— Ах ты пидор! — испуганно заорал он и, почти не целясь, выстрелил в раненого. Скорее благодаря везению, чем собственной меткости, он попал: раненый дернулся и затих. Пальцы его медленно разжались, и пистолет выпал в грязь.

Костик врубил заднюю передачу и дал полный газ. Колеса машины с чмоканьем вырвались из грязи, и черный “БМВ”, подпрыгнув на ухабе, выскочил обратно на дорогу, зацепив бампером и отшвырнув в сторону не успевшего увернуться Студента. Машина рванулась вперед. Костик вильнул влево, пытаясь переехать Панина, но тот сумел откатиться. Когда машина с ревом промчалась мимо Серого, тот снова выстрелил по ней и услышал, как пуля с лязгом ударилась о металл. Он снова выстрелил, целясь по удаляющимся габаритным огням, но тут набежал мокрый, ощеренный, с головы до ног перемазанный глиной Студент и заорал сорванным голосом:

— В машину, дурак! За ними!

Он подкрепил свои слова увесистой затрещиной, и Серый сам не заметил, как оказался за рулем “порше”. Студент плюхнулся на соседнее сиденье, тяжело дыша и утирая грязь с лица мокрым рукавом куртки. Серый выжал сцепление и попытался включить передачу, но что-то мешало: он никак не мог ухватиться за рукоятку рычага. Только после нескольких бесплодных попыток он с трудом сообразил, что мешает все еще намертво зажатый в кулаке револьвер. С нервным смешком бросив оружие на колени, он передвинул, наконец, рычаг, отпустил сцепление и дал газ. Стремительно развернувшись, “порше” рванулся вслед за улепетывающим “ БМВ ”.

Вскоре они въехали на относительно приличную дорогу. Машина, которую вел Костик, словно сквозь землю провалилась. Как ни терзал подгоняемый Студентом Серый акселератор, они не догнали черный “БМВ”. Костику удалось ускользнуть.

— Ладно, — сказал, наконец, Панин, — стой.

Серый остановил машину.

— Пф-ф-ф, — выдохнул Панин, откидываясь на спинку сиденья и пряча пистолет в бардачок. — Ну и ночка. Как твои штанишки, не подмокли?

— А твои? — вместо ответа спросил Серый.

— На моих, как видишь, ни одной сухой нитки. Вот же сука Костик! Чуть все ребра не переломал. Чуть сильнее, и я бы отключился. Валялся бы сейчас с простреленной башкой. А ты молоток. Я боялся, что ты сразу выскочишь и начнешь шмалять.

— Какой там молоток, — с мучительной неловкостью признался Серый, которого все еще время от времени начинала бить крупная дрожь. — Обгадился просто.

— Тогда вдвойне молоток, — серьезно сказал Панин. Кожанка на его груди свисала лохмотьями в том месте, куда угодил заряд картечи, и Серый избегал смотреть на эти лохмотья. Он уже догадался, в чем дело, но смотреть туда все равно было страшно.

— Почему же это? — спросил он.

— Во-первых, потому, что не слинял, а во-вторых, потому, что признался. Я это запомню.

Он завозился на сиденье, нашаривая под курткой застежки бронежилета.

— Надоел, зараза, — пояснил он, перехватив взгляд Серого. — Чувствуешь себя, как в гробу.

— Ты что, целый день в нем проходил? — изумился Серый.

Панин кивнул.

— Было у меня предчувствие, что не только я Банкира, но и он меня станет искать. Он, волчара, меня ментам подставил, а когда увидел, что не вышло...

— Так это с его подачи тебя в легавку таскали?

— Думаю, с его. Больше просто некому. У него прямой интерес был и Профессора, и меня одним махом прибрать.

— Думаешь, Профессора он сделал?

— Не я же...

— Тогда понятно, почему мы его целый день найти не можем.

— Н-да... И Костик, сучий потрох, ушел.

— Ничего, поймаем.

— Смотри, как бы он тебя не поймал. У него, брат, разговор короткий. И вообще, держи ухо востро, и ребятам передай, чтобы ворон не считали. Охотятся они за мной, но мимоходом и вам может перепасть.

