— Прошу! — Процессия двинулась к автомобилю, и кольцо сопровождающих на секунду разомкнулось. Вот сейчас самое время…

Короткий удар отбросил руку с пистолетом в сторону — оружие было заранее снято с предохранителя, и непроизвольный выстрел метнул пулю куда-то вверх, под черепичные крыши. Перепуганные голуби шумно сорвались в небо, и даже привыкшие к неожиданным городским звукам прохожие обеспокоенно завертели головами.

— Н-на! — «Подберезовику» с сумкой досталось в самый низ живота. Тот, что ушел вперед, к машине, был не так опасен, поэтому Виноградов сразу же переключился обратно на Габриэлу.

Древняя заповедь: «Женщину не можно ударить даже цветком…» Даже если она всерьез собирается продырявить тебя из пистолета? Допустим! Владимир Александрович был юношей из хорошей семьи и бить итальянку не решился.

Он просто перехватил и крутанул ей простым милицейским приемом запястье — так, что оружие вывалилось на тротуар. Поднимать ствол времени не оставалось, пришлось скрепя сердце отпихнуть его носком ботинка подальше. И бежать…

В принципе, пистолет был, скорее всего, не у одной Габриэлы. При таком минимальном отрыве первый же выстрел любого из ее приятелей стал бы последним, что почувствовал и узнал в своей жизни майор. Но…

По смешному стечению обстоятельств улицу в этот момент на зеленый сигнал светофора переходила довольно плотная и многочисленная группа туристов. Многие из них замешкались, заметались, привлеченные зрелищем уличной свалки и убегающего человека, кто-то пытался схватить Виноградова, кто-то наоборот — в полном недоумении стоял между ним и преследователями. Словом, больше никто открыть огонь не решился…

Перемахнув через крышу такси, Владимир Александрович очутился в каком-то зажатом с двух сторон старинной каменной кладкой переулке. Теперь куда? Побежал налево — подчиняясь инстинкту и смутным обрывкам оставшейся в памяти туристической схемы города…

— Саныч! Стой, блин.

Еще не очень соображая, где находится, запыхавшийся Виноградов отпрянул от притормозившего рядом автомобиля. Надпись на стене ближнего дома утверждала, что они сейчас на углу пресловутой Плаза Майор и одноименной улицы.

— Тебя там ловят? — высунувшийся из-за руля Френкель выглядел настороженным, но не испуганным.

— Кого же еще? — Владимир Александрович плюхнулся на сиденье. — Давай отсюда, живо!

Бывает, конечно, и хуже, но в тот конкретный момент им обоим казалось — некуда. Однако так уж устроен мир, что, делая подобные оптимистические прогнозы, человек неизменно обречен ошибаться.

— Во, блин, суки! — с каким-то даже почти радостным удивлением констатировал бывший опер из Прибалтики.

— Точно…

С двух сторон проезд Васиному «рено» медленно перекрывали грузовики. Между ними сновали вооруженные люди — — некоторые в форме, но большинство все-таки в штатском.

Кто-то что-то проговорил в мегафон.

— Будем считать, что я не понял! — Френкель вдавил педаль газа в пол и непостижимым образом, сбив всего пару из множества оказавшихся на пути мужчин, вырвался за пределы оцепленного пространства.

— Ну, брат, ты даешь…

— Ладно, мой грех!

Они уже, свистя покрышками, выруливали в сторону авенида Аточа, когда в заднее стекло с хрустом врезалась первая автоматная очередь.

…Виноградов посмотрел на часы — до обратного автобуса оставалось времени как раз столько, чтобы еще пару раз нырнуть в гидромассажную ванну, а потом привести себя в цивилизованный вид и одеться.

Он встал, сделал несколько махов руками и оглянулся. На мгновение Владимиру Александровичу показалось, что из потянувшейся уже к выходу толпы на него глянули пронзительно злые и умные глаза Василия…

В тот вечер, уйдя от погони и спрятавшись на одной из явочных квартир Френкеля в районе станции «Метрополитано», они напились до полной потери сознания.

— С днем рождения, Саныч!

— С очередным? И ведь не сосчитаешь теперь, сколько их всего было-то!

— А зачем считать? Живи, наслаждайся…

Но прежде чем дать себе волю, приятели попытались кое в чем разобраться.

— Кто начнет? — спросил тогда Виноградов.

— Я заказчик… Так что — давай первым!

Возразить что-то было трудно, поэтому

майор в меру сил и понимания изложил последовательность произошедших с ним событий. Факты выглядели убедительно, однако с причинно-следственными связями дело обстояло несколько хуже.

— Значит, образец у тебя отобрали?

— Да, — кивнул Владимир Александрович.

— Плохо.

— Чего уж хорошего! — вынужден был признать он.

— Ладно… — Собеседник допил оставшуюся на дне первой бутылки водку. После чего сформулировал свое видение происходившего.

По словам Френкеля, англичанин работал на него. Нет, не в качестве члена организации — он был чем-то вроде платного агента для особых поручений. Отставник, в свое время дослужился до приличного чина в британской контрразведке… Потом ушел в собственный бизнес — издание детективов на темы международного терроризма и разнокалиберных шпионских мемуаров. Дела продвигались из рук вон плохо, амбиции не позволяли ужаться в расходах — вот тут-то соратники бывшего опера дядечку и завербовали. Официальный статус англичанина идеально подходил для «Черной недели», потому-то и пал на него выбор.

— Чтобы за мной следить?

— Чтобы тебя страховать!

В общем, бедняга успел выйти на связь только дважды: сначала сообщил о прибытии Виноградова, а потом неожиданно подал сигнал тревоги. В тот же вечер его убили…

На следующий день Василий уже был в Хихоне. Владимира Александровича он не застал — майор в это время сквозь сон любовался из окна автобуса пейзажами равнинной Сеговии. Зато сразу же «снял» из тайника информацию покойного агента.

Получалось, что вокруг гостя из России активно действуют по меньшей мере два тщательно законспирированных и не связанных между собой оперативных дуэта: француженка и господин Юргенс, а также очаровательная Габриэла с пресс-секретарем фестиваля.

Немца агент не знал, а вот про женщину, называвшуюся на «Черной неделе» красивым именем Дэльфин, мог порассказать… Да и не только он — каждый из тех немногих, кто занимался контактами боевиков-террористов Ирландской республиканской армии со спецслужбами СССР, сразу узнал бы в девице неуловимого курьера из Москвы, посещавшего Белфаст непосредственно перед очередным сенсационным взрывом или террористическим актом.