Теперешнее задание почти не отличалось от всех предыдущих. Разве что Мерцалов был в курсе, что человек, которого ему надлежит устранить, русский по национальности. В самом ли деле его зовут Валентин Батулин, или это вымышленные имя и фамилия, Мерцалов не знал, точно так же, как не знал, чем этот человек занимается. Ему было известно только, что завтра этим же самым паромом Валентин Батулин прибудет из Копенгагена в Осло, чтобы проделать тот же самый путь, вторую часть которого Мерцалову еще предстояло совершить. Но необычным в задании было вот что. По желанию заказчика, перед смертью Батулин должен услышать фразу: «Вспомни пятнадцатое февраля». Чем знаменателен для заказчика и жертвы этот день, Мерцалов не имел ни малейшего представления. У него самого с этой датой не связывалось ровным счетом никаких воспоминаний.
"Пятнадцатое так пятнадцатое. Клиент всегда прав.
Потому что платит деньги".
Почему-то Олегу подумалось, что убийство заказала женщина. Мужчинам обычно не свойственна изощренная мстительность: они менее эмоциональны. Только женщина может наслаждаться, раз за разом проигрывая в воображении мучительную смерть врага или обидчика. И только женщина может захотеть, чтобы жертва узнала, кто и за что послал ей эту самую смерть.
Весь маршрут уже был просчитан до минуты. Пройдя паспортный контроль и сойдя на берег, Мерцалов тут же отправился на вокзал, откуда уходил поезд до Тронхейма. Олегу не пришлось долго ждать отправления.
«Наверное, и Батулин точно так же, как я, получит в руки аккуратную картонку билета и выйдет на перрон, – думал Мерцалов, идя вдоль вагонов скоростного поезда. – И точно так же качнется и поплывет за вагонным окном городской пейзаж», – он смотрел, как за безупречно чистым, совершенно прозрачным стеклом вагонного окна все быстрее мелькают облизанные до блеска малярными кистями фасады и стены строений.
Единственное, в чем Мерцалов не сумел переделать себя за годы, проведенные вдали от России, – это думать на каком-то другом языке, кроме русского.
Мягкое кресло приглашало расслабиться, что Мерцалов и сделал. Он опустил веки, откинул голову на мягкий валик, прикрытый белоснежной салфеткой, и задремал. Его багаж составляла лишь небольшая сумка с самыми необходимыми вещами, к которым он привык. Все остальное ожидало его в Тронхейме.
Проплывали за окнами здания станций, входили и выходили пассажиры, а Мерцалов оставался неподвижным, дремал, запрокинув голову. Так далеко в глубь Норвегии он забирался впервые. Страна маленькая, спокойная, в такой все уже давно поделено, все отношения выяснены и никому и в голову не придет заказывать убийство.
Сидя в уютном вагоне, наслаждаясь теплом кондиционированного воздуха, тяжело было поверить, что на улице минус пятнадцать. За окнами проносились занесенные снегом изгороди, искрящиеся на солнце сугробы. Но все это казалось каким-то ненастоящим, будто увиденным на экране телевизора.
Зимний день, особенно в декабре, короток. Вскоре яркий дневной свет померк, уступая место сиреневым сумеркам. Небо приобрело темный ультрамариновый оттенок, когда поезд остановился в Тронхейме.
Мерцалов в подбитой мехом расстегнутой куртке, в теплой меховой шапке спрыгнул на платформу и, не останавливаясь ни на секунду, прошел здание вокзала насквозь. На ступенях он немного задержался, окинув взглядом автостоянку, и тут же из припаркованных возле вокзала десятков автомобилей выделил нужный ему.
Старая, видавшая виды «вольво» с кузовом «универсал» обращала на себя внимание тем, что на ее крыше были укреплены пара лыж и лыжные палки.
Не спеша Мерцалов направился к этому автомобилю. Чуть скосив взгляд, проверил номер и только после этого открыл дверцу своим ключом. Машина еще не успела остыть, оставили ее здесь минут десять назад. Человек, пригнавший ее на привокзальную площадь в Тронхейме, не знал, для кого она предназначается, как не знал и того, куда она поедет потом. Ему сообщили только размер лыжных ботинок, длину лыж и комплект вещей, которые должны оказаться в автомобиле. Теперь у человека, пригнавшего «вольво» на привокзальную площадь, оставалась лишь одна забота – начиная с третьего дня ежедневно наведываться сюда перед прибытием поезда на Осло. И если машина вновь окажется на стоянке, отогнать ее, чтобы не мозолила глаза.
