– Вот, собственно, мы и на Бродвее…

Готовый к очередному шквалу впечатлений, Владимир Александрович усиленно завертел головой – и тут же столкнулся со встречным прохожим. Пришлось торопливо, но вежливо извиняться.

– Слушай, я все никак понять не могу – когда надо говорить «экскъюз ми», а когда «сорри»… – потирая ушибленное плечо, догнал Виноградов спутника. – Нам что-то в школе пытались втолковать, но не очень внятно.

– Элементарно, товарищ майор! – ухмыльнулся тот. – Если ты уже сделал гадость, скажи «аи эм сорри», а когда еще только готовишься – наоборот. Например, в сабвее протискиваешься к выходу – что будешь кричать?

– Экскъюз ми?

– Правильно! А вот если все-таки кому-то ногу отдавил, то сообщи, что очень сожалеешь…

– Спасибо, теперь, кажется, запомню. – Очередной урок практического языкознания подошел к концу. Можно было заняться осмотром достопримечательностей.

Неизвестно почему – то ли из-за того, что вышли они на самую знаменитую улицу Нью-Йорка не в самом выигрышном месте, то ли из-за дождя, – но какого-то особенного трепета Бродвей у Владимира Александровича не вызвал.

Небоскребы, конечно… магазины… Но Пятая, например, по которой прошлым вечером прокатил его Рэмбо, выглядела куда шикарнее. Да и Мэдисон-авеню – тоже! Только значительно позже, навсегда покидая Америку, начал он понимать бестолковую прелесть вечерней толпы у театров, нескончаемого потока плывущих, как рыбы на нерест, машин, и даже уличные приставалы казались всего-навсего персонажами очередного веселого мюзикла. Долго потом, закрыв глаза, мог Виноградов мгновенно представить: веселое мельтешение желтых такси, неповоротливые бока «кадиллаков», тысячи тысяч опутавших ветви холеных деревьев электрических огоньков. И лица… Люди, множество разного возраста и цвета кожи людей, объединенных каким-то особенным, чисто бродвейским предвкушением неминуемого счастья. Это было потом. А на этот раз Владимир Александрович почти равнодушно следовал за своим провожатым – не медленнее и не быстрее, чем местные, занятые собой жители.

– Давай-ка побыстрее! – Они поднялись до Сорок второй улицы, и Рэмбо решил перейти на другую сторону. Мысль эта явно пришла ему в голову поздновато – светофор уже предупреждал, что торопиться не имеет смысла.

– Эх, мамочка родная… – Не хотелось казаться провинциалом, поэтому, чудом выпрыгнув из-под набравшего скорость автобуса, бравый майор очутился на противоположном тротуаре. – Здесь все так бегают?

– Нет, только когда надо провериться. – Сопровождающий не спеша, обстоятельно оглядел отсеченную потоком автомобилей публику. – Все в порядке, кажется…

– Да кому мы нужны, – не слишком уверенно пожал плечами Виноградов. – Рано еще вроде! Я слышал, у них бюрократии не меньше, чем в России.

– Дурак – понятие интернациональное… Но можно и на профессионала нарваться. Хотя здесь та же беда – ребята потолковее в коммерческие структуры подаются. На государство работать невыгодно. Аналитик из ЦРУ получает раза в три меньше, чем такой же «головастик» в банке. Да и престижа того, что раньше был, – нету! Приключения не в моде… Сюда сворачивай, налево, ч

Теперь они двигались в сторону Гудзона.

– Здесь где-то автобусный терминал? – припомнил туристическую схему Владимир Александрович. Но почти сразу потерял интерес к географии. – Ого! Нью-Йорк – город контрастов…

– Любуйся. У нас такого нет… Пока.

Всего в паре шагов от интеллектуального Карнеги-холла, можно сказать, просто в тени всемирно известных небоскребов Манхэттена, раскинул свои кварталы не менее легендарный «Пип-лэнд». Похотливо подмигивали бесчисленные вывески крохотных видеосалонов и сомнительных магазинчиков, в ассортименте имелись: видеокассеты на любой вкус, экипировка для самых фантастических способов удовлетворения половых страстей и отдельные кабинки, в которых всего за двадцать пять центов разрешалось целую минуту любоваться отрывками из порнографических фильмов.

Пахло жареными сосисками и развратом, но ни то ни другое активного неприятия не вызывало.

– Хочешь заглянуть? Время позволяет.

– Да не знаю даже, – смутился Виноградов. Собственно, ничего против он не имел – чисто в познавательных целях, разумеется. – Как-то с одной стороны… Сорри?

Чуть поодаль от входа в очередной «эротический театр с живыми девочками» на пути Владимира Александровича оказалась довольно смазливая мулатка.

– Она спрашивает, не хочешь ли ты потрогать? – перевел Рэмбо.

– Чего потрогать? – растерялся майор.

Понявшая все без перевода девица откинула полы плаща и продемонстрировала, что именно может потрогать любой желающий.

– И сколько это стоит? – коронной фразой из лексикона советских моряков отреагировал Виноградов.

– Пятерку всего, – заверила собеседница.

– Знаешь, за пять долларов ты сама у меня потрогай! – обиделся Владимир Александрович. Вероятно, это прозвучало небезупречно с точки зрения грамматики. Зато от души.

В растрепанных чувствах Рэмбо и Виноградов проследовали дальше.

– Надо же… Среди бела, можно сказать, дня.

– Вообще-то, у них здесь проституция запрещена. Очень строго наказывается, запросто можно в тюрягу загреметь. Причем не только девка влетает, но и клиент! Так сказать, за поощрение и соучастие. – Почувствовав некоторое недоверие со стороны спутника, искушенный в местных реалиях Рэмбо продолжил: – А ты знаешь, что здесь спиртным по воскресеньям не торгуют напрочь? Хоть тресни… Хуже, чем у нас при Горбачеве. А если кого застукают, что несовершеннолетнему продал, – все, кранты. Лицензии лишат моментом, без разговоров. Формально, если ты даже пиво из банки в садике пьешь, могут арестовать за оскорбление общественной нравственности.