На это сержант тоже многое мог бы ответить. И насчет того, что опер из капитана Буруна весьма посредственный. Годы, проведенные в уголовном розыске, наложили некий отпечаток, добавили немного профессионализма и опыта, только вот особо похвастаться Буруну было почитай что и нечем. Ни громких дел, ни запутанных преступлений за плечами. Так, мелочевка. Были и трупы… но в основном не сложные, бытовуха. И еще мог бы сказать, что делом такого масштаба должны заниматься профессионалы. Может быть, ФСБ, может, ЦРУ. Но уж никак не рядовой, по сути, опер из МУРа. И мог бы добавить, что от того, что двое ментов свернут себе на этом деле шею, Ольга Верменич не воскреснет.

Но он просто промолчал.

– Ладно, Гена, будем делать алиби. Пальчиков там хватает и твоих, и моих. К тому же Панарин возьмет за жабры и без заключения экспертов, сложить два и два он сможет. Стало быть, нужна причина, по которой мы явились в дом к разрабатываемому.

Генка, пользуясь тем, что машина стояла на светофоре, почесал затылок.

– Ты же, когда дело заводил, писал «шкуры» насчет того, что Верменич краденое скупает? Ну и спусти дело по профилактике… напиши рапорт, мол, провел беседу, гражданин проникся и, так сказать, отказался от преступной деятельности.

– Шито белыми нитками.

– Ясен пень… А есть идея лучше?

– Хрен с ним, пусть будет так. Только рапорт надо не от сегодня, а лучше… ну, скажем, трехдневной давности. Если соседей опрашивать будут, те стопудово сообщат, что мы в гости приезжали. И даты все укажут. Старики – народ глазастый. С Катей в секретариате договоришься?

Генка пожал плечами. С милой девушкой, ведавшей делопроизводством, у него полгода назад был короткий бурный роман. Ничем этот роман не закончился, но расстались они с Катей друзьями.

– Мне это будет стоить как минимум коробку конфет.

– Сочтемся…

Зазвонил мобильный. Сергей достал трубку.

– Слушаю… ага, по Ленинградскому, пересекли МКАД, едут на север… ну на северо-запад, какая, к черту, разница… Федя, голову даю на отсечение, они катят в Шереметьево. Слушай, если они пойдут на посадку, узнай рейс… буду должен, не вопрос… Федя, любой каприз! Только прошу, не приближайтесь к ним… все верно, трое, высокие, волосы седые… Нет, водила не с ними… Что значит, откуда я знаю? Я не знаю, я так думаю… Нет, если пойдут на посадку, не трогать их. Пусть летят спокойно… Забелин, я знаю, что ты можешь, и я это тоже могу. Но – не надо. Просто отследи рейс. Добро, до связи.

Машина остановилась у здания МУРа на Петровке. Подойдя к проходной, Сергей поймал на себе изучающий взгляд капитана Морозова, ныне старшего оперативного дежурного.

– Явился, – осклабился тот. – Хорошо спится по утрам, а, Бурун? Я вижу, вечер удался? Тебя Панарин ищет.

– А что ж мне на мобилу не позвонил?

– Я там знаю? – пожал плечами Морозов.

Менее всего сейчас Сергею нужен был вызов на ковер, но делать было нечего. Мысленно пожелав себе ни пуха ни пера, он отправился к шефу, попутно приказав Генке убрать дело к едрене фене. Лучше, чтобы его не было в сейфе, а то ведь полковник может лично явиться и потребовать предъявить ему все материалы по Верменичу. Придется сказать, что забрал дело домой, вечерком поработать. Это дикое нарушение, и огрести за это придется по полной, но все лучше, чем дать Панарину взглянуть на ВСЕ документы, накопившиеся за этот год.

Но, видимо, сама судьба хранила капитана. Панарина не было на месте, он уехал в главк и вернуться должен был не раньше, чем к концу дня. Таким образом, в распоряжении Сергея оставалось еще несколько восхитительно долгих часов на то, чтобы придать делу хоть сколько-нибудь удобоваримый вид.

Он как раз разложил бумаги по столу, прикидывая, какие можно оставить, какие следует спрятать от посторонних глаз, а какие просто необходимо заменить более заурядными, когда наружка доложила о завершении работы. Как и предположил капитан, машина довезла троих серебряноволосых до аэропорта Шереметьево-2. Топтуны сработали чисто – объектов не взбудоражили, рейс установили. Даже считали фамилии с предъявленных на регистрации паспортов. Граждане США – мистер Монтгомери Баскит, мистер Джейкоб Баскит, мистер Стивен Баскит. Только вот толку от этого… поскольку указанные господа отбывали в 12.30 рейсом SU317 в славный город Вашингтон. Дерьмо.

