– Наверное, какая-то особенная, – предположил Май. – Не зря же вы ею так гордитесь.

– Особенная, угадал, – сказал Букреев. – Про яблоки Гесперид слыхал?

– Не слыхал, – следуя проверенной тактике, признался Майков.

– Сер ты, однако, приятель, – сказал ему Алфавит и в двух словах рассказал Маю, что это за яблоки такие, чем они были знамениты и для чего понадобились древнегреческому качку по имени Геракл.

Май не сразу понял, что ему рассказывают обыкновенную сказку, а когда понял, малость заскучал. Что он, издевается, что ли? Какое еще бессмертие? Какое, на хрен, плодородие?

Геракл-то тут при чем? Где Геракл, а где Москва…

Но Букреев, кажется, даже и не думал смеяться. Напротив, он говорил серьезно и даже, черт побери, горячо – так горячо, что в голове Майкова зародилось подозрение: уж не поехала ли у Алфавита крыша? Сам ведь сказал, что садоводство – зараза почище героина. Да оно и с любым делом так, если им чересчур увлечься. На почтовых марках тоже свихнуться можно, не говоря уж о коллекционировании денежных знаков. Таких свихнутых у нас вообще полстраны, потому-то у второй половины в карманах ветер и свищет…

Да леший с ним, решил папа Май. С сумасшедшими не спорят, особенно если сумасшедший – вор в законе. Псих в законе… Ну надо же, как угораздило!

– Так это что же, та самая? – спросил он, указывая на яблоню, когда Алфавит закончил травить байки трехтысячелетней давности.

Спросил он это просто так, чтобы немного подыграть собеседнику, дать ему возможность сказать: «А то как же! Прямо из Греции!» – или что-нибудь в этом роде. Именно это Алфавит и сказал, но сказал как-то странно, будто это не он, а Май свихнулся и нес околесицу.

– А как же, – сказал Алфавит, искоса глядя на Мая с каким-то болезненным любопытством. – Прямо из Греции. Из древней Эллады наложенным платежом… Я что-то не пойму, ты пошутил или кто-то из нас сошел с ума? Я тебе миф пересказал! Древнегреческий миф! Не было никогда такой яблони и никогда не будет. Но похожая есть. Вот она, прямо перед тобой.

И, горячась, он опять пошел расписывать, какая такая перед папой Маем стоит яблоня, и сколько урожаев она может дать в год, и какие на ней вызревают яблоки, каковы они на вкус и какие у них целебные, чуть ли не волшебные, свойства.

Одного он про эту яблоню не сказал: где взял и сколько заплатил. Но это было объяснимо: Май ведь и сам предпочел умолчать о том, каким образом попали на его участок саженцы морозоустойчивой черешни.

– Ты хоть понимаешь, что эта яблонька – одна на всем белом свете? – спросил Алфавит, закончив свою лекцию. – Единственная и неповторимая! Если наука не врет, я с помощью этой яблоньки сто лет проживу, а то и больше.

«Если тебя кто-нибудь не закажет», – подумал Майков, но говорить ничего подобного, конечно, не стал.

– Понятно, – сказал он. – Поздравляю.

Он хотел произнести это с воодушевлением, но ботаническая лекция соседа нагнала на него такую тоску, что слова поздравления прозвучали тускло и безжизненно. Ну, не справился он со своими голосовыми связками, затекли они у него от долгого бездействия, с кем не бывает. Алфавит смотрел на него, видимо, ждал продолжения, но Майков не знал, что еще ему сказать. Садоводство и прочая ботаника – это была совсем не та тема, на которую он мог разглагольствовать часами.

Тут в его знаниях имел место обширный пробел – один из множества пробелов, которыми изобиловало образование Виктора Андреевича Майкова.

– Да, – сказал Букреев, когда стало ясно, что пауза чересчур затянулась, – садовода из тебя и впрямь не получится. Да оно, наверное, и к лучшему. Природа ведь пустоты не терпит. Где-то у человека отнимется, зато в другом месте, глядишь, прибавится. Равновесие! Так как, говоришь, твоя фирма называется?

– «Прометей», – стесняясь, сказал Майков.

