Мать сказала:
– Может быть, еще все уладится. Я сама схожу к горшечнику, обниму его ноги, и тогда он пожалеет бедную женщину, потерявшую кормильца дома.
– Нет! – воскликнул старик. – Этот горшечник мне не нравится: у него вид откормленного индюка. Может быть, твой мальчик сумеет заняться другим делом, которое будет не хуже, чем ремесло горшечника.
– Но только чтобы он не сделался моряком, – сказала мать и ушла в угол; она молча плакала.
Старик позвал меня к себе:
– Подойди сюда, сядь передо мной; слушай и отвечай на мои вопросы.
Он опустился на скамеечку, а я, подобрав под себя ноги, сидел против него на камышовой циновке.
– Знаешь ли ты, где можно найти хорошую, чистую глину без примеси песка?
– Еще бы не знать! Ее много там, близ дороги к Ливанским горам.
– Отлично! Мог бы ты наделать глиняных плиток величиной с мою ладонь?
– Он показал сморщенную кисть, покрытую волосами, и растопырил пальцы. – Только плитки надо делать ровными, одинаковыми и чистыми.
– Чтобы они были одинаковы, я сперва сделаю деревянную дощечку такой величины, как тебе нужно, а потом уже буду по этой дощечке обрезать ровные глиняные плитки.
– Ты хорошо смекнул. Если ты мне будешь изготовлять такие плитки, я тебе буду за них платить столько же, сколько хотел платить горшечнику.
Завтра же ты возьмешься за дело.
Я подумал: «Зачем Софэру нужны эти плитки? Не хочет ли он их обратить в золото, как, говорят, умеют это делать хохомы?[2]»
Но плитки нужны ему были для другого.
– Ты хочешь научиться читать и писать? – спросил Софэр.
– Это только ученые люди могут заниматься таким трудным делом, – проговорила из угла мать. – А при нашей бедности разве мы можем учить этому наших детей!
Софэр взял прутик, насыпал золы на пол, разгладил ее и начертил мне такой знак:
– Что это тебе напоминает?
Я подумал, посмотрел справа, посмотрел слева и сказал:
– Если повернуть немного, то этот знак похож на голову быка с рогами и ушами, – и нарисовал пальцем на золе.
– Верно! Вот этот знак и есть «алеф», по-сидонски[3] значит «бык». Если мы этот знак напишем, то будем говорить «а». А вот этот знак похож на дом или шатер – «бет» – и произносится как «б». Ты можешь его повернуть вот так, и тогда он совсем похож на шатер, из которого идет дымок. Ведь наши деды не жили в земляных хижинах, как мы живем теперь, а кочевали с баранами по полям: то здесь расставят свои шатры, то в другом месте, где хорошая трава.
Мать подошла ближе и тоже внимательно смотрела, как старик рисовал на золе свои значки.
– Этот знак не напоминает ли тебе голову нашего большого друга и труженика верблюда – «гимель», голову на длинной тонкой шее? Этот значок читается как «г». А вот этот вьется, как волна, и означает «мем» – «вода»
– и читается как «м».
Так Софэр стал мне показывать разные буквы, и я в первый же день выучил, как пишутся некоторые из них. Их можно складывать вместе, и тогда получаются интересные слова. Писать надо справа налево. Первое слово, которое я написал, было «ам», что значит «мать».
На другое утро, когда совсем рассвело и повсюду заблеяли козы, уходившие с пастухами в горы, я побежал к моим друзьям. Они на гумне, около мельницы, заняты были игрою в «шарики».
Все почти были в сборе: Менахем с разбитой губой, тощий Мендола, обжора Гамалиель – две редьки торчали у него за пазухой, – косой Бахья и маленький Ханания. Бахья, прищурив один глаз, целился в рассыпанные глиняные шарики; ловко сбив сразу три, он вдруг увидел меня и закричал:
– Эли, разве сегодня праздник, что ты с нами?
Я раздувался от важности – ведь я мог им рассказать столько новостей, о которых они и не подозревали.
– Сознайся, что ты плохо смотрел за телятами Абибаала и он тебя прогнал, – заметил Гамалиель, принимаясь за редьку.
– Ну так что ж, что прогнал? Зато вчера я смотрел, как строят корабль, и научился писать слова! – И я рассказал им и про старика, и про купленный им мой глиняный кораблик.
Мальчики слушали раскрыв рты, а маленький Ханания даже сел на землю и заревел, говоря:
– Я боюсь, что старик придет ко мне ночью и будет охать и кашлять!
Но остальные на него зашикали. Гамалиель сунул ему в рот недоеденную редьку, и Ханания замолк.
Все мои друзья – отчаянные храбрецы; сколько раз мы вместе ходили на кузницу сердитого Бен-Барзила, и, хотя он бранился и грозил щипцами, мы все равно смотрели, как он плавил медь, светившуюся как солнце; вместе мы пускались на старой лодке в море, ныряли за крабами, каракатицами и морскими ежами, лазили в чужие огороды за горохом, но никогда друг друга не выдавали. Все мы однолетки, кроме маленького Ханании.
Друзья пошли за мной – они хотели посмотреть на волосатого старика и на его старую бедную ослицу. Тихонько вошли мы в хижину и остановились у дверей. Старик, увидев нас, приподнялся и облокотился на руку.
– Кто эти маленькие люди? Я плохо вижу, – простонал он.
– Это мои друзья, дети авалинских рыбаков. Они пришли пожелать тебе скорее выздороветь.
Гамалиель громко воскликнул:
– Проживи сто тридцать лет и повидай весь свет!
– После такого пожелания, конечно, я поправлюсь и еще объеду самые далекие страны.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
