Да, Испания… О ней уже столько сказано и написано, что любые восторженные слова и эпитеты самых превосходных степеней покажутся до неприличия бледными и затертыми. Эта земля, эти люди и горы, это море и необъятное жаркое небо над головой никого и никогда не смогут оставить равнодушным.

Так что на станцию он пришел вовремя — чтобы только убедиться в отсутствии лишних глаз и успеть вскочить в готовый отправиться к Мадриду автобус…

— Извините! — разбрызгивая во все стороны капли воды прямо у ног Владимира Александровича вынырнул пацан лет десяти. Затем прикрыл нос, оттолкнулся от дна и снова мелькнул над поверхностью — на этот раз уже обтянутым плавками задом.

Пиво кончилось. Виноградов поднялся, прошел по искусственному газончику и выбросил в полиэтиленовый пакет опустевший стакан — самое время попариться!

…После классической сауны пришлось полезть под ледяные струи ближайшего водопада — мысли никак не хотели выстраиваться в строгом порядке, расползались и норовили вовсе улизнуть из головы.

Значит, до той самой встречи в парке Ретиро все шло по плану… А потом?

Потом начались неприятности. Ведь как чувствовал — не хотел звонить француженке! А что оставалось делать? Связи нет, до посольства не доберешься… В «приют» возвращаться нельзя, на запасную встречу тоже идти опасно — неизвестно, кто там будет ждать и с какими намерениями. Одного раза вполне достаточно, уж кто-кто, а Виноградов-то вполне понимал намеки подобного рода.

А тут — Интерпол… В их конторе, конечно, ребята не промах, но хоть убивать пока не будут! К тому же появится время и какое ни на есть пространство для маневра.

Казалось, это было давным-давно — а ведь в действительности не прошло и нескольких суток. Всего несколько дней назад Владимир Александрович встал с нагретых испанским солнцем ступеней напротив Королевского дворца и направился искать уличный таксофон.

Мобильный радиотелефон, номер которого значился в визитке Дэльфин, ответил не сразу и почему-то мужским голосом:

— Халлоу?

Приветствие прозвучало несколько вопросительно и со странноватым акцентом: определить национальную принадлежность отвечающего не смог бы и профессор филологии.

— Мэй аи сник ту Дэльфин? — строго и по-английски поинтересовался возможностью переговорить со своей знакомой Владимир Александрович.

Однако на том конце линии не обманулись:

— Виноградов, это ты?

— Ну… я!

— Блин, наконец-то! Узнал?

— Ну… — помялся Виноградов. То, о чем он подумал, было уж больно круто.

Однако предположение оправдалось:

— Это я, Василий… Френкель!

— Допустим. — При подобном раскладе эта реплика была ничуть не глупее любой другой. — А где Дэльфин?

Собеседник ругнулся и торопливо заговорил по делу:

— Потом все объясню! Ты в полной жопе… Будь через тридцать минут на Плаза Майор, у памятника, — и поосторожнее, хорошо?

— А какой там памятник?

— Да, бляха, я что — знаю? Какой-то король на лошади! Да он один-единственный, в самом центре площади.

— Понял… А я точно успею? — Карта у Владимира Александровича имелась, но нужно было еще сориентироваться, по времени.

— Ты где?

— А хрен его знает… — состорожничал на всякий случай майор.

— Ладно, буду ждать до упора! Все, отбой.

…Сидя по уши в прохладном бассейне-джакузи, трудно представить себя самого, недавнего, — Виноградов вышел тогда из телефонной будки в полном смятении чувств и мыслей. Одежда насквозь пропиталась и пропахла потом, ремень сумки натер плечо, и противно дрожали колени.

Предстояло решаться, но с информацией творилось нечто непонятное — то ли ее не хватало, то ли, напротив, было слишком много. Сверившись с туристическим планом, майор убедился, что ходу до места встречи от силы минут пятнадцать.

Вопросы теснились под раскаленной черепной коробкой — и если бы Владимир Александрович мог предвидеть, что ждет его в ближайшем будущем вместо ответов, он, наверное, громко завыл бы от тоски…

Виноградов направился было по прямой — но вместо обозначенной на карте зелени сквериков, на пути возникла угрюмая череда пыльных бетонных заборов. Мадрид неспешно, квартал за кварталом, приводил себя в должный порядок — чтобы из века в век выглядеть неизменно величественным и пышным.

Пришлось обходить — переулками, так, что Владимир Александрович и сам не заметил, как оказался практически в нескольких сотнях метров от места назначенной Френкелем встречи.

Отерев мокрый лоб, Виноградов приблизился к установленному на противоположной стороне тротуара монументу. Памятник заметно отличался от привычных глазу образцов испанского монументального искусства, поэтому майор даже зашевелил губами, силясь по отдельным словам догадаться о содержании бронзовой надписи.

— Действительно, очень интересно, — прозвучал за спиной знакомый женский голос. Габриэла стояла почти вплотную, и улыбка у нее была нехорошей. — Это памятник жертвам террористического акта в девятьсот шестом году… Здесь было покушение на члена августейшей фамилии, и пострадало много невинного люда. Представляете?

— Да, у нас есть нечто подобное. Храм Спаса-на-Крови в Петербурге…

Неожиданно Владимир Александрович снова почувствовал себя уверенным и в хорошей форме — перестав понимать что-либо, он решил действовать методом тыка.

— Только без глупостей! — предупредила очаровательная итальянка.

Кроме нее по обе стороны от майора выросли крепкие и приземистые, как осенние подберезовики, парни в штатском. Обернувшись, он увидел еще одного, любезно державшего приоткрытую дверь запыленного автомобиля.

— Знаете, здесь ведь парковка запрещена! — сообщил незваным спутникам Владимир Александрович.

— А мы ненадолго, — улыбнулась опять Габриэла. — Сейчас все вместе сядем в машину — и поедем… Правда?

Под лопатку уперся незаметный постороннему взгляду ствол. Тот, что слева, стянул с плеча Виноградова сумку, напарник сноровисто обшарил его карманы и переложил к себе паспорт и бумажник Владимира Александровича. Обидно, конечно, однако следует еще чуть-чуть выждать.