Двигатель завелся с пол-оборота. Мерцалов немного посидел, прислушиваясь к его работе, и, не найдя ничего, к чему можно было бы придраться, тронул автомобиль с места. Небольшой город кончился довольно быстро. Машина неслась по белому даже в ночи, засыпанному снегом шоссе.
Отъехав километров на десять, Олег остановил «вольво» и открыл ящичек приборной панели. Здесь он нашел деньги, аккуратно уложенные в голубой конверт, подробную карту этого района Норвегии, несколько оплаченных счетов. Обычно к этому набору добавлялись и документы на новое имя, но теперь Мерцалову предстояло воспользоваться теми, которые у него уже были.
– Вперед, – скомандовал себе Мерцалов, и машина помчалась извилистой дорогой по направлению к Олену – небольшому городку, расположенному на реке Гломмо.
Местные красоты, еле различимые в темноте, совсем не занимали Мерцалова. Он отложил не нужные ему теперь очки на карту и надел их лишь тогда, когда миновал дорожный указатель с названием гостиницы – «Пещера горного короля». Да, именно сюда должен прибыть завтра Валентин Батулин. Мерцалов никогда не преследовал – он всегда опережал свою жертву.
Ведь в первую очередь подозреваемых в убийстве ищут среди тех, кто приехал после потерпевшего, а не раньше него.
Небольшой отель на двадцать номеров встретил Мерцалова светом, теплом и приветливой улыбкой девушки-администратора. Фамилия, на которую для Мерцалова был заказан номер, могла принадлежать человеку практически любой национальности, прибывшего с любого континента.
«Слипин» – написанная латинскими буквами, она выглядела как американская или английская, а кириллицей – тут же становилась русской. А уж имя – Александр – было настолько же интернациональным, как и сам вид Олега Мерцалова – наемного убийцы, умело замаскировавшегося под очкарика-недотепу.
Олег первым делом протер очки, запотевшие в помещении, а затем якобы случайно рукавом зацепил на столике ручку, которая свалилась на пол.
Мерцалов пробормотал «простите», неуклюже нагнулся за ручкой, расписался в регистрационном журнале. Он получил ключ, выдал небольшие чаевые и заверил администратора, что помощь ему не требуется, свой багаж из машины он заберет сам. Сходив за сумкой, Мерцалов зашагал по коридору первого этажа, устланному мягким звукопоглощающим ковром, к самой последней двери. Соседний номер еще пустовал, и не удивительно: лишь завтра его должен будет занять постоялец по имени Валентин Батулин.
Сумку из своей машины Мерцалов не доверил бы никому. Мало того, что ее содержимое не предназначалось для чужих глаз, но к тому же он дорожил ею, как любой профессионал дорожит набором инструментов.
Хотя Мерцалов предпочитал границы пересекать налегке, имея при себе самый обычный багаж путешественника и поддельные документы. Все необходимое для «работы», предварительно собранное Мерцаловым в сумку еще дома, в пригороде Тегерана, заботливый незнакомец поместил в багажник автомашины без его участия. Каким образом – самолетом или кораблем – эта сумка попала из Тегерана в Норвегию, это уже не было заботой Мерцалова – главное, она оказалась здесь.
Он заперся в номере и распаковал свой багаж, к которому прибавились лишь зимние удочки и несколько теплых вещей. Одно из условий контракта, а именно упоминание о пятнадцатом февраля, обязывало Мерцалова и к выбору оружия. Винтовка с оптическим прицелом здесь бы не подошла. Пока Олег остановил выбор на пистолете с глушителем, нескольких ножах и черной шелковой удавке.
Приняв душ, он причесался перед зеркалом и надел очки. Стоило ему покинуть номер и запереть его на ключ, как движения Мерцалова изменились. Теперь они стали неуверенными, неловкими. Входя в бар, он задел плечом косяк, при этом выругался, чем привлек к себе внимание, но не очень пристальное. В большинстве своем отдыхающие сюда приезжали не компаниями, а поодиночке. Исключение составляли лишь четверо французов, устроившиеся за столиком. Они громко спорили на своем языке, выясняя, чья сейчас очередь сдавать карты.
