– Ладно, хрен с тобой. – В трубке было слышно, как комбат отдает кому-то приказы, но разобрать слова не удалось. – Получишь два минометных расчета. И пару пулеметов подкину. Ну нету у меня больше людей, Ярослав, понимаешь? Нету! Держись…

– 227? – хмыкнул Владимиров.

Знаменитый сталинский приказ № 227 «Ни шагу назад» еще жив был в памяти, как свежи были и воспоминания о расстрелах «дрогнувших» и «усомнившихся». В последнее время, с того момента, как перелом в войне стал очевиден, особые отделы уже так не зверствовали… И все же, будь на месте Пал Палыча Гаршина кто-нибудь другой, за одну интонацию Ярослава ожидала бы встреча с особистом. Весьма неприятная встреча и, возможно, с далеко идущими последствиями. Но Гаршин был нормальным мужиком, понимавшим, что положить всех солдат в этой никому на самом-то деле не нужной деревне – это не совсем то, что нужно товарищу Сталину вообще и комдиву Фесину в частности. Да и время сейчас было иное, не то, что в сорок первом.

– Держись, сколько сможешь, – буркнул Гаршин. – А потом еще столько же… ну а после этого можешь отступить. Но в этом случае роты Вишнякова и Белкина окажутся открытыми с флангов.

Ярослав мысленно чертыхнулся. С тем же успехом комбат мог напыщенно произнести сакраментальное «ни шагу назад»… Хотя соседям не пришлось столкнуться со столь прочной обороной, и их потери были существенно меньше, но если немецкие танки ударят им во фланг…

– Вас понял, товарищ командир батальона. – В голосе Владимирова не было и намека на ёрничанье. – Разрешите выполнять?

– Выполняй. Да… тут из штаба капитан ГБ прибыл. Намерен посмотреть твою позицию… насчет морального духа и так далее. Так что, соответствуй, понял?

– Так точно.

Эта новость была еще хуже. Как уже говорилось, сейчас не сорок первый, и всесильные гэбисты ведут себя иначе, и все же появление на позиции капитана (не какой-нибудь там лейтенант, а целый капитан, фигура весьма серьезная) ничего хорошего не сулило. Мысленно Ярослав прикинул, кто из его солдат мог проштрафиться… может, в письме родным что-нибудь неосторожное написали? Говорят, гэбисты почту читают всю, до последнего письмишка.

От деревни мало что осталось. Часть домов горела, остальные лежали в развалинах. «Сушки» укрылись за остатками здания, которое раньше, видимо, было сельсоветом. Их могучие орудия, против которых у немецких танков не было ни единого шанса, следовало поберечь. На крайний случай.

Как ни странно, в этой бойне уцелел кое-кто из местных жителей. Из глубоких погребов выползали люди – немного, не более двух десятков. Лейтенант подошел к ним – многие стремились пожать офицеру руку, обнять, похлопать по плечу. Какой-то щуплый мужичонка с козлиной, реденькой бородкой уже где-то подобрал немецкую винтовку и теперь визгливым голосом требовал, чтобы ему указали место, откуда он может «стрелять гадов». Место ему тут же нашлось – Ярослав всегда придерживался мнения, что гражданским на войне делать нечего, но сейчас ему был важен каждый, кто сумеет нажать на курок. К тому же мужичонка, назвавшийся Федором Кузьмичом Бояриновым, утверждал, что он потомственный охотник и белке в глаз попадет даже из кривой рогатки.

– Кулеш поспел!!! – заорал пухлый Матвейчук, колотя половником по закопченному боку котла. – Эй, налетай, пока есть!

К нему тут же выстроилась очередь. Ярослав хотел было пропустить вперед своих солдат, но, увидев голодные глаза селян, махнул рукой – мол, разбирайтесь сами. В любом случае всех, кто не может драться, из деревни надо убрать, и побыстрее. Пусть хоть поедят на дорожку. Немцы вот-вот очухаются, подтянут сюда танки и пехоту, и…

«А вдруг пронесет? – без особой надежды подумал он. – Чем черт не шутит… у страха ведь, известно, глаза велики. Может, подумают, что у нас здесь силища собралась, да не рискнут…»

Внезапно его дернули за рукав. Ярослав обернулся и увидел ее…

Девочке было лет десять, не больше. Хотя, возможно, и больше – а выглядела она моложе своих лет из-за сильной, болезненной худобы. Но и сейчас, худая и чумазая, в каком-то драном ватнике, она была очаровательна. Чудесные золотые волосы, чуточку припорошенные пылью и копотью, водопадом рассыпались по плечам, огромные голубые глаза смотрели пристально и серьезно.

