– Угу, – Арцыбашев печально кивнул головой, – ты позвонишь… В общем, как знаешь. Имей в виду, что место для тебя я смогу держать не больше двух недель. Девушка!

Подошла официантка. Арцыбашев расплатился, сунул в карман сигареты и встал.

– Тебя подвезти до дома?

– Спасибо, я пройдусь. Подышу воздухом, подумаю… Они расстались перед входом в кафе. Черный “ягуар” укатил, на прощанье фыркнув глушителем, и в этом звуке Юрию почудилось осуждение.

Перед тем как повернуть за угол, Арцыбашев посмотрел в зеркало заднего вида и увидел высокую фигуру в потертых джинсах и голубой рубашке, медленно шагавшую по тротуару в сторону Нового Арбата.

– Дурак, – сказал он вслух. На светофоре включился желтый, Арцыбашев выжал сцепление, плавно тронулся с места и поехал в банк, думая о делах.

Жалюзи на окнах были закрыты, и солнце, пробиваясь в узенькие щели, заливало кабинет желтоватым полусветом, похожим на тот, что бывает на дне реки или тихого лесного озера с мутноватой илистой водой. Экран компьютера мерцал цветной заставкой, кондиционер молчал, и густой табачный дым свободно клубился под потолком. На столе, как раз между массивным письменным прибором и плоской темно-серой пластмассовой коробкой факса, поблескивала квадратная бутылка с косо наклеенной красной этикеткой. Янтарной жидкости в ней оставалось меньше чем наполовину, но хозяин кабинета не был пьян. Он всегда держал в сейфе заветную бутылку “Джонни Уокера” и доставал ее оттуда всякий раз, когда ему требовалось что-нибудь всесторонне обдумать. Он думал, изредка смачивая губы виски, и, как правило, это ему помогало. Разумеется, такая мизерная доза на самом деле не могла послужить стимулятором. Это было скорее суеверие, но если способ неизменно срабатывал, Евгений Арцыбашев не видел никакой необходимости от него отказываться.

Поводов для размышления у него было множество. Когда первый испуг, вызванный неожиданным поворотом в разговоре с Арчибальдом Артуровичем, понемногу прошел, Арцыбашев поймал себя на том, что уже начал что-то прикидывать, примеряясь к резко изменившейся обстановке. Он не был особенно шокирован, узнав, что отныне ему придется иметь дело с опасными партнерами. В этой жизни все относительно, и у понятий добра и зла весьма размытые грани. На самом деле даже на экране черно-белого телевизора мы наблюдаем массу оттенков серого цвета, в таком случае что уж говорить о реальной жизни! Сделки с дьяволом не заключаются в одночасье и, как правило, не являются результатом волевого решения. К ним постепенно приводят длиннейшие, замысловато переплетенные и запутанные цепочки причин и следствий, и тот, кто заключил подобную сделку, даже не всегда знает об этом. Разница между умным человеком и клиническим идиотом заключается в том, что идиот, узнав, во что вляпался, начинает метаться и паниковать, торопясь навстречу неминуемой гибели, а человек разумный старается извлечь из своего положения наибольшую выгоду и, если представится возможность, обмануть дьявола.

Обмануть дьявола… Арцыбашев раздавил в переполненной пепельнице окурок и немедленно закурил снова. Мысль вертелась у самой поверхности сознания, но никак не давалась в руки. Пусть вертится, решил он. С ним такое случалось частенько: неуловимая тень идеи, оставленная самостоятельно развиваться в подсознании, через некоторое время выныривала на поверхность в виде готового, детально разработанного плана, ждущего внимательного рассмотрения и положительной резолюции. Сейчас в голове у Арцыбашева происходил именно этот процесс. Он чувствовал, что дьявол может быть посрамлен.

Конечно, если продолжать оперировать религиозной терминологией, Господь Бог тоже вряд ли будет доволен Евгением Арцыбашевым, но как раз это волновало Цыбу меньше всего Он никогда не был приверженцем крайних точек зрения" его вполне устраивало положение в центре, между двумя полюсами.

Цыба забросил ногу на ногу, уперся носком ботинка в тумбу стола и, отталкиваясь от нее, стал задумчиво покачиваться в кресле, вращаясь вправо-влево. Он чувствовал, что для детального планирования маловато информации, но ему казалось, что он знает, где можно ее раздобыть.