– Отчет будет завтра, – сообщил Забелин, хотя это было ясно и без объяснений.

Сергей глубоко вздохнул, мысленно перекрестился и выдохнул в трубку:

– Не надо… отчета…

На другом конце трубки послышался сдавленный хрип.

– Не по-онял…

– Федя, ну, как бы тебе это объяснить… ну… в общем, прости. Это… личное дело было. У одного приятеля проблемы с тремя заморскими братцами-акробатцами… и с дочкой… он с ними поговорил… по-своему, ну и просил посмотреть, чтобы эти уроды убрались домой… чтоб уж наверняка…

Забелин молчал долго, затем тихо сообщил:

– Ну и сука ты, Бурун. Я к тебе со всею… душой, а ты, падла, такую подставу.

– Федор, ну прости… ну бывают ситуации…

Сергей говорил торопливо, словно опасаясь, что сейчас Забелин в сердцах швырнет трубку и рванет жаловаться начальству. Подобный исход и так был вполне вероятен, но шанс уладить дело миром все еще оставался, хотя и очень слабый. Федька был мужик жесткий, своих обычно не подставлял, но и ситуация была, мягко сказать, нетривиальной. Проведай о подобных фокусах прокуратура или, что еще хуже, мальчики из внутренней безопасности, и Забелин огребет так, что мало не покажется. И Житнова за собой потянет, а тот имел славу человека мстительного, и дело на тормозах спускать не станет. А проведать вполне могут – стукачей и среди «своих» хватало.

– Федя, сам понимаешь, не телефонный это разговор. Ну давай встретимся, я тебе все расскажу, как на духу. Коньяк за мной.

– Коньяк, мля… – простонал Забелин, – Бурун, я с тобой не то что пить, я с тобой срать рядом не сяду. От тебя не ожидал… от кого другого, но от тебя… Сереженька, ты ведь знаешь такой термин – «режим наибольшего благоприятствования»? Знаешь? Так вот, этот термин можешь забыть. К тебе он больше не относится. И запомни, капитан, если это дело всплывет, я тебя сдам. Со всеми потрохами.

В трубке запищали короткие гудки. Сергей тяжело вздохнул… Все же Федор хороший мужик. Во всяком случае, закладывать коллегу не собирается, и то хорошо. С ним можно будет поговорить по душам… позже. Можно будет даже кое-что рассказать. Подходящую историю придумать нетрудно – взбалмошная девчонка, импозантные американцы с толстыми бумажниками, головокружительные перспективы, которые в лучшем случае окончатся в одном из борделей. У Федора тоже дочь, если и не поверит полностью, то уж посочувствует наверняка. Но сейчас задача другая… выпутаться.

Теперь предстояло сделать еще одно дело. Неприятное, но необходимое… хотя нет, сначала надо закончить с бумагами, а уж потом позвонить в райотдел и сообщить об убийстве.

Почти два часа он возился с бумагами. В принципе если бы об этих действиях стало известно руководству, то Бурун не отделался бы выговором. В лучшем случае – вылетел бы с работы навсегда. Не было очень уж большого секрета в том, что фальсификацией служебных документов в той или иной ситуации приходилось заниматься многим. Подписывать бумаги задним числом. Переделывать уже сделанные отчеты, подчищая ошибки или просто опасные места. Писать рапорта и объяснительные, планы и отчеты – за давно прошедшее время. Как правило – чтобы прикрыть свою или чужую задницу.

Но в таком масштабе…

Через два часа дело представляло собой не слишком толстую папку, наполненную всякого рода барахлом. Рапортами о преступной деятельности гражданина Верменича. Материалами наружного наблюдения. Справками из многочисленных официальных организаций. Все, что имело хотя бы косвенное отношение к происхождению Верменича (кроме последних официальных данных), было из картонной папки безжалостно изъято. Сверху лег рапорт, спешно написанный Сергеем и, благодаря амурным связям Юшкова, зарегистрированный тремя днями раньше. Общие, шаблонные, набившие оскомину фразы – проведена беседа, высказал намерение отказаться от преступной деятельности. Туфта, очевидная любому оперу… но достаточная, чтобы более или менее спокойно закрыть дело.