– Дядя офицер! – Голос звонкий, как веселый весенний ручеек.

Ярослав присел на корточки.

– Здравствуй, солнышко… – почему-то в этот момент теплое, лучистое слово вырвалось у него само собой.

– Дядя офицер, – повторила девочка, – вы немцев обязательно побьете?

– Обязательно, – веско ответил он и широко улыбнулся. – Обязательно побьем. Всех до единого.

– Это хорошо, – ответной улыбки не последовало, взгляд малышки оставался все таким же серьезным. – А можно, я посмотрю.

– Нет, солнышко… как зовут-то тебя?

– Ольга, – представилась она, совсем как взрослая.

– Нет, Оленька, нельзя. Здесь очень опасно, особенно для маленьких девочек.

– Они убили маму… и папу, и Петьку. Петьку тоже жалко, хотя он и противный, и за косы дергал все время. Я хочу посмотреть, как вы их будете победять… – Она запнулась, понимая, что сказала что-то не так, затем уточнила: – Как вы их побьете.

Ладонь лейтенанта скользнула по мягким золотистым волосам.

– Прости, маленькая, но нельзя. Давай сделаем так, Оленька… после того, как мы их победим, я приду к тебе и расскажу, как все было. Ладно?

По глазам девчушки было видно, что предложенный вариант ее никак не устраивает.

– Матвейчук! – рявкнул лейтенант, поднимаясь. – Дуй сюда.

Кашевар сунул черпак ближайшему солдату, грозно зыркнул глазом – мол, в меру клади, а то на всех не хватит, и трусцой устремился на зов. Бегать толстяк не любил, но и неприятностей за нерасторопность огрести не желал.

– Девочку накормить, напоить, выдать шоколадку… молчи, молчи, знаю я про твои заначки. Потом соберешь всех гражданских… кроме этого, охотника, и отведешь в тыл. Ясно? И запомни, Матвейчук, если через два часа тебя не будет здесь, голову сниму. Вопросы есть? Выполняй.

На самом деле боец из кашевара был никакой. То ли специально, то ли по причине природного неумения, но с оружием Матвейчук обращался так, что хотелось оторвать ему руки. Но даже такому солдату дело найдется – хотя бы снаряды артиллеристам подносить, у них и так в каждом расчете пары человек не хватает. Да и силой этого коротышку природа не обидела, так что для чего-нибудь он и сгодится.

На прощание девочка одарила лейтенанта странным, очень взрослым взглядом. В нем была и надежда, и упрямство, и что-то еще…

Вдруг она вырвала ладошку из руки Матвейчука и снова подбежала к Ярославу.

– Ты где будешь воевать? – спросила она, требовательно топнув ножкой. – Ну же, дядя офицер, отвечай.

– Вон там, – махнул он рукой в сторону наполовину обрушившейся каменной стены. Связист уже сидел там со своим агрегатом, с аппетитом наворачивая из помятого котелка дышащий паром кулеш.

Оленька посмотрела на камни, посмотрела очень внимательно…

– Плохое место. – Она схватила лейтенанта за руку и затараторила быстро, глотая слова, как будто боялась, что ей не дадут высказаться до конца. – Это плохое место, дядя офицер. Очень плохое. Не воюй там, ладно? Пообещай! Ну же!

– Хорошо, хорошо. – Он аккуратно высвободил руку из ее цепких пальчиков и снова погладил девчушку по голове, чувствуя, как ему самому приятно это прикосновение. – А теперь иди с дядей поваром и хорошенько поешь. А то вон, худая, одни глаза на лице остались. И слушайся дядю повара, ладно?

И уже потом, когда девочка исчезла из виду, Ярослав почему-то подумал, что на его последнюю просьбу она так и не ответила.

На холм, хрипя и чихая, выползла видавшая виды полуторка. Из кузова выпрыгнули трое автоматчиков, из кабины выбрался молодой – на вид лет двадцать пять, не более – офицер в фуражке с васильковой тульей. Чувствовалось, что работа у него преимущественно кабинетная – гэбист был не в меру упитан.

– Лейтенант Владимиров! – четко отдал честь Ярослав.