– Что, за границу? – сощурил глаза Хохлов.
– Черт его знает, у меня своих проблем хватает, – покачал головой Шелковников. – Пойдем, Владимир Адамович, пойдем. Поздравляю тебя со звездой, вернее, даже с двумя; когда я уходил, тебя еще только к майору представили.
– Да, было дело.
– Так ты быстро… За пять лет две звезды, еще годика четыре-пять – и в генералы выйдешь?
– Может быть, может быть, если не сдохну. Заездили уже, Паша, как скаковую лошадь – бьют, погоняют и все время новые барьеры передо мной ставят и ставят. Дух перевести некогда, грязь с боков, пену с морды смыть не успеваю…
– Красиво говоришь.
– Да уж, говорить мы все научились, а вот дело делать некому.
– Что, молодежь не идет?
– Какая это молодежь – выскочки! Все толковые ушли – кто в банки, кто в частные сыскные агентства.
Кто к бандитам… В общем, разбрелись, разлетелись по свету.
– Ладно, пойдем, обмоем встречу и твои звездочки.
Кабинет Тамары Васильевой был обставлен просто, но со вкусом.
– Коньяк, водку, вино?
– Все равно, – бросил Хохлов, устало опускаясь в мягкое кремовое кресло.
На столе появилась бутылка коньяка, две рюмки, из холодильника было извлечено стеклянное блюдо с тонко порезанным лимоном, а также несколько бутербродов.
Шелковников выглянул за дверь и, обратившись к длинноногой девице в кожаной юбке, негромко распорядился:
– Людочка, пожалуйста, минут через пятнадцать подай кофе. Я тебе буду очень обязан.
На столе появилась коробка импортных конфет в блестящей фольге.
– Красиво живете.
– Приходится, иностранцы бывают. В общем, стараемся, мух не ловим. Упустить клиента – все равно что кошелек потерять, – пояснил Шелковников.
– Слушай, чем ты вообще занимаешься, Паша? – немного фамильярно обратился к нему Хохлов.
– Как видишь, картины, скульптура, вожу выставки, консультирую, помогаю с оформлением документов. Слава Богу, я на всем этом собаку съел, поднаторел, да и знакомства кое-какие остались. В общем, друзья-приятели не отказывают в помощи.
– Понятно. Живешь безбедно?
– Хотелось бы жить богаче, – спокойно произнес Павел Павлович Шелковников, бросая на стол пачку дорогих сигарет.
Хохлов вытащил сигарету из своей помятой пачки, щелкнул одноразовой зажигалкой. А его бывший коллега небрежно поставил на стол золоченую зажигалку «зиппо».
– Да, жизнь идет, – произнес полковник Хохлов, затягиваясь сигаретой.
– Насколько я понимаю, ты с машиной?
– Да, с водителем, сейчас ожидает, спит.
– Тогда тебе можно расслабиться.
– Да нет, расслабляться некогда, работы вагон.
– У всех работы много, Владимир Адамович.
– Не называй ты меня по отчеству, что за церемонии!
– Ладно, ладно, – милостиво согласился Шелковников, – хорошо, Володя, хорошо. Так что тебя привело ко мне?
Он отвинтил пробку бутылки, разлил коньяк по рюмкам, по чуть-чуть.
Хохлов взял рюмку, Шелковников свою.
– За твои звезды.
– Ну их к черту, эти звезды, не с неба они мне на плечи упали, давай за встречу.
– За встречу и за звезды, – сказал Шелковников, аккуратно чокаясь – так, чтобы не пролить ни капли ароматного напитка.
– Хороший коньяк, – опрокинув рюмку одним глотком, вздохнул полковник Хохлов.
– Да, настоящий французский.
– Давненько я такого не пил.
– А что тебе мешает? С твоей властью, с твоим умением и опытом…
– Многое мешает, и, в первую очередь, принципы.
– На принципы наплюй, – сказал Шелковников. – Я вот наплевал и видишь – живу неплохо.
– Вижу и рад за тебя.
Мужчины выпили по второй рюмке, затем по третьей. Шелковников закурил и пристально взглянул на своего бывшего сослуживца;
– Так что скажешь, Володя? Ведь ты приехал не просто посмотреть, как я живу?
