Юлия и Сева за время пребывания Наташи в больнице сошлись ближе. Они общались каждый день, чувствуя, что нуждаются друг в друге. Сева с первых дней знакомства пришелся Юлии по душе, а последующие годы показали, что она не ошиблась. Он оказался хорошим мужем, оставалось надеяться, что станет и прекрасным отцом. У Юлии пока не было повода сомневаться. Наташа тоже только однажды позволила себе усомниться в том, что их союз крепок и нерушим. Наверняка на ее болезненное в период беременности воображение повлиял поступок отца. Тогда она всех мужчин мерила под одну гребенку, и Севе пришлось несладко: Наташа извела его подозрениями, неожиданными просьбами сознаться в неверности, требованиями открыть свое настоящее лицо. Всеволод стоически терпел неожиданные придирки, умело останавливал вскипающую от беспричинного негодования жену. Нежностью, лаской и вниманием он сумел успокоить разыгравшееся воображение Наташи. Он искал поддержки и находил ее в лице своей тещи, которая всегда относилась к нему без предвзятости, дружески.

— Ты не переживай, Сева, все пройдет, как только появится малыш, — заверяла его Юлия. — Извилины Наташи станут на место и заполнятся материнскими заботами. Ей будет не до своих фантазий.

— А до меня ей будет дело? — плохо скрывая беспокойство по этому поводу, спросил Сева.

— Конечно. Ты не думай, что с появлением малыша она будет меньше любить тебя. Все перейдет на более высокий уровень. Да ты и сам почувствуешь, — телефонный разговор не позволял видеть выражение лица зятя, это помогло бы Юлии. Хотя найти слова оказалось не так уж и сложно. Важно было, чтобы Сева поверил им. — Мы обязательно поговорим об этом, пока Наташа будет в роддоме. Ты ведь не откажешься ночевать у меня?

— С удовольствием. Честно говоря, я не смогу остаться в квартире один, когда их заберут…

— Севочка, сколько напрасных переживаний, — улыбаясь, сказала Юлия. — Перестань. Мы все слишком волнуемся. Все будет хорошо, вот увидишь.

— Спасибо, мама Юля, — он сам стал обращаться к ней так после свадьбы. Юлия, с ее добрым, открытым отношением к нему, никак не вписывалась в образ тещи, обросший анекдотами, насмешками. Они так и договорились: нет ни тещи, ни зятя. Есть мать и сын. Молодая мать и взрослый сын.

С появлением Андрюши их отношения стали еще более доверительными. Теперь Наташа знала, что в любом случае мама будет на стороне Севы. Она скорее поверит его словам, нежели прислушается к жалобам родной дочери. Наташа и не думала ревновать. Она все больше убеждалась в том, какая у нее замечательная мать, и совершенно не понимала, как можно было уйти от такой женщины. Она намеревалась разобраться в этом, потому что отец упорно игнорировал ее резкие выходки, грубый тон по телефону и навещал их. Он почти каждый день приезжал в роддом, теперь собирался увидеть малыша не в суете выписки, а в спокойной домашней обстановке. Тем более что на его вопрос, на кого похож внук, Наташа иронично ответила:

— На тебя, дедушка!

Щеголев не думал, что над этим можно шутить, и едва сдерживался, чтобы не примчаться к малышу тотчас. Наташа в который раз отвечала, что ребенок слишком мал, чтобы контактировать с посторонними людьми. Щеголев проглатывал обиду, зная, что Юлия бывает у них каждый день и считается более причастной к такому важному событию, чем он. Лев не обижался, он вообще не был вправе рассчитывать на большее. Спасибо, что хоть трубку не бросали и уделяли ему внимание. Правда, в былые времена Наташа никогда не позволяла себе говорить с ним в таком тоне, но то было в другой жизни, от которой он добровольно отказался. Что вспоминать…

Юлия со своей стороны старалась повлиять на дочь, ругая ее за грубые выходки в адрес отца. Наташа ершилась. Сева дипломатично отмалчивался, но было ясно, что и он не на стороне жены. Он предпочитал не вмешиваться в продолжающийся воспитательный процесс между матерью и дочкой. А Юлия настаивала на том, чтобы Наташа не мешала Льву общаться с внуком. Даже сегодня ничего в ее убеждениях не изменилось. Приготовив ужин, пока Андрюша и его мама сладко спали, она думала о Щеголеве с жалостью и отчаянием, что все так складывается. Она не могла окончательно выбросить его из жизни. Наверное поэтому, когда в очередной раз покормив раскричавшегося малыша, Наташа вошла с ним на кухню, озабоченное лицо матери насторожило ее.

