Гескамп и Шорн стояли на краю предназначенной для телеков арены, которую оба считали нелепой прихотью. Они были одни. Тишина нарушалась лишь звуками их голосов. Печально сияло заходящее солнце. Справа и слева высились поросшие лесом холмы. Далеко на западе на фоне неба вырисовывались очертания Трэна.

Гескамп указал на восток, в сторону Сванскомской долины.

— Я родился вон там, где ряды тополей. В прежние времена я неплохо знал долину. — Он на миг задумался. — Не по душе мне эти перемены. Все знакомое стирается с лица земли.

Он опять указал рукой;

— У того ручья был огород Пима и старый каменный амбар. А там, где дубовая роща, была деревня Кобент — можете себе представить? А у Помг Пойнт реку пересекал старый акведук. Всего шесть месяцев назад! Кажется, прошло сто лет.

Намереваясь задать деликатный вопрос, Шорн соображал, как получше воспользоваться ностальгией Гескампа по невозвратному прошлому. Он не ожидал, что этот крупный, с резкими чертами лица человек так сентиментален.

— Да, теперь, конечно, ничего прежнего не осталось.

— Ничего. Всюду порядок и чистота, как в парке. Но в прежние времена мне тут больше нравилось. А теперь — ухоженная пустыня, и больше ничего. — Гескамп, подняв брови, взглянул на Шорна:

— Знаете, фермеры и сельские жители считают меня чуть ли не главным виновником их бед. Потому что я руководил, я отдавал приказы.

— Кидаются на того, кто ближе.

— Я просто зарабатываю деньги. Я пытался сделать для них что-нибудь, но все бесполезно: нет никого упрямее телеков. Разровнять долину, построить стадион — в самый короткий срок, чтобы поспеть к их бесовскому сборищу. Я говорил им: почему бы не построить комплекс в Мисмарчской долине? Там кругом одни горы. Разве что пастухи будут потревожены. Не надо уничтожать фермы и огороды, не надо сносить деревни.

— И что они ответили?

— Я говорил с Форенсом Ноллинрудом, знаете его?

— Видел. Он из их комитета связи. Молодой, высокий такой.

— Молодые хуже всех. Он спросил: “Разве мы вам дали мало денег? Заплатите им получше и избавьтесь от них. Мы хотим иметь стадион именно в Сванскомской долине”. И вот, — Гескамп взмахнул рукой, — я прихожу сюда со своими машинами и людьми и мы беремся за работу. У тех, кто прожил здесь всю жизнь, выбора не осталось: они взяли деньги и ушли. Иначе в одно прекрасное утро, выглянув за дверь, они увидели бы полярные льды или лунные горы, — такие шутки в духе телеков.

— Странные истории рассказывают, — согласился Шорн.

Гескамп показал на дубовую рощу. В косых лучах заката тень на противоположной стороне стадиона повторила его движение.

— Дубы они сами доставили — снизошли. Я объяснил, что пересадка леса дело непростое, требует больших средств. Ну, им-то все равно! “Тратьте сколько угодно”. Я сказал, что, если они хотят получить стадион через месяц, времени недостаточно. Тогда они зашевелились. Ноллинруд и еще один, Генри Мог, взялись за дело, и на следующий день у нас появился лес. А мусор? Почему бы не избавиться от него с помощью акведука? Сбросить все в море? Нет. “Найдите четыре тысячи человек, пусть уберут булыжники — хоть по одному камешку. А у нас дела в других местах”. И ушли.

— Странные люди.

— Странные? — Гескамп свел свои кустистые брови, что означало презрение. — Психи. Ради прихоти разрушили поселок, выгнали людей из домов. — Он махнул рукой в сторону стадиона:

— Двести миллионов крон истрачено на то, чтобы доставить удовольствие безответственным хлыщам, которые только…

Сверху послышался насмешливый голос:

— Я слышу, речь обо мне.

Оба собеседника резко обернулись. В воздухе на высоте десяти футов стоял человек с подвижным беспечно-веселым лицом. Он был одет в ярко-красный плащ, узкие зеленые брюки и черные вельветовые туфли. На голове — зеленая шапочка, игриво сдвинутая набекрень. Темные волосы свисали до плеч.

— В ваших словах много раздражения и мало здравого смысла. Мы же ваши благодетели. Что бы вы делали без нас?

