Потом, позже, когда и по одну, и по другую сторону баррикад опытные психологи проводили анализ событий этого дня, оценки действиям Вирма давались разные. Но все сходились в одном мнении – сержант Детройтской полиции Джерри Вирм действовал в состоянии аффекта, вызванном известием о смерти Клариссы Пейн и, позже, усиленном свидетельством о захвате Хельги Вирм в заложники.
И это было неверно.
Просто в этот момент исчез полицейский Джерри Вирм и его место занял много лет скрывавшийся воин, Страж Четвертого круга Яр Вирм. Человек из мира, где правила и законы относились только к тем, кто заслужил право считаться человеком. Те же, кто такого права не заслужил, автоматически лишались и других прав.
Например – права на жизнь.
Рианн не был тихим и спокойным миром. Десятками лет он вел непрерывную войну, где на карту поставлено было ни много ни мало – выживание человека, как вида. После войны с Архонтами планета покрылась ожогами, с началом войны с пришельцами из Неправильного мира – вспухла чудовищными волдырями защитных куполов, навечно отрезавших своих обитателей от неба и солнца.
Здесь каждый – с рождения и до самой смерти – жил ради других. Если надо – учился, работал… Если надо – шел в бой. Если надо – умирал.
Люди, подобные дону Бельконе, не заслуживали права называться людьми. И полицейский Джерри, уважавший закон (пусть и не благоговевший перед ним), ушел в тень. А наружу вырвался Страж Яр, принципы морали которого были несколько отличны от принятых в этом мире. В частности, Страж в определенной ситуации бывает и обвинителем, и судьей, и защитником, и палачом. И сейчас он обвинил Семью Бельконе в преступлениях против общества, счел смягчающие обстоятельства несущественными, вынес приговор и намеревался привести его в исполнение немедленно.
Поэтому не могло и речи идти о состоянии аффекта. Напротив, он действовал хладнокровно, вдумчиво и расчетливо.
Только очень быстро.
Первую линию обороны – охранников у ворот – он прошел легко и эффективно, попутно сменив опустевший пистолет на короткий «ингрэм». Дальнейший его путь был наполнен короткими прицельными очередями, звоном падающих гильз, свистом пуль и хрипом умирающих. На седьмой минуте боя он получил первую рану – хваленое чувство опасности, основанное на принципах футурпрогноза, присущее в той или иной мере практически всем Стражам, не справилось с обилием летящих пуль, не подсказало телу нужного движения… или же, наоборот, подсказало – то, благодаря которому повреждения оказались минимальными.
Потом еще одна пуля врезалась в предплечье, заставив Вирма выпустить автомат… Теперь он чувствовал Ольгу совсем недалеко. И еще он вдруг понял, что ей угрожает опасность – чей-то разум был совсем неподалеку, и этот разум нес в себе угрозу. Яр рванулся вперед, принимая еще одну пулю – на этот раз в бедро, но сейчас такие мелочи уже не могли его остановить. Рука взметнулась вперед, ослепительно яркая искорка ударила в стену… грохот взрыва, стену и тех, кто стоял за ней с автоматами в руках, разнесло в клочья, одновременно рухнуло несколько метров перекрытия. Воздух заполнился обжигающе горячим дымом и пылью… Еще одна боевая звезда – здание дрогнуло, рухнула еще одна стена, потолок просел. Голову пронзил болевой спазм, ощутимый даже на фоне саднящих пулевых ран. Яр дал короткую очередь, буквально перерезавшую пополам выскочившего из-за угла боевика – тот вряд ли способен был думать о чем-то, в глазах плескался ужас, а автомат болтался где-то в районе задницы… Оружие сухо щелкнуло – в очередной раз кончились патроны.
Еще одна дверь.
В прыжке он выбил створку… и замер. Посреди огромного, роскошного кабинета, в кресле сидела Оленька. Сидела, тщательно обмотанная веревкой, не в силах пошевелиться. И не в силах что-либо сказать – ее рот был заклеен широкой полосой скотча. Рядом стоял господин Рино Дилэни, его пухленькие, больше приспособленные для дорогой ручки с золотым пером пальцы сжимали пистолет, ствол которого был направлен женщине в голову. Кроме Дилэни, в зале было еще человек шесть-семь, все при оружии – и все стволы смотрели в сторону Вирма.
– Еще шаг, Джерри, и я стреляю, – прошипел адвокат. Не слащавым, как обычно, голосом, а резко и властно.