— Ладно, пуганые...

Панин посмотрел на Серого с каким-то веселым недоумением.

— Однако... Быстро же ты очухался. Смотри, дружок, это тебе не ментам глазки строить: я, мол, не я, и знать ничего не знаю. Банкир — мужчина серьезный, если наедет, от тебя даже воробьиной погадки не останется. Смотри в оба. Тебя куда подбросить — домой?

— Не, чего-то мне домой неохота.

— Ясно. Возбудился, петушок, пары сбросить захотелось? Все правильно. Я читал, что насилие и секс — вещи взаимосвязанные. Ты только хвастать там не вздумай, Рэмбо из себя не строй. Каждая из этих девок таких рэмбов перевидала вагон и маленькую те лежку, а вот заложить невзначай тебя могут.

— Да ладно тебе, что ты меня учишь, как маленького!

— Ты мне дорог как память. И потом, терпеть не могу таскать передачи в тюрягу, а уж пить на поминках — хуже этого, по-моему, только на приеме у стоматолога.

— Ну все, все, я уже дрожу, у меня медвежья болезнь начинается.

— Это уже лучше, — серьезно сказал Панин. — Ладно, поехали. Посмотрю, где ты себе партнерш находишь...

— Может, присоединишься? — оживился Серый. — Там классные телки, первый сорт. Есть там одна, вымя — как два арбуза, чес-слово! Поехали, а?

— Двигай, двигай, — снисходительно усмехнулся Студент. — Посмотрим, что там за пастбище и какие телки на нем пасутся. У тебя, между прочим, вся щека в крови.

— Плевать, — отмахнулся Серый, трогая машину с места и сразу перестраиваясь во второй ряд. Он был весь во власти предвкушений и далее подсигивал на месте от едва сдерживаемого нетерпения. — На месте умоюсь.

Забрызганный грязью “порше” вырулил на оживленный проспект. В черном небе сумасшедшим северным сиянием полыхали огни реклам, магнитола с ревом изрыгала рок-н-ролл, а пятью с небольшим километрами северо-западнее того места, где лежал на грязной дороге все еще никем не обнаруженный труп подосланного Банкиром убийцы, пьяная в дым Верка Волгина, длинно и с большим знанием дела поцеловав не менее пьяную Катю Скворцову в губы, принялась неторопливо расстегивать пуговицы на ее халате...

А в это время грузный, начинающий лысеть и терять форму, но все еще очень крепкий мужчина, известный в определенных кругах как Банкир, дослушав до конца сбивчивый доклад обильно потеющего на нервной почве Костика, движением бровей устранил костолома из поля своего зрения и неторопливо, вдумчиво, с полным сознанием важности процесса раскурил толстую манильскую сигару. На безымянном пальце его правой руки поблескивал тяжелый золотой перстень с крошечным бриллиантом — Банкир питал слабость к перстням, — а в вырезе стеганого шелкового халата виднелась густо поросшая уже начавшими седеть жесткими курчавыми волосами синяя от наколок грудь. Банкир думал — когда ведешь свое собственное дело, всегда есть о чем подумать, а сегодня пища для размышлений была более чем обильной.

Майор Селиванов тоже думал, жуя безвкусный ужин, приготовленный его не отличавшейся кулинарными талантами супругой. Он думал о том, что же, черт возьми, могло произойти с этим растреклятым коллекционером, и о том, что “порше” — очень хорошая машина, которой ничего не стоит стряхнуть с себя милицейский “хвост”, и о том, не слишком ли поспешно он снял наблюдение за Паниным, и еще о многом другом.

В кишащем миллионами живых душ людском муравейнике жили, передвигались, думали и строили планы несколько человек, которых уже коснулась легкая тень темных крыльев. Они все еще полагали себя хозяевами собственной судьбы — даже самые умные из них, но, вопреки своим желаниям и убеждениям, уже были намертво связаны друг с другом обоюдной зависимостью. Ниточки этих связей, скрещиваясь и пересекаясь, уже спутались в немыслимый клубок, и с каждой минутой узел затягивался все туже.