Не переставая вращаться, он дотянулся до стакана, смочил губы жидким янтарным огнем, разлитым по бутылкам в старой доброй Шотландии, после чего снял трубку внутреннего телефона и отдал короткое распоряжение. Положив трубку, Арцыбашев стал ждать. Процесс ожидания нарушался дважды. Сначала явилась худая шлюшка из отдела работы с клиентами. У нее был какой-то вздорный вопрос, не стоивший выеденного яйца. Арцыбашев посоветовал ей выбросить из головы ерунду, легонько шлепнул по мягкому месту, которое на самом деле оказалось вовсе не мягким, а костлявым, как коровий крестец, и отправил с самыми добрыми напутствиями. Потом позвонил Воробейчик и битых двадцать минут трепал языком. В конце концов Арцыбашев потерял терпение и прямо спросил, какого дьявола ему нужно. Оказалось, что Воробейчику ничего не нужно – он, видите ли, соскучился…

Арцыбашев послал его к черту, и как раз в этот момент в дверь постучали.

– Войдите! – рявкнул Арцыбашев.

Воробейчик немедленно поинтересовался, кто к нему пришел, но Евгений бесцеремонно прервал связь.

Перегнувшись через подлокотник кресла, он дотянулся до ряда телефонных розеток справа от стола и одну за другой повыдергивал вилки из разъемов. Конечно, корпус телефонного аппарата – не единственное место, куда можно посадить “жучка”, но так Арцыбашеву было спокойнее. Сам он не утруждал себя поиском нетрадиционных ходов и комбинаций: установленные по его распоряжению “жучки” сидели именно в телефонах. Это помогало поддерживать дисциплину на рабочих местах и позволяло в любой момент времени быть во всеоружии.

– Вызывали, Евгений Дмитриевич? – спросил вошедший. Говорил он довольно развязным тоном, и “Дмитриевич” прозвучало почти как “Митрич”. Принимая во внимание последние события, в этом не было ничего удивительного: мерзавец чувствовал себя хозяином положения. Но Арцыбашев не слишком огорчался: он собирался выбить из негодяя дерьмо и точно знал, что сумеет это сделать.

– Вызывал, вызывал, – сказал он, дергая шнур последнего телефона. Его розетка была расположена дальше всех, и, чтобы дотянуться до нее, Евгению пришлось почти вывалиться из кресла, повиснув параллельно полу. Из-за этого визитер мог видеть только левый локоть хозяина кабинета, торчавший над поверхностью стола. – Присядь, есть разговор.

Вилка наконец уступила и, вылетев из розетки, с негромким стуком упала на пол. Арцыбашев с кряхтением выпрямился и принял в кресле положение, подобающее солидному бизнесмену.

Человек, которого он ждал, уже сидел в кресле для посетителей. Он был, пожалуй, ровесником Арцыбашева – один из тех, в сущности, неглупых парней, которые по тем или иным причинам пренебрегли высшим образованием и застряли во всевозможных теплых местечках наподобие торговых палаток и вестибюлей банков, раз и навсегда определив свою судьбу на ближайшую сотню лет. У них всегда все схвачено, и некоторые начальники очень любят таких подчиненных. Во всяком случае, девяносто восемь процентов личных водителей принадлежат к этой породе людей и, в полном соответствии со складом своего ума, тихо презирают и своих начальников, и все остальное человечество, полагая себя неизмеримо выше большинства живущих на свете.

– Что нового, Станислав? – для разгона спросил Арцыбашев, с вялым любопытством разглядывая коренастую фигуру гостя.

– У меня все по-старому, Евгений Митрич, – прежним панибратским тоном ответил Станислав, безотчетным жестом потирая приметный шрам на подбородке. – Наша служба и опасна, и трудна… А у вас как? Что-то вы сидите тут в потемках, и пузырь на столе…

Арцыбашев позволил себе холодно усмехнуться, глядя прямо в глаза Станиславу. Ход мыслей собеседника был ему ясен: теперь, когда более или менее выяснилось, кто такой на самом деле Арчибальд Артурович, и стало понятно, что он, Станислав, сотрудничает с этим опасным человеком и находится под его защитой и покровительством, а его официальный босс Арцыбашев неожиданно для себя оказался по уши в криминальном дерьме, этот негодяй почувствовал себя хозяином положения. Евгений словно увидел себя его глазами: сидящего в полумраке прокуренного кабинета в обнимку с бутылкой и стаканом, напуганного, присмиревшего, раздавленного… Ну, я тебя сейчас, подумал он с мстительным удовольствием.