– Ты знаешь, – охмелев после долгих бессонных ночей, проговорил полковник Хохлов, – прижали меня, Паша, к стенке. Да и не только меня, все управление прижали. Приказано найти то, не знаю что. Вторую неделю ищем, а толку чуть…
– Конкретнее, – попросил Шелковников и почувствовал, что у него на затылке зашевелились коротко стриженые волосы.
– Вот какое дело, может, ты что подскажешь… Ты же с этими жучками связан, которые антиквариатом торгуют, картинами из музеев промышляют…
– Был связан, – уточнил Шелковников, – пока работал в конторе. Сейчас нет, мой бизнес чистый.
– Ну, ты мне будешь рассказывать о своем бизнесе! Наслышан о нем немало.
– Ладно, наслышан так наслышан, продолжай.
– Прижали нас с больших верхов. И ФСБ, и МВД на ушах стоят, картины ищем.
– ФСБ ищет картины? – изумился Шелковников, как будто это был абсолютно невероятный род деятельности для сотрудников такого ведомства.
– Да-да, картины. В чем там суть дела, я не знаю и понятия не имею, какого хрена эти картины понадобились.
– Какие картины, Володя, конкретнее? Ты со мной не виляй, я смогу помочь, если все будет оговорено, разложено по полочкам, каждая вещь на своем месте. Картина картине рознь.
– Ладно, что мне с тобой в прятки играть, если уж приехал.
Шелковников тут же подумал:
«Наверное, и правда, не знают, бедолаги, куда кидаться, раз обращаются к человеку, который давным-давно оставил службу».
– Так вот, – продолжал Хохлов, – в Смоленском краеведческом музее хранилась коллекция, вывезенная в 1946 году из Германии. Лежала себе в хранилище пятьдесят лет, а тут вдруг хватились: вынь да положь именно эту коллекцию. Ее якобы вернуть Германии надо, и вроде бы даже наш президент пообещал ихнему канцлеру, что к девятому числу коллекция будет возвращена, то есть, подарена. Ну вот, послали меня с Митрохиным – ты его, скорее всего, не знаешь, он пришел к нам из МВД, майор, нормальный мужик.
Поехали мы с ним в Смоленск. Коллекция на месте, мы ее загрузили – и к реставраторам в Пушкинский музей, чтобы те помыли, привели все в порядок.
– Чья коллекция, ты говоришь?
– Барона Отто фон Рунге, может, ты когда о нем и слышал.
– Нет, не слышал, – удрученно покачал головой Шелковников, внутренне холодея, словно его осторожно готовили к страшной вести о смерти близкого человека.
– Так вот, реставраторы стали мыть, чистить эти полотнища и вдруг на тебе – там, оказывается, восемь подделок.
– Не полотнища, как я понимаю, а холсты. Может, подделки и вывезли из Германии? – вставил Шелковников.
– Если бы! – воскликнул полковник Хохлов. – Если бы так, тогда и незачем было бы разводить весь этот сыр-бор. А выяснилось следующее: эти поддельные картины сделаны недавно, в последние два года.
– Что ты говоришь! – словно бы не веря услышанному, воскликнул Шелковников.
– То и говорю: кому они могли понадобиться, эти долбанные картины, хрен его знает! И пошло поехало.
Каждый день оперативные совещания, каждый день нагоняй, что сделано, что раскручено. В общем, носом землю роем, ищем эти картины по всей России. А может, их давным-давно и след простыл.
– Да, задача, – Шелковников взял бутылку с коньяком, понимая, что сейчас самое время опрокинуть рюмку залпом, не смакуя аромат и не растягивая удовольствие, выпить, как лекарство, чтобы снять нервное сердцебиение, чтобы пальцы рук перестали предательски подрагивать.
– Ну, и до чего вы докопались?
– Докопались мы до многого, не зря зарплату получаем. И реставратора вычислили, который сделал туфту, и хранителя музея, который в этом деле завязан – не без его помощи картины изъяли из коллекции.
– Так и прекрасно, крутите их дальше.
– Как бы не так, – зло пробурчал полковник Хохлов, – крутите! Хорошо тебе говорить… Я бы их крутанул, я бы их так крутанул, что из них бы кровавые сопли потекли, да только крутить некого.
– Ты же только что сказал, что вычислили реставратора.
– Вычислить вычислили, а реставратор-то на том свете, сгорел вместе со своей мастерской. И, как я сейчас понимаю, специально его сожгли, гады, чтобы следы замести, чтобы ниточки оборвать. И хранителя туда же – застрелили, так что мы остались без персоналий.