– Не думаю. – Слова вырывались из обожженных легких с трудом, с хрипом.
В следующее мгновение господин Рино Дилэни уставился на свой пистолет, словно это была редчайшая диковинка, драгоценность, неожиданно оказавшаяся у него в руках. Он смотрел на оружие с непередаваемым удивлением, с восторгом… а затем медленно и аккуратно воткнул ствол пистолета себе в рот и спустил курок.
Яр медленно двинулся к людям, ощетинившимся оружием. Вот у кого-то сдали нервы – выстрел, еще один… в эти минуты Страж был почти на пике формы, несмотря на раны, несмотря на ожоги. Он двигался очень быстро – пожалуй, никто из присутствующих, включая Ольгу, не мог заметить этих движений. Страж просто смещался в сторону от той траектории, по которой должна была пролететь пуля, смещался еще до того, как пуля вылетала из ствола. Взгляд, наполненный приказом – и стрелок уже пытается разгрызть вороненый ствол прежде, чем палец успеет надавить на спуск.
– Кажется, вы не усвоили урок? – тихо прошептал Яр, но шепот этот услышали все в комнате.
Он поднял измазанный кровью пистолет, выпавший из мертвой руки Дилэни, сделал еще шаг к прижавшимся к стене, бессильным от всепоглощающего страха членам Семьи. Почти всех присутствующих сержант Вирм знал в лицо… не было только самого дона Бельконе, который примерно в это время находился в суде. В суде, где обвинение безо всякой надежды на успех пыталось доказать причастность господина Бельконе к убийству семьи Алана Пейна.
– Ты! – Он ткнул пальцем в невысокого паренька, которому было на вид не более пятнадцать лет. – Ты кто?
– Я… Синьор, я Пабло Вальцоне…
– Вальцоне? – изогнул бровь Вирм. – Насколько я помню, у дона Вальцоне отношения с Семьей Бельконе достаточно напряженные. Что ты здесь делаешь?
Впрочем, ответа на этот вопрос Вирму не требовалось. Еще с месяц назад стало известно о помолвке Пабло Вальцоне с юной Эстеллой Бельконе. Два самых влиятельных в Детройте клана, непринужденно позвякивая затворами и поигрывая спрятанными за спиной ножами, демонстрировали – по крайней мере публично – желание заключить мир, связав его самым, пожалуй, надежным способом – браком сына и наследника дона Сержио Вальцоне и единственной дочери его заклятого врага.
Что на самом деле стояло за этим браком, пока никто точно сказать не мог. Вряд ли молодые питали друг к другу нежные чувства – скорее всего этот союз был кульминацией политики раздела территорий, проводимой двумя Семьями. С точки зрения отдаленных перспектив это было достаточно разумно – объединенная Семья без особого труда сумела бы прибрать к рукам весь Детройт и приобрела бы в стране влияние, сравнимое с крупнейшими преступными группировками Чикаго и Бостона. Ради этой цели вполне можно было пожертвовать счастьем двух молодых людей.
– Уходи, – коротко приказал он.
Мальчишка зажмурился, затем вдруг сжал губы и отрицательно замотал головой.
– В чем дело? – хмуро бросил Яр.
– Не уйду. – Теперь парень смотрел прямо в лицо Стражу, и в глазах его пополам со страхом обилась отчаянная, на грани сумасшествия, решимость. – Без нее не уйду.
– Где твоя невеста? – тихо спросил Вирм мальчишку.
– Т-там… – заикаясь, ответил он, разом утратив мужество от этого тихого, мягкого голоса страшного убийцы. Если бы Ярослав кричал, парень, возможно, сумел бы сохранить твердость. А тут не смог… – Он-на в з-задней к-комнате…
– Забирай ее и уходи отсюда. Немедленно.
– Н-но…
– Ты что, не понял? – прошипел Яр. – Забирай девчонку, и чтобы духа твоего не было в этом доме через пять минут.
Он повернулся к остальным, обвел их взглядом. У каждого из этих людей руки были по локоть в крови… нет, они не нажимали на курок, не вонзали иглу… Но с их подачи на улицы Детройта выплескивалось оружие, с них начиналась цепочка, по которой к уличным дилерам попадали партии наркотиков. Они отдавали приказы – а исполнители шли похищать детей и взрослых ради выкупа. Или убивать тех, кто по тем или иным причинам мешал Семье…