— Подбодрим киевлян. На город посмотрим. Тимонова поддержали все. Но Василяка был против:
— На той стороне еще немцы. Они прижаты к Киеву. Город, наверно, сильно прикрыт зенитками. Могут быть неприятности.
— А мы на обратном пути, — сказал Кустов. — Город проскочим на большой скорости. Немцы глазом не успеют моргнуть, как уже будем на этой стороне.
Василяка сдался. Но предупредил:
— Только если в воздухе не будет противника… Однако ни в первый день, ни во второй обстановка не позволила нам не то что слетать к Киеву, но и как следует разглядеть Днепр. Фашисты бросили под Киев все резервы авиации, чтобы штурмовыми и бомбардировочными ударами сорвать переправу наших войск и ликвидировать плацдармы на правом берегу. Над этими небольшими прибрежными кусочками земли кипели воздушные бои. С каждым днем все больше и больше самолетов висело над Днепром.
С Прилукского аэродрома мы сначала летали на очистку воздуха от немецкой авиации. Потом к нам, как и раньше, сели штурмовики, и наш полк опять стал работать вместе с «илами».
Теперь тактика гитлеровских истребителей значительно изменилась. В начале оборонительной операции под Курском они старались боями сковать истребителей прикрытия и потом уже бить штурмовиков. Позднее, особенно при нашем наступлении, фашистские летчики уже не надеялись на силу, а применяли разные хитрости. С помощью тактических комбинаций они стремились незаметно подкрасться к «илам» и внезапно атаковать их. Теперь же враг, зная, что наша авиация все силы сосредоточила на поддержке войск, действующих на плацдармах, высылал за Днепр, навстречу нашим штурмовикам, небольшие группы истребителей. Как только гитлеровцы обнаруживали нас, тут же вызывали на подмогу свои самолеты. Мы же, залетая на вражескую территорию, далеко отрывались от собственных баз и этим лишали себя своевременной помощи. К тому же базировались мы пока еще далековато от Днепра. Инженерные войска не успели восстановить прибрежные аэродромы. Иначе говоря, наземная обстановка на фронте позволяла врагу в боях быстрее, чем нам, наращивать силы. Поэтому часто в воздухе оказывалось больше немецких самолетов, чем наших.
2
Командир эскадрильи Худяков, возвратившись из полета, доложил начальнику штаба полка майору Матвееву данные разведки. Федор Прокофьевич все, что говорил комэск, торопливо нанес на рабочую карту. По карте километрах в шестидесяти южнее Киева на правом берегу в излучине Днепра тянулась красная линия. Это захваченный нашими войсками букринский плацдарм, названный так по двум населенным пунктам — Малый и Великий Букрин. Здесь шли жестокие бои на земле и в воздухе. Сюда фашисты стягивали танки, пехоту и артиллерию.
Майор, задав летчику уточняющие вопросы, поспешил на КП. Мы пошли обедать.
— Выходит, немцы опять сумели сосредоточить много танков и пехоты? — спросил я Худякова.
— Да. Трудно здесь будет нашим: ширина и глубина плацдарма небольшая, а фашистов много. Но все-таки не то, что было в сорок первом!
Когда мы всей эскадрильей уселись на землю с полными тарелками борща, Худяков снова заговорил про сорок первый год. В июле и августе гитлеровцы рвались к Киеву. Летчики тогда по нескольку недель не выбирались из кабин своих самолетов. То и дело вылетали на штурмовку.
— Летим как-то над дорогой. Мать честная! Лавина за лавиной — пехота, танки, мотоциклисты, всех полно. Ни одна пуля не пролетит мимо. Весь боекомплект расстреляли. А фашисты прут и прут! Наших танков не видно. Киев рядом. Зло взяло. И давай мы колесами утюжить прямо по головам. Пробрало — разбежались, черти, опустела дорога. А когда мы вернулись на аэродром, не узнали своих самолетов: все были в крови, а у многих и винты погнуты. Зато задержали фашистов…
— Видать, вы здорово тогда дрались. Раз дали немцам в Киеве такое окружение устроить, — сказал Лазарев.
Худяков укоризненно взглянул на него:
— Мы-то тут при чем? Мы сделали все, что от нас зависело. Даже больше.
— Ты, Сережа, где был в начале войны? — как-то между прочим спросил Лазарева Рогачев.
— Учился в военной школе.
— А я воевал. И могу тебе дать расписку, что в сорок первом мы дрались здорово. Делали не по два-три вылета в день, как теперь, а по шесть, а то и больше. И то, что не смогли фашистов сдержать, не наша вина.
— Ладно, не оправдывайся, — пробурчал Худяков. — Мы отступали потому, что Лазарева с нами не было…
Подъехал начальник штаба полка и прервал наш обед. Предстоял срочный вылет на прикрытие штурмовиков, которые должны нанести удар по скоплению танков и пехоты противника.
— Вылет по данным вашей разведки, — сказал майор Матвеев Худякову. — Район ты указал точно? Ошибки не будет?
— Я тут каждый кустик знаю, — недовольно пробасил Николай Васильевич. — Я ж до войны служил в Киеве и отсюда отступал.
Готовых истребителей набралось только шесть, остальные еще не успели заправиться бензином.
— Может, минут десять подождем? — предложил я, застегивая шлемофон.
— Нет, нет! — решительно ответил начальник штаба. — Я командиру дивизии об этом докладывал. Приказал вылететь немедленно: нужно нанести удар по противнику, пока он еще на исходных позициях.
Мы летим. В небе редкие пятна облаков. Воздух чист и прозрачен. Дымы фронта еще впереди. Две пятерки «илов», одна за другой, плывут плотным строем. Над ними ступеньками — мы. Я с Тимоновым иду рядом со штурмовиками. Чуть в стороне — Кустов с Лазаревым. Выше всех парит пара Николая Пахомова из другой эскадрильи. Ее задача: не дать противнику сверху напасть на нашу четверку «яков». Мы же не должны пропустить к «илам» ни одного вражеского истребителя.
Такое, трехъярусное построение полк применяет уже давно. Но до днепровских боев третий ярус часто располагался на большом удалении от остальных истребителей, потому что это значительно увеличивало наступательную маневренность нашего боевого порядка. Верхние истребители, летя как бы на отшибе, действовали по принципу «свободной охоты», уничтожая попавшиеся на глаза вражеские самолеты. Однако при изменившейся тактике гитлеровцев такой большой отрыв третьей группы позволял противнику легко откалывать ее от главных сил. Из-за этого в первом же бою над Днепром погиб Дмитрий Васильевич Аннин. Теперь мы сжали боевой порядок, что значительно увеличило плотность обороны, и нам стало легче продираться сквозь заслоны «фоккеров» и «мессершмиттов».