— Что-то не так, мам?

— Нет, милая, задумалась просто, — снимая с огня кастрюлю с супом, ответила Юлия.

— О чем, если не секрет?

— Не о чем, а о ком. Об отце.

— Ах, да… — скептически пождав губы, усмехнулась Наташа.

— Кстати, мы с сегодняшнего дня официально разведены. Я думала, что это должно происходить совершенно по-другому, а оказалось… Так буднично, почти без эмоций. Одним словом, все.

— Тогда есть повод вспомнить о нем напоследок, — покачивая Андрюшу, заметила Наташа.

— У меня — да, но тебя, Севу и Андрюшу это не касается. Мы всегда будем твоими родителями. Этого не изменить. Да и нужно ли?

Юлия снова заговорила о том, что Лев хочет участвовать в их жизни, видеться с внуком.

— Ты бы не противилась, доченька. Послушай меня, пожалуйста. Пройдет время, обида станет менее болезненной, и ты поймешь, что ошибалась. Самое неприятное в этой жизни — чувствовать невозможность вернуться назад в прошлое, чтобы все сделать по-другому. Раскаяние способно отравить самое благополучное существование.

— Мам, никак в толк не возьму, что это ты за него так переживаешь? Он вычеркнул тебя из своей жизни. Выбросил, как выжатый лимон, а ты все думаешь о том, чтобы ему не было больно, чтобы он не чувствовал себя отвергнутым, одиноким. Бред какой-то!

— Нет, милая. «Человек по природе добр».

— Как умно. Давно придумала?

— Давно, только не я, а Дидро, — улыбнулась Юлия.

— Нашла время восполнять пробелы в моем образовании, — обиженно сказала Наташа.

— На самом деле я сама удивляюсь тому, как реагирую на происходящее. Наверное, у меня быстро получилось то, к чему многие приходят после длительных депрессий, попыток свести счеты с жизнью — я вышла из состояния трагедии и безысходности. Другое дело, как я ощущаю себя в этом новом положении, но я не хочу говорить об этом сейчас.

— Ты молодец, но я о другом.

— Я повторюсь, что мое благополучие сейчас в заботе о вас, дорогие мои.

— Понятно, ты просто переключилась с бесконечной опеки об отце на меня, Андрюшу.

— Что означает твое «переключилась»? Мне кажется, ты снова пытаешься меня уколоть. Зачем, Наташа? — Юлия повернулась и, улыбнувшись, поставила точку в разговоре. — Не тебе меня судить, милая. Вообще не имей такой привычки. Если ты разумная девочка, то скоро поблагодаришь меня за то, что я не воспылала ненавистью к твоему отцу, а сделала все от себя зависящее, чтобы восстановить ваши отношения. Они нужны вам обоим, Андрюше, и ты прекрасно знаешь это. Избавь себя в будущем от комплекса вины. Послушай свою мать и можешь сейчас ничего не отвечать. Договорились?

Наташа кивнула. Она поняла, что перед ней стоит женщина, которую она совсем не знает. И это открытие не испугало и не оттолкнуло ее. Оно заставило ее по-иному смотреть на милые с детства черты, по-иному воспринимать сказанное голосом, который она узнает с закрытыми глазами, услышит на огромном расстоянии. Внутренние чертики подстрекали Наташу возразить, показав таким образом свой характер, собственную точку зрения на происходящее, но голос разума не дал им взять верх. Сердце матери, убаюкивающее своим неспешным ритмом сына, спящего на руках, на мгновение затрепетало и снова успокоилось. Наташа поняла, что все безвозвратно изменилось: она стала матерью и поэтому должна думать не только о себе, но и о малыше. Пожалуй, ему будет лучше, если дедушка сможет проявить всю свою любовь и заботу.

— Хорошо, мам, я сама позвоню отцу и приглашу к нам, — уже выходя из кухни, тихо произнесла Наташа. — Не сегодня, но на днях точно. Обещаю.

— Спасибо, — Юлия улыбнулась, глядя, как Наташа, осторожно ступая, идет по коридору, целуя сына в теплую, пахнущую молоком щечку.