— Жили бы нормальной жизнью, — огрызнулся Гескамп.

Телек был расположен поболтать:

— Кто может поручиться, что ваша жизнь нормальна? Во всяком случае, наша прихоть — это работа для вас. Мы излагаем наши праздные фантазии — вы и ваши люди обогащаетесь, овеществляя их, — и все наилучшим образом реализуют свои способности.

— Почему-то деньги в конце концов всегда оказываются у телеков. Очень странно.

— Нет ничего странного. Это проявление экономических законов. Мы добываем деньги, и было бы глупо их копить — вот мы их и тратим, а вы получаете работу.

— Мы бы и так нашли занятие.

— Возможно, возможно… Ну-ка взгляните. — Телек указал на тени на противоположной стороне стадиона. — Возможно, у вас такие склонности?

Вдруг их тени сами собой пришли в движение. Тень Шорна наклонилась вперед, тень Гескампа отступила и дала ей пинка, затем повернулась, нагнулась, и тень Шорна нанесла ответный удар.

Телек тени не отбрасывал.

Гескамп фыркнул. Шорн мрачно усмехнулся. Они посмотрели вверх, но телек поднялся высоко в небо и полетел на юг.

— Мерзкая тварь, — сказал Гескамп. — Конфисковать бы у них каким-нибудь законом все до последнего фартинга.

Шорн покачал головой:

— Это не выход. Они все вернут в тот же день. Он помедлил, словно хотел добавить что-то еще. Гескамп, разозленный телеком, уже не мог спокойно выслушивать возражения. Шорн, инженер-конструктор, был его подчиненным.

— Полагаю, вы знаете выход?

— Я знаю несколько выходов. Один из них состоит в том, чтобы их всех уничтожить.

— Это что еще за кровожадность? — удивился Гескамп.

Шорн пожал плечами.

— Со временем этот выход может оказаться наилучшим.

Брови Гескампа опустились, образовав прямую линию желто-серой щетины.

— Ваша идея трудноосуществима. Этих тварей трудно убить.

Шорн усмехнулся:

— Не просто трудноосуществима — опасна. Достаточно вспомнить смерть Вернисау Кнервига.

Вернисау Кнервиг был прошит очередью из автоматической винтовки. Стреляли из окна. Убийца, подросток с безумными глазами, был арестован. Но тюрьма оказалась для него плохим убежищем. Он исчез. А потом на город обрушились бесчисленные бедствия. В водопроводе оказался какой-то яд, за одну ночь вспыхнуло с десяток пожаров, в городской школе провалилась крыша. И однажды вечером крупный метеорит уничтожил центральный сквер.

— Убийство телеков — опасная затея, — сказал Гескамп. — Это нереально. В конце концов, — добавил он поспешно, — они люди, такие же, как мы, и ни в каком беззаконии их не уличили.

Глаза Шорна сверкнули:

— Ни в каком беззаконии, когда они встали на пути человечества?!

Гескамп нахмурился:

— Я бы не стал…

— Это ясно всякому, кто не прячет голову в песок. Разговор перешел допустимые границы. Гескамп недоумевал. Он признавал, что творится безобразие, наносится ущерб людям. Но ведь телеков так мало по сравнению с обычными людьми. Какую опасность они могут представлять? Довольно странные речи для архитектора. Глядя в сторону, Гескамп угрюмо молчал.

Шорн улыбнулся:

— Что вы на это скажете?

— Вы экстремист. Такая цель едва ли достижима.

— Кто знает… Может произойти все что угодно. Мы можем стать телеками. Все мы. Невероятно? Я тоже так думаю. Телеки могут вымереть, исчезнуть — тоже невероятно. Они были с нами на протяжении всей истории, скрывались среди нас. Но каковы перспективы на будущее? По-прежнему несколько телеков среди массы обычных людей? Гескамп кивнул:

— Увы, я думаю так.

— А что вы думаете о будущем?

— Полагаю, все будет идти своим чередом, как прежде.

— И вы не видите никаких грядущих изменений в структуре общества?

— Конечно, телеки — это мерзость, но они мало вмешиваются в нашу жизнь. В некотором смысле они как банкроты, распродающие свое имущество. Тратят деньги как воду и способствуют общему процветанию. — Он опасливо взглянул на небо, где уже сгущался вечерний сумрак. — Их богатство добыто честным путем — неважно, где они берут эти глыбы металла.