Название для фирмы он придумывал сам. Долго, между прочим, мучился. Никак оно у него не придумывалось, это самое название, в голову все время лезла какая-то посторонняя дребедень, все больше непечатная или просто не совсем приличная, и единственным по-настоящему звучным словом, которое тогда пришло ему на ум, как раз и было вот это: Прометей. Ну и ладно, решил он тогда, Прометей так Прометей. Какая разница, как оно будет называться, лишь бы работало…

– Лампочками, что ли, торгуете? – с веселым изумлением спросил Букреев.

– Почему – лампочками? – обиделся Май.

– А кто такой был Прометей, ты хотя бы знаешь?

– Знаю, – буркнул Май.

Он действительно знал, кто такой Прометей, – в самых общих чертах, но знал. В детстве мультик по телевизору смотрел, вот и запомнилось.

– Врешь, – неожиданно сказал Букреев, – не знаешь.

То есть знаешь, но не осознаешь. Прометей был самым первым вором на свете. Не в том смысле, что самым лучшим, а вот именно самым первым. Первым по счету. Это он потом людям огонь отдал, а сначала он его у богов украл. Обыкновенная кража со взломом – вот что это было. Так что самая древняя профессия на свете – вор.

– Наверное, – уклончиво сказал Майков. Избранная Алфавитом тема ему показалась скользкой.

Они поднялись на застекленную веранду и уселись за стол со столешницей из светлых сосновых досок. Стулья были плетеные, очень удобные – не стулья даже, а настоящие кресла. Угощались тем же, что и у Майкова, – фруктами и коньяком. Выпив рюмку, Букреев сразу перешел к делу.

– Говорят, – сказал он, – что лучший способ сохранить хорошие отношения с человеком – это не иметь с ним финансовых дел. Ты как считаешь, правильно это?

Май уклончиво пожал плечами. Он считал, что это золотые слова. Недаром говорят: если хочешь потерять лучшего друга, одолжи ему денег. Это была голая правда жизни, Майков знал это по опыту: и сам одалживал, и занимать приходилось, и каждый раз у него безнадежно портились отношения с людьми. Но Алфавит явно ждал от него совсем другого ответа, и Май решил, что будет умнее и дипломатичнее промолчать.

– А я считаю, не правильно, – сказал Букреев. – Это придумали жадные свиньи, да еще и бесчестные вдобавок.

Сами скоты, вот и хочется им, чтобы все вокруг скотами были. Но мы-то с тобой люди цивилизованные, мы-то с тобой свое слово держать умеем, разве нет? Я к тебе уже почти год присматриваюсь, прикидываю, что да как. И скажу тебе честно: мне такой партнер подойдет. Осталось только выяснить, согласишься ли ты со мной работать.

– А в какой области? – осторожно поинтересовался Майков. Он не любил, когда в начале делового разговора его превозносили до небес: как говорится, мягко стелют, да жестко спать.

– В финансовой, разумеется, – сказал Алфавит. – В какой же еще? Думаю, я могу быть с тобой откровенным.

Ты парень неглупый, все понимаешь. Тебе ведь не надо объяснять, что такое коммерческая тайна, не так ли? Видишь ли, тут такая ситуация: у тебя есть фирма, а у меня есть некоторые финансовые средства – прямо скажу, довольно крупные, – которые.., э-э-э… Ну, в общем, о которых наше родное государство ничего не знает и знать не должно. Так вот, как бы это нам с тобой объединить наши возможности на взаимовыгодных условиях, а?

Май задумчиво кивнул. Все было ясно. Собственно, чего-то в этом роде и следовало ожидать. Конечно, у вора в законе должны водиться деньжата, и хранить их под матрасом в наше время уже не модно. Деньги должны работать, но как, спрашивается, пустить их в оборот, если ни при каких обстоятельствах не можешь объяснить налоговой полиции, откуда они взялись? Можно, конечно, для отвода глаз основать какую-нибудь фирму, но Алфавит – личность известная. За каждым его шагом следят десятки глаз, и все только и ждут, когда он тряхнет мошной. Гораздо проще воспользоваться услугами самостоятельной, уже успевшей заработать определенную репутацию фирмы – такой, например, как «Прометей» Виктора Майкова. Ох, опасно это! Ох, опасно! Но, с другой стороны, если речь идет, скажем, о воровском общаке, то одни лишь комиссионные Мая составят такую сумму, что о ней даже думать страшно. Заманчиво! Заманчиво и опасно…