– Конечно же, дело не в этом, – сдался Мерцалов и остановился. – Вы можете снять перчатки?
– А зачем?
– Снимите, тогда я "все объясню.
Батулин снял. Над его теплыми руками поднимался еле заметный пар. Мерцалов сказал:
– Впрочем, достаточно было снять только правую.
Батулин натянуто засмеялся.
– Я уж думал, вы заметили у меня несуществующую татуировку «Север» или «Не забуду мать родную».
А дело оказывается куда как проще.
– Ну вот, теперь и вы все поняли – обручальное кольцо. Католики и протестанты носят его на левой руке.
– А если я разведенный немец? – усмехнулся Батулин.
– Про это можете рассказывать женщине, сидевшей с вами за столом, – переводил разговор в нужное ему русло Мерцалов.
Батулин вновь напрягся.
– Ну-ну, не комплексуйте! – хлопнул его по плечу Олег. – На отдыхе все мужчины холостые-неженатые, верно?
– Верно, – на этот раз Батулин рассмеялся непритворно. – Красивая женщина, правда? И, как мне показалось, не привыкла с ходу бросаться в объятия.
– К сожалению, вы меня опередили, – сокрушенно покачал головой Мерцалов. – Честно говоря, я заприметил ее вчера, но устал, было не до секса и даже не до разговоров. Приехал, немного посидел на озере и лег спать. Думал, отосплюсь и утром подкачу к этой красотке.
– Да, кто не успел, тот опоздал, – самодовольно сказал Батулин. – Но не огорчайтесь, у вас еще есть шанс. Я не собираюсь здесь долго задерживаться, и когда я уеду, то вы вполне сможете занять образовавшуюся пустоту в ее отдыхе. Только не откладывайте на потом…
– Я подумаю. Но, боюсь, мне самому придется уехать довольно скоро.
– Вы живете в России? В Москве? – поинтересовался Валентин, пытаясь припомнить, приходилось ли ему когда-нибудь прежде сталкиваться с теперешним собеседником. По мнению Валентина, выглядел тот как житель столицы, без провинциальных комплексов разбогатевшего недоучки.
«Этот человек наверняка привык к большим деньгам и не старается выставить их напоказ», – рассуждал довольно наблюдательный Батулин.
– Не совсем, – ответил Мерцалов. – Родился-то я в Москве, вырос там, получил образование, а потом Подумал-подумал и уехал.
– Далеко?
– В Новосибирск, там мне понравилось, – Мерцалов назвал первый попавшийся город, помня по досье Батулина, что тому не приходилось забираться за Урал.
– Для жителя Сибири вы выглядите почти что негром.
– Вот поэтому я и здесь. Надоели мне и Золотые Пески, и Анталия, и Куба с ее проститутками. Дал я себе зарок, что поеду следующий раз отдыхать только в цивилизованное место.
– И я решил точно так же. Если не секрет, чем занимаетесь? Свой бизнес?
– Свой бизнес.
– Какой?
– Большой, полезный и разный, – рассмеялся Мерцалов. – Это раньше хвалились профессиями, а теперь говорят о своих занятиях неохотно, словно о венерических болезнях.
– Не обижайтесь, что обошел вас на повороте.
Я имею в виду Шарлотту, – сказал Батулин немного извиняющимся тоном и бросил взгляд на стоявший неподалеку пустой домик для рыбалки. – Может, и в ловле рыбы я встану вам поперек дороги? Если хотите рыбачить здесь, этот домик ваш.
– Нет, я присмотрел себе другое место.
– Лучшее?
– Не лучшее и не худшее, просто у меня, как у каждого рыбака, свои заморочки.
Мужчины распрощались почти что друзьями, и Мерцалов заспешил к самому крайнему домику, до которого от берега озера было метров семьдесят-сто. Дойдя до него, он воткнул в держатель флажок, означающий, что место для рыбалки занято, и зашел внутрь.
Он растопил жаровню, насыпав в нее как можно больше угля, размотал снасть, но не стал забрасывать ее в лунку, а лишь закрепил на подставке. Несколько раз вздохнул, как делает ныряльщик перед тем, как броситься в воду, и развернул карту.
По ней он определил направление до ближайшего поселка, где находился телефон. По лесу его отделяло от этого места всего лишь два километра. Даже если учесть, что по глубокому снегу бежать нельзя, то смотаться туда и обратно – это час, от силы полтора.
Мерцалов не открывал дверь, ведь она выходила на озеро и его могли заметить. Прежде чем покинуть домик, он прикрепил к дверной ручке длинную тонкую шерстинку, вытянутую из шарфа, а другой ее конец зацепил между досками обшивки. Она оставалась практически невидимой, но если бы кто-нибудь открыл дверь в его отсутствие, потом это легко можно было бы установить.
Мерцалов беззвучно открыл окно, выходящее на лес, придерживая рукой стекло, чтобы случайно не задребезжало. Рамы в окнах домиков, сделанных в традиционном для Норвегии стиле, изготавливались из дерева, и стекло крепилось обыкновенным деревянным штапиком на гвоздиках. Мерцалов соскочил в снег, задернул занавеску, затем плотно прикрыл рамы. Пригибаясь, он побежал по направлению к лесу.
Его исчезновения никто не заметил. Мерцалов быстро преодолел открытое пространство и юркнул за низкие елки. Он шел быстрым шагом, насколько это возможно, когда проваливаешься по колено в снег, дышал ровно и глубоко. Вскоре идти стало легче, хоть он и поднимался на гору. Но тут слой снега был куда тоньше, из-под него местами даже проступали камни.
Взобравшись на верх холма, Олег оглянулся. Озеро было видно отсюда как на ладони. Мерцающий под солнцем снег, маленькие домики, над крышами вьется дымок, идиллическое зрелище – рождественская открытка, да и только! Затем он посмотрел вперед. В ложбине, окруженное лесом, через который пробивалась ровная линия шоссе, застыло в снегу, будто карамельки на кремовом торте, небольшое селение. Строгая по архитектуре церковь с высоким шпилем и аккуратные, словно игрушечные, строения.
Вычислить, где находится почта, было несложно.
На центральной площади приезжий всегда отыщет то, что нужно – самый большой магазин, церковь, почту и гостиницу. Стандартная планировка для каждого населенного пункта в любой части света.
Мерцалов смотрелся для здешних мест достаточно странно. Тут уже давно никто не ходил пешком, времена троллей и Пера Гюнта миновали безвозвратно. Он шел прямо посередине хорошо расчищенной от снега улицы с видом человека, который спешит по делу. В общем-то так оно и было. Может, кто-нибудь из местных и заметил его, но это Мерцалова не беспокоило: даже если кто и увидит, то не запомнит. Капюшон, наброшенный на голову, пышная опушка надежно скрывали лицо от посторонних глаз.
А вот и площадь. Возле бессмысленного в такой мороз пожарного крана, торчащего здесь, наверное, с начала века, примостилась абсолютно новая телефонная будка.
"Смешные провинциалы! – подумал Мерцалов. – Звонят из таксофона от силы один раз в год, а денег на него не пожалели. Хотят, чтобы все было как у людей.
Ну что ж, мне это на руку".
Он отодвинул дверь будки, вставил в прорезь аппарата карточку и набрал длинный номер с международным кодом. С полминуты в трубке что-то потрескивало, гудело, потом послышался громкий щелчок и чье-то дыхание. Человек, взявший трубку, не спешил спрашивать, кто ему звонит, не спешил называться сам, словно ждал этого звонка и сейчас ему недоставало только подтверждения.
Мерцалов поднес к микрофону брелок, на котором были укреплены ключи от машины, и нажал одну из кнопок. Прозвучала незамысловатая мелодия. Мерцалов вслушивался в тишину на том конце провода. Там зашуршало, и раздалась другая мелодия – посредник, действовавший от имени заказчика убийства, дал отзыв на пароль, теперь все в порядке, можно приступать к разговору.
Но и разговор для непосвященного оказался бы совсем непонятным.
– Через два, на сегодня, – сказал Мерцалов.
– Понял, – глухо ответил знакомый ему голос, и в трубке запищали короткие гудки.
«Отрапортовал. Можно приступать непосредственно к делу, – думал Мерцалов, спеша по пустынной улице вдоль занесенных снегом живых изгородей. – Небось, недоумевают, почему так рано. Но это моя забота. Неохота здесь рассиживаться, к тому же подвернулась такая великолепная возможность позабавиться».