносибирским генерал-губернатором. Вместе с предписанием непременно передавался пакет с деньгами. Обращения от лица Хрущёва получали самые разные должностные лица: полицмейстеры, градоначальники, губернаторы. Их буквально завораживали титул и почти интимная просьба высокопо-ставленного лица, хлопотавшего о вспомоществовании то личному доктору, то доверенному чиновнику, то племяннику. Во всех этих ипостасях был представлен один и тот же человек — А.А. Запольский. После того как сорвавший очередной куш Запольский исчезал на просторах необъятной страны, чиновники ещё долго ждали проезда через их город Хрущёва, обещавшего вернуть деньги. Но их высокопревосходительство почему-то все не ехали и не ехали, а напомнить о долге в сотню-другую рублей не позволяла субординация.

Так шло до самого 1874 года, когда на родине великого писателя Гоголя и знаменитых солёных огурчиков, в городе Нежине, местный полицмейстер, вручив сто рублей «господину доктору» и лично проводив его до вагона поезда, решил «блеснуть исполнительностью» перед генерал-губернатором Восточной Сибири. В Иркутск, на имя Хрущёва, была отправлена телеграмма следующего содержания: «Честь имею рапортовать вашему высокопревосходительству об исполнении вашего указания относительно вручения предписания и денежной суммы личному вашего высокопревосходительства доктору Запольскому». В тот же день полицмейстер получил ответ из Иркутска: «Никаких распоряжений о вручении предписаний в ваш адрес отослано не было. Нет никакого доктора Запольского. Запольский — беглый ссыльнопоселенец, прошу принять меры к розыску и задержанию». Подписано было лично Хрущёвым.

Огорошенный этим известием нежинский полицмейстер долго ещё ходил сам не свой. Так опростоволоситься ему ещё не доводилось. «Ну, ужо попадись ты мне только!» — не раз думал он, вспоминая сбежавшего жулика. Судьба смилостивилась над служивым человеком, довольно скоро предоставив ему случай взять реванш.

В Нежине, как и во многих других провинциальных городах обширного государства Российского, железнодорожный вокзал помимо своей основной функции исполнял ещё и множество других. Как правило, на вокзале был лучший ресторан, со свежайшими, «прямо с поезда», устрицами и иными деликатесами, первоклассный буфет, самые свежие газеты и журналы в почтовом киоске; перрон же его был неким подобием местного «Невского проспекта». Сюда приходили погулять, выпить водки и пива, закусить, посудачить, газетку почитать, продемонстрировать новый фасон модного наряда — словом, провести время, пообщаться, а заодно посмотреть на поезда и пассажиров, помечтать о возможности уехать из этого захолустья. Большую притягательную силу для жителей провинциальных городков имел вокзал, поэтому неудивительно, что в месте, где собирался городской бомонд, частенько можно было видеть и полицмейстера, бывавшего здесь и по служебным обязанностям, и просто так, как все горожане. Однажды полицмейстер, угостившись в буфете, вышел на платформу в тот самый момент, когда к ней подходил поезд, следовавший на Киев. Каковы же были его изумление и хищная радость, когда он увидел в вагонном окне лицо Запольского, меланхолично взиравшего поверх голов стоявших на платформе нежинских жителей на здание вокзала и привокзальную площадь.

План в голове полицмейстера созрел моментально! За время остановки поезда он успел дать в киевское полицейское управление телеграмму и сел в тот же поезд, только двумя вагонами далее того, в котором ехал Запольский. По его распоряжению обер-кондуктор, которому полицмейстер объяснил суть дела, организовал через проводников наблюдение за мошенником. Билет Заполь-ский взял до Киева, но наученный горьким опытом полицмейстер распорядился глаз с него не спускать и с каждой станции отправлял в Киев телеграмму о продвижении преступника. Как оказалось, не напрасно! Запольский был последовательным приверженцем неукоснительного соблюдения правил конспирации, поэтому за одну остановку до конечной, на станции Киев-Товарный, он распорядился внести свои вещи в тамбур, о чем проводники немедленно известили его преследователя. Сойдя на товарной станции, Запольский взял извозчика и приказал везти его в Киев. Следом, на безопасном расстоянии, ехал на извозчике полицмейстер, успевший распорядиться, чтобы обер-кондуктор известил киевских полицейских о том, что он ведёт слежку за Запольским.