Возле церкви встретили Ныркова. Он подошел и, сняв фуражку, вытер лысину клетчатым платком, неловко сунул его в карман.
– Мария Григорьевна, – сказал он, глядя на Сибирцева, – мы с Мишей… с Михаилом Александровичем считаем, что вам надо бы ехать с нами. Зачем вам тут оставаться? А там у нас и дело найдется, и вообще…
– Да… – подтвердил Сибирцев и закашлялся. – Разумеется, надо ехать Маше.
Она долгим немигающим взглядом посмотрела Сибирцеву в глаза и опустила голову.
– Спасибо, я подумаю.
– Подумайте, ага, – заторопился Нырков. – Скоро и тронемся. Вот закончим дела и поедем. Нынче и поедем. – Он ободряюще кивнул Сибирцеву и надел фуражку. – Я заеду за вами.
– Постой, Илья, еще два слова. Извините, Машенька… – Он отошел с Нырковым в сторону. – Как же это у тебя с попом-то получилось? Как не уследил?
– Ей-богу, Миша, хоть убей, не пойму, – виновато забормотал Илья. – И охрану приставил, и глаз не спускать велел… Подозреваю, что это твой дедка помог ему. Век себе не прощу, такую птицу упустил.
– Ну тогда слушай, Илья. Что прошляпили, то прошляпили. Но ведь Маркел-то существует. Как полагаешь, не следует ли мне теперь прямо к нему податься? Мол, еле ноги унес, а? Поп с ним наверняка обо мне говорил. Самого уже нет. Может, воспользоваться случаем, а?
– Тебе бы в себя сейчас прийти, Миша…
– А Машеньку ты возьмешь с собой. Это правильно.
Сибирцев вернулся и, взяв Машу под руку, почувствовал, как она вздрогнула.
– Машенька, – сказал он после долгой паузы, глядя себе под ноги, – я хочу вам сказать… – Он замолчал.
– Я долго думала, Михаил Александрович, – заговорила она, – последние дни я только и делала, что думала, думала думала… Я никогда столько не думала, сколько… вчера. И я должна, обязана вам сказать, Михаил Александрович, что никогда в жизни понимаете, никогда не напомню… об этой ночи… И еще… Мне стыдно говорить, но я, Михаил Александрович… Я вас люблю…
– Машенька… – Сибирцев ошарашенно остановился
– А сейчас мне очень хочется плакать, Михаил Александрович… – и она прижалась лбом к его груди.
Мимо прошли две старухи, видно, тоже с кладбища.
– Так снесли-та кого, Катярина, ась?
– Я ж те баила: Савичеву, оттеля, с усадьбы. И сынка ейнова.
– А че с им-та?
– Вроде бы ранетай, болел усе, болел, да, видать, и помер.
– Ну тады прими их души…
